Микробы хорошие и плохие. Наше здоровье и выживание в мире бактерий. - Джессика Сакс

Еще большее беспокойство вызывает подозрение, что огромный объем антибиотиков, скармливаемых сельскохозяйственным животным, поддерживает работу канала, по которому гены устойчивости поступают из их микрофлоры в нашу. Приходится предположить, говорит Чиллер, что на каждую сальмонеллу или кампилобактера, от которых кто-то заболевает, приходятся сотни миллионов в норме безвредных бактерий, таких как энтерококки или энтеробактеры, постоянно поступающих с животноводческих ферм к нам в тарелки. “Им не обязательно вызывать у нас заболевания, чтобы обмениваться у нас в кишечнике генами с другими бактериями”.

Но хотя логика и косвенные доказательства и подтверждают реальность этого сценария, животноводы и представители фармацевтической промышленности с давних пор подчеркивают, что никому ни разу не удалось достоверно отследить передачу генов устойчивости от бактерии из коровы, курицы или свиньи возбудителю человеческих заболеваний иначе как в искусственных условиях лабораторной пробирки. “Кто скажет, что на самом деле не может быть наоборот, что огромное количество противомикробных препаратов, принимаемых людьми, не способствует выработке устойчивости у животных?” — спрашивает ветеринар Ричард Карневале, вице-президент по научным вопросам Института здоровья животных. Карневале указывает на результаты исследований, проведенных в Университете Лома-Линда и показавших, что в организме у людей, которые питаются мясом, не больше устойчивых к антибиотикам микробов, чем у вегетарианцев (хотя испытуемые-вегетарианцы, участвовавшие в этом исследовании, потребляли как яйца, так и молоко). Он также отмечает, что другие ученые продемонстрировали высокий уровень устойчивости к антибиотикам у бактерий, загрязняющие мясо, снабженное ярлыком “выращено без антибиотиков”. “Устойчивых микробов можно найти даже в оленьи* экскрементах, собранных в чаще леса”.

Фактор, который исследователи еще только начинают рассматривать и который может объяснить некоторые из этих явных аномалий, связан с тем, что происходит с тоннами антибиотиков, ежегодно выходящими из сельскохозяйственных животных с экскрементами, говорит Чиллер. Например, было показано, что из стока животноводческих ферм антибиотики попадают в грунтовые воды и в реки. Кроме того, добавляет он, предполагать, что достоверно отслеженный резкий рост встречаемости устойчивых бактерий на полках супермаркетов связан с их переходом от людей к животным, а не наоборот, просто нелогично. “Насколько мне известно, животных людьми никто не кормит”, — говорит он.

Результаты нескольких исследований дают убедительные косвенные свидетельства передачи устойчивости к антибиотикам от сельскохозяйственных животных людям. Например, осенью и зимой 1999 и 2000 года эпидемиологи исследовали вспышку высокоустойчивой инфекции мочевых путей среди студенток Калифорнийского университета в Беркли. ДНК-дактилоскопия показала, что возбудители этой инфекции происходили от одного клона, то есть уникального подштамма, кишечной палочки. Эти данные убедили исследователей, что все возбудители распространились из какого-то одного источника. Поскольку некоторые из пациенток жили в одной комнате или вообще были знакомы друг с другом, ученые сделали вывод, что источником этой инфекции была зараженная пища. Когда они выяснили, что тот же самый клон кишечной палочки вызвал вспышки подобной инфекции в Мичигане и Миннесоте в промежуток с 1996 по 1999 год, они поняли: хотя источник загрязнения не удалось выявить, он скорее всего был связан с кишечной палочкой крупного рогатого скота, распространившейся вместе с развозимой по всей стране говядиной.

По иронии судьбы, одно из самых убедительных свидетельств передачи опасных генов устойчивости от сельскохозяйственных животных людям было получено благодаря провалу ранних попыток ограничить применение антибиотиков в европейском животноводстве. Еще в шестидесятых годах британские врачи требовали от правительства провести расследование роли антибиотиков, используемых в животноводстве, в возрастающей устойчивости к антибиотикам сальмонелл и кампилобактеров, вызывающих инфекции, с которыми сталкивались поликлиники и больницы Великобритании. Результатом этих усилий стал доклад комиссии Суонна от 1969 года, где была показана отчетливая корреляция между использованием усиливающих рост антибиотиков и повышением концентрации устойчивых к антибиотикам бактерий в организмах забитых животных, а также историческим повышением заболеваемости людей устойчивым к антибиотикам сальмонеллезом. В ответ на этот отчет британское правительство запретило использование в малых дозах (“в питательных целях”) в сельском хозяйстве любых классов антибиотиков, в то время применяемых для профилактики и лечения человеческих заболеваний. Большинство стран Западной Европы последовали примеру Великобритании, заботясь о сохранении эффективности применяемых в медицине антибиотиков.

В результате животноводам пришлось обратиться к набору антибиотиков второго ряда, считавшихся неподходящими для людей из-за их предполагаемой токсичности или плохой усвояемости. Важнейшими из них были гликопептиды — семейство антибиотиков, к которому относится ванкомицин. В то время мало кто мог себе представить, что уже в ближайшие десятилетия антибиотики этого класса станут последней надеждой больниц перед лицом ширящейся эпидемии инфекций, устойчивых к метициллину. В конце восьмидесятых, когда европейские врачи впервые прибегли к ванкомицину, они были неприятно поражены тем, что устойчивость к этому антибиотику была уже широко распространена в микрофлоре у человека. Последующие исследования показали: в микрофлоре миллионов европейцев присутствуют штаммы VRE, несущие гены устойчивости к ванкомицину, почти идентичные выделяемым из кишечных бактерий кур и свиней, выращенных на авопарцине — еще одном антибиотике из класса гликопептидов и химическом близнеце ванкомицина.

Хотя ни один свидетель и не наблюдал своими глазами передачу генов устойчивости от сельскохозяйственных животных к людям, на это отчетливо указывали все данные. При этом в США и Канаде, где фермеры не использовали авопарцин (в их распоряжении была масса других антибиотиков), VRE у людей оставался редкостью, если вообще встречался за пределами больничных стен. Особый интерес у микробиологов вызвало то, что разновидности VRE, обитавшие в организме европейцев, явственно отличались от разновидностей, обитавших в организмах сельскохозяйственных животных, которыми они питались. Однако их гены устойчивости оказались почти идентичны. Иными словами, кишечные бактерии животных не заражали людей, а лишь передавали человеческой микрофлоре свои гены, проходя через кишечник человека.

В Дании, первой европейской стране, где авопарцин запретили (в 1995 году), было отмечено незамедлительное падение встречаемости устойчивых к ванкомицину бактерий у домашней птицы, хотя на их встречаемости у свиней эта мера никак не сказалась. Но у свиных кишечных бактерий гены устойчивости к ванкомицину соседствовали с генами устойчивости к другому антибиотику — тилоину. Когда же датское правительство добавило и тилозин список антибиотиков, которые запрещено использовать для стимуляции роста, это вызвало желаемое падение устойчивости к ванкомицину и у бактерий, загрязняющих свинину. В 1996 году примеру Дании последовали Германия, Бельгия и Нидерланды. Клинические исследования, проведенные за следующие пять лет, показали, что суммарная встречаемость VRE у европейцев сократилась вдвое, с 12 % до 6 %, но так и не достигла уровня, предшествовавшего периоду использования авопарцина.

В 1999 году Европейский союз потребовал полностью прекратить использование антибиотиков для стимуляции роста сельскохозяйственных животных, наложив на них запрет, постепенно введенный в действие в течение следующих семи лет. Что же послужило поводом для столь радикальней меры? В 1999 году немецкие исследователи проверяли эффективность синерцида — многообещающего нового антибиотика для лечения инфекций, вызываемых VRE. Они сразу же обнаружили, что как у пациентов, так и у здоровых испытуемых часто встречались микроорганизмы, устойчивые к новому антибиотику. Как и ванкомицин, синерцид был еще одним представителем класса антибиотиков (стрептограминов), редко используемого для лечения и профилактики заболеваний людей, но популярных среди животноводов как средство для стимуляции роста сельскохозяйственных животных.

В тот же год в Соединенных Штатах ученые из ЦКЗ выявили устойчивость к синерциду почти у 90 % энтерококков, которые загрязняют поступающую в продажу курятину, и у 12 % энтерококков, выделенных из организмов здоровых испытуемых. Исследователи предупреждали, что если начать использовать этот антибиотик для лечения людей, данный показатель быстро достигнет уровня, отмеченного у животных. Подтверждая прогноз, в 2006 году исследователи из Министерства здравоохранения штата Миннесота сообщили об устойчивости к синерциду 40 % энтерококков выделенных у людей, которые имели дело с сырым мясом птицы или просто потребляли большое количество курятины. При этом у контрольной группы из 65 вегетарианцев им вообще не удалось обнаружить устойчивых к синерциду энтерококков.