Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций - Игорь Данилевский

«…Осознанная вдруг греховность, греховность, факт которой стал очевиден благодаря ниспосланным Господом казням, вот внутренняя причина того…недоумения, которое приводит к невозможности противостоять…поганым»[315],

заключает В. Н. Рудаков, с которым и в данном случае трудно не согласиться.

Сообщение Лаврентьевской летописи о нашествии пожалуй, самое открытое в семантическом плане и, в то же время, наиболее сложное по составу. Наряду с оригинальными известиями, оно содержит множество заимствований из предшествующих летописных текстов, комментирующих и дополняющих его[316]. В нем мы находим, в частности, довольно любопытные цитаты из Повести временных лет, которые позволяют глубже уяснить авторский взгляд на нашествие. Обращают на себя внимание и некоторые текстуальные повторы, встречающиеся внутри самого лаврентьевского повествования: несомненно, повторяемые фрагменты и обороты были принципиально важны для авторской характеристики происшедшего.

Обратимся, однако, к самому тексту Лаврентьевской летописи:

«…В лето 6744. Бысть знаменье в солнци месяца августа въ 3, в неделю по обедех бысть видети всем акы месяц четырь дьни. Тое же осени. Придоша от восточные страны в Болгарьскую землю безбожнии Татари, и взяша славныи Великыи город Болгарьскыи, и избиша оружьем от старца и до юнаго, и до сущаго младенца, и взяша товара множество, а город ихъ пожгоша огнем и всю землю ихъ плениша.

В лето 6745. На зиму придоша от всточьные страны на Рязаньскую землю лесом безбожнии Татари, и почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху и до Проньска. Попленивше Рязань весь и пожгоша и князя ихъ оубиша. Ихже емше овы растинахуть, другые же стрелами растреляху в ня, а ини опакы руце связывахуть. Много же святых церкви огневи предаша, и манастыре и села пожгоша, именье не мало обою страну взяша, потом поидоша на Коломну.

Тое же зимы. Поиде Всеволодъ сынъ Юрьевъ внук Всеволожь противу Татаром, и сступишася оу Коломны. И бысть сеча велика, и оубища ю Всеволода воеводу Еремеӕ Глебовича и иных мужии много убиша оу Всеволода. И прибежа Всеволодъ в Володимерь. в мале дружине. А Татарове идоша к Москве.

Тое же зимы. Взяша Москву Татарове, и воеводу убиша, Филипа Нянка за правоверную хрестьянскую веру. А князѧ Володимера яша руками сына Юрьева. А люди избиша от старьца и до сущаго младенца. А град и церкви святыя огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша, и много именья въземше отидоша.

Тое же зимы. Выеха Юрьи из Володимеря в мале дружине, оурядивъ сыны своя в собе место: Всево[ло]да и Мстислава. И еха на Волъгу с сынвци своими, с Васильком и со Всеволодом, и с Володимером. И ста на Сити станом, а ждучи к собе брата своего Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею. И нача Юрьи князь великыи совкупляти вое противу Татаром. А Жирославу Михаиловичю приказа воєводьство в дружине своеи.

Тое же зимы. Придоша Татарове к Володимерю месяца февраля. въ 3, на память святого Семеона во вторник преж мясопустза неделю. Володимерци затвориша в граде. Всеволо же и Мстиславъ бяста, а воевода Петръ Ослядюковичь. Володимерцем не отворящимся приехаша Татари к Золотым воротом, водя с собою Вододимера Юрьевича, брата Всеволожа, и Мстиславля. И начаша просити Татарове князя великого Юрья, ест ли в граде. Володимерци пустиша по стреле на Татары. И Татарове такоже пустиша по стреле на Золотаӕ ворота. И посем рекоша Татарове Володимерцем: не стреляите, они же умолчаша. И приехаша близь к воротом и начаша Татарове молвити: Знаете ли княжича вашего, Володимера? Бе бо унылъ лицем. Всеволодъ же и Мстиславъ стояста на Золотых воротех и познаста брата свояго Володимера. О оумиленое виденье! И слезъ достоино. Всеволодъ и Мстиславъ с дружиною своею и вси гражане плакахуся, зряще Володимера. А Татарове отшедше от Золотых воротъ, и обьехаша весь градъ, и сташа станом пред Золотыми враты назрееме множство вои бещислено около всего града. Всеволод же и Мстиславъ сжалистаси брата свояго деля Володимера и рекоста дружине своеи и Петру воєводе: братья, луче ны есть оумрети перед Золотыми враты за святую Богородицу и за правоверную веру хрестьяньскую! И не да воли ихъ быти Петръ Ослѧдюковичь. И рекоста оба князя:…Си вся наведе на ны Бог грех ради наших. Яко пророкъ глаголет: Несть человеку мудрости, ни е мужества, ни есть думы противу Господеви. Яко Гос̑подеви годе бысть тако и бысть. Буди имя Господне благословенно в векы.

Cтворися велико зло в Суждальскои земли, якоже зло не было ни от крещенья, яко ж бысть ныне, но то оставим.

Татарове станы свое оурядивъ оу города Володимеря, а сами идоша: взяша Суждаль, и святую Богородицу разграбиша, и дворъ княжь огнемь пожгоша, и манастырь святого Дмитрия пожгоша, а прочии разграбиша. А черньци и черници старыя, и попы, и слепые, и хромыя, и слукыя, и трудоватыя, и люди все иссекоша. А что чернець юных, и черниць, и поповъ, и попадии, и дьяконы, и жены ихъ, и дчери, и сыны ихъ, то все ведоша в станы свое. А сами идоша к Володимерю.

В субботу мясопустную. Почаша наряжати лесы и порокы ставиша до вечера. А на ночь огородиша тыном около всего города Володимеря. В неделю мясопустную по заоутрени приступиша к городу, месяца февраля въ 7 на память святого мученика Феодора Стратилата. И бысть плачь велик в граде а не радость. Грехов ради наших и неправды за оумноженье безаконии наших попусти Бог поганыя не акы милуя ихъ, но нас кажа да быхом встягнулися от злых делъ. И сими казньми казнить нас Бог нахоженьем поганых: Се бо есть батогъ его да негли встягнувшеся от пути своего злаго. Сего ради в праздникы нам наводить Бог сетованье якож пророкъ глаголяще:…Преложю праздникы ваша в плачь и песни ваша в рыданье. И взяша град до обеда: от Золотых воротъ оу святого Спаса внидоша по примету чересъ город, а сюде от северныя страны от Лыбеди ко Орининым воротом и к Медяным, а сюде от Клязмы к Волжьскым воротом и тако вскоре взяша Новыи град. И бежа Всеволодъ, и Мстиславъ, и вси людье бежаша в Печернии городъ. А епископъ Митрофанъ и княгыни Юрьева съ дчерью и с снохами и со внучаты, и прочие княгини Володимеряя с детми, и множство много бояръ, и всего народа людии затворишася в церкви святые Богорордицы. И тако огнем безъ милости запалени быша… и тако скончашася.

Татарове же силою отвориша двери церковныя и видеша овы огнем скончавшася овы же оружьем до конца смерти предаша святую Богородицю разграбиша, чюдную икону одраша оукрашену златом и серебром и каменьемь драгым. И манастыре все и иконы одраша, а иные исекоша, а ины поимаша. И кресты честныя, и сосуды священныя, и книгы одраша. И порты блаженных первых князии еже бяху повешали в церквах святыхъ на память собе то же все положиша собе в полонъ. Якож пророкъ глаголеть: Боже! Придоша языци в достоянье твое. Оскверниша церковь святую твою. Положиша Иерусалима яко овощноє хранилище, положиша трупья рабъ твоихъ брашно птицам небесным плоть преподобных твоих зверем земным прольяша кровь их акы воду. И оубьенъ бысть Пахоми архимандритъ манастыря Рождества святы Богродица да игуменъ Оуспеньскыи Феѡдосии Спасьскыи, и прочии игумени, и черньци, и черници, и попы и дьяконы, от оуного и до старца и сущаго младенца. И та вся иссекоша овы оубивающе овы же ведуще босы и безъ покровенъ въ станы свое издыхающа мразом.

<…>

Но ныне на предречная взидем. Татарове поплениша Володимерь и поидоша на великого князя Георгия. Оканнии ти кровопиици и ови идоша к Ростову, а ини к Ярославлю, а ини на Волгу на Городець. И ти плениша все по Волзе доже и до Галича Мерьскаго. А ини идоша на Переяславль и тъ взяша, и оттоле всю ту страну. И грады многы — все то плениша доже и до Торжку. И несть места ни вси ни селъ тацех редко идеже не воеваша на Суждальскои земли. И взяша городовъ 14 опрочь свободъ и погостовъ во одинъ месяц февраль кончевающюся 45 тому лету. Но мы на предняя взидем. Яко приде весть к великому князю Юрью: Володимерь взятъ и церквы зборъная и епископъ, и княгини з детми, и со снохами, и со внучаты огнемь скончашася. А стареишая сына Всеволодъ с братом вне града убита люди избиты, а к тобе идут. Он же се слышавъ възпи гласомь великым со слезами, плача по правовернеи вере хрестьяньстеи, преж ина[и]паче о церкви и епископа ради, и о людех бяше бо милостивъ нежели собе и жены, и детии. И въздохнувъ из глубины сердца рекъ:… Господи! Се ли бы годе Твоему милосердью новыи Иовъ бысть терпеньем и верою яже к Богу? И нача молитися глаголя: Оувы мне Господи! Луче бы ми оумрети нежели жити на свете семь. Ныне же что ради остах азъ единъ? И сице ему молящюсѧ со слезами, и се внезапу поидоша Татарове. Он же отложивъ всю печаль, глаголя: Господи, оуслыши молтву мою и не вниди в судъ с рабом своимъ яко не оправдится пред тобою всякъ живыи яко погня врагъ душю мою. И пакы второе помолися: Господи Боже мои! На тя оуповах и спас мя, и от всех гонящих избави мя.