Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич

Как же это невероятно, как же потрясающе было ощутить её тепло, прижимая к себе невесомое тело возлюбленной! Каким же родным и неповторимым казался запах девушки! Правда, сердце в тоже мгновение сжала когтистая лапа – предчувствие расставания, – но усилием воли я его прогнал. Плевать, что будет потом, важно то, что есть здесь и сейчас.

…Мы жарко, яростно целовались, будто пытаясь слиться воедино. Нежные, мягкие касания переплетались с жадными укусами, а руки искали тела любимых… Когда же мы наконец оторвались друг от друга, я заговорил. Волнуясь, сбиваясь, съедая окончания слов… Мои признания в любви, обещания будущей встречи и просьбы дождаться были остановлены одним единственным касанием её пальчиков к моим губам. Волшебные глаза девушки сегодня мерцали особенно загадочно, в них будто отражалось сияние полной луны.

– Я люблю тебя…

Дуниша увлекла меня за собой. Я не знал, куда мы идём и что именно девушка хочет сделать. Любимая не произнесла более ни слова.

Мы снова выбрались в лес, снова шли привычной мне дорогой. Но пройдя под «аркой влюблённых» Дуниша повела меня в другую сторону, куда мы ещё не ходили. Охваченный странным волнением, я безмолвно следовал за басконкой.

…Мы вышли на небольшую круглую полянку, залитую лунным светом. Красиво обрамлённая папоротниками, она была целиком устлана сиреневыми цветами, чем-то напоминающими подснежники. Их запах ласкал обоняние, а общий вид невероятно красивой горной природы будто снова переносил меня в иной мир.

Горянка так же молча вышла в центр и развернулась ко мне. Её лицо тронула лёгкая улыбка, а руки… руки распустили завязки на платье, которое заскользило вниз по стройному телу девушки.

В горле мгновенно пересохло, а сердце забилось так, будто хочет разбиться о рёбра… Дуниша стояла передо мной, поражая своей нагой красотой, будто создание из сказок про лесных наяд. Невероятно тоненькая, она казалась совершенно невесомой. Её маленькие девичьи формы были идеально красивы, совершенны. Лунный свет будто наполнял её белую кожу, и мне почудилось, что она источает свечение… Чёрные, как смоль волосы и мерцающие звёзды глаз дополняли картину сказочного совершенства.

С лукавой, нежной улыбкой девушка подошла ко мне.

– Дуниша, постой. Мы сейчас совершим то, в чём ты будешь каяться…

– Никита… мне не в чем каяться. Я тебя люблю и эту ночь я хочу запомнить на всю жизнь…

…Это было невероятно, волшебно… По началу – какие-то яркие вспышки молний, пронзающие тело и сознание. Затем близость стала более чувственной и размеренной. Я понял, почему ЭТО называют близостью: слившиеся воедино, мы чувствовали каждое движение друг друга, каждое касание её бархатной коже заполоняло мои чувственные ощущения. Всем своим сознанием я впитывал в себя каждую клеточку её нежного тела…

Сколько это длилось? Я потерял чувство времени; каждая секунда была вечностью, а часы, проведённые вместе, казались мгновениями. Совершенно обессилившие, мы заснули в объятиях друг друга.

А проснулись от утреннего холода. Но и тогда нас согрела не одежда, а жар объятий…

На рассвете небо озарилось первыми лучами солнца, а лес будто взорвался птичьим пением. Такого я ещё никогда не слышал: в единую мелодию вплетались голоса сотен пернатых певцов. Все разные, они умудрялись быть в этой песне единым целым, удивительно точно дополняя друг друга. По-настоящему живая музыка природы будто окружала и заполняла всё вокруг, проникая в сознание… В который раз в эту ночь я переживал ощущение сказочности и нереальности происходящего…

…Я смотрел в глаза любимой, каждый взгляд которой был подобен этому рассвету… Не знаю как она, но я точно никогда не забуду этих мгновений. Сердце подталкивало сказать те слова, которые очень хотелось произнести. Однако мне казалось, что в данной ситуации они не принесут ничего кроме душевной боли.

Но именно в этот же миг я вдруг осознал, что был неправ. И именно с тех слов, которые бились в моей душе, как птицы в клетке, может начаться нечто совершенное и нечто новое в моей жизни. Что эти слова – тот результат сделанного выбора и тот выход, который мы с любимой страстно желали обрести:

– Дуниша, будь моей женой!

Лицо девушки озарила сияющая улыбка.

– Да!!!

Глава девятнадцатая. Тот самый выход

В сырой от росы и измятой одежде мы спешно возвращались из леса. Как бы то ни было, девушке было очень стыдно показаться в таком виде перед горожанами. Я это прекрасно понимал, хотя шансов проскочить незамеченными у нас было немного: и меня, и её наверняка уже искали.

Однако до больницы нам не встретилась ни одна живая душа. Вход в корпус никто не охранял, а больные, Слава Богу, ещё спали. Однако волнение снова охватило меня: вдруг мы его не застанем?! Но обошлось.

Главный военврач (между прочем, наваррец), пил для бодрости утренний кофе. Наш заход в его кабинет несколько ошарашил благородного испанца (родом последний был из дворян). Потому и моё обращение к нему было соответственным:

– Дон Алехандро! Я прошу простить меня за неповиновение и за то, что пострадали те славные воины, оставшиеся меня сторожить. Однако уважаемый Айнгеру обманул вас, заявив, что я желаю бежать. Это, безусловно, не так. Вы можете запросить информацию обо мне в тех терциях, в которых я служил. Более того, я надеялся, что мои командиры оставили мне хоть какую-то характеристику, указывающую, что я мужественно сражался. По крайней мере, мои раны, полученные в бою, должны свидетельствовать об этом.

– Никакой характеристики у вас нет. Что до ран, то в бою их получают и трусы. Но предположим, я вам верю. Синьора, стоящая рядом с вами, – ведь это дочь многоуважаемого Айнгеру?

– Точно так, дон Алехандро. Я скажу более: именно в этой юной сеньоре, а точнее в нашей с ней любви, кроется истинная причина той неприязни, которую питает ко мне её отец.

– Синьора Дуниша, это правда?

Невероятно смущённая, девушка не смогла вымолвить ни слова, лишь кивнула.

– Предположим, вы оба говорите правду. Но зачем же вы ко мне пришли? Попросить дать вам отсрочку перед фронтом или наказать человека, солгавшего про вас? Учтите, бумаги подписаны и отсрочку я вам дать уже не смогу.

Дуниша вздрогнула и бросила на меня полный волнения взгляд.

– Дон Алехандро, не то и не другое. Я хочу, чтобы вы нас поженили.

– Что?!!

– В армии существует давняя традиция, сложившаяся столетия назад: на поле боя или на корабле, властью заключать брачные союзы наделён командир подразделения. На момент моего нахождения в госпитале моим непосредственным командиром являетесь вы.

– Ну, это пережитки прошлого. И потом, мы в Испании. У нас браки заключаются в Церкви, а обычаев заключать светские браки, как в проклятой Республике, у нас нет. Нужно благословление родителей, да к тому же, вы наверняка не католик, а ортодокс! (при этих словах доктор даже слегка поморщился).

– И мы всё это прекрасно понимаем. Поэтому и пришли к вам. Подумайте сами: уважаемый Айнгеру недолюбливает меня с самой первой встречи. И мне кажется, источник этой неприязни заключается в том, что уважаемый отец моей любимой видит во мне захватчика. Кстати, для вас он вряд ли делает исключение… Естественно, он не даст никакого благословления. Что касается моих родителей, – то мой отец пал на поле брани, а мама сейчас томится в Гибралтаре.

– Хорошо, я понял про волю родителей. Однако вы могли объяснить это любому падре в любой Церкви.

– Да. Но у нас принято так: не муж приходит в дом жены, а жена в дом мужа. И когда русский мужчина берёт в жены иноверку, её обязательно перекрещивают перед Венчанием.

– Что же, если уважаемая синьора Дуниша готова пойти на этот шаг, и поменять Святую Римско-Католическую Испанскую Церковь на веру ортодоксов – это её выбор. Но я же вам ничем не могу помочь. Закончится война, вы встретитесь, девушка снова подумает и сделает выбор.

– Я уже сделала выбор!

Басконка устремила на врача гневный взгляд.