Автово - Андрей Портнов

— А мне эта затея с Новым Годом сразу не понравилась, — орал я на ни в чём не повинного Рудика. Тот только удивлённо смотрел на меня и решил не напоминать мне, что это целиком было моей идеей.

Вскоре подошла Галя. Мы удивились, что народ как-то не особо спешит на экзамен, хотя назначенное время уже подошло. И когда вошёл Сиверс, и мы с помощью рук и ног объяснили ему ситуацию, он согласился дать билеты нам троим сейчас.

Как я и предполагал, учебниками можно было пользоваться только так. Я подготовил кое-как ответы и решил подойти к Сиверсу.

— Ну, и как же ему отвечать, если он ничего не слышит? — спросил я Рудика.

— А ты попробуй, — ехидно ответил тот.

И я попробовал. Первым я ходил на экзамены только в школе, в институте же предпочитал этого не делать, так как по опыту знал, что последних спрашивают не так строго, а из первых обычно выжимают все жизненные соки. Но, очевидно, сегодня я забыл об этом и уже через несколько минут сидел рядом со Сталлоне.

К моему большому удивлению всё, что касалось экзамена, Сиверс слышал превосходно. Послушав ответ на вопросы из моего билета, он попросил меня вывести одну формулу. Формула была строчки на три, и, честно говоря, вывести её без подсказки мне было затруднительно. Но, кое-как выкрутившись, я считал, что «четвёрку» мне поставят.

— Удовлетворительно, — пробубнил Сиверс, расписываясь в моей зачётке.

Я даже не пошевелился. Видимо, сейчас для меня наступила «чёрная полоса», и «тройки» так и сыпались на меня. Повернувшись, я увидел испуганный взгляд Гали, но девочка зря боялась — через несколько минут она получит «пятёрку».

Как только я одной ногой ступил в коридор, на меня набросился Игорь:

— Ну, как?

Оглянувшись вокруг, я увидел, что остальные уже подтянулись и сейчас лихорадочно перечитывали конспекты.

— «Три»! — гордо сказал я.

— Вот и всё, — мрачно молвил Игорёк и, упав духом, стал ещё яростнее листать свой учебник.

— Ты куда сейчас? — поинтересовался Марат.

— В общагу! Чао! С Новым Годом вас!

— Тронулся Рыжий, — раздался замогильный голос Паши. — Вот до чего довели человека…

Третьим субъектом, который так ярко разукрасил для меня эту и без того насыщенную красками сессию, был некто Симоненко. Эдакий хромой с прищуренным взглядом мужичонка вёл у нас предмет «Судовые системы».

Нет, он у меня не вызвал с первого взгляда того отвращения, которое я испытывал, глядя на Киреева. Наоборот, с первой же встречи я учуял в нём настоящего преподавателя — мастера со знанием своего дела. Его лекции были очень даже интересными, хотя их я тоже не баловал своими посещениями.

Правда, ходили слухи, что этот хромоножка, как ласково звал его Владик, на самом деле — настоящая мразь, и что обычно он показывает себя только на экзамене. Может, так оно и было, думал я, но мне он не казался таким уж страшным, тем более что у нас был не экзамен, а зачёт. Хотя положение осложнялось наличием курсового проекта.

В этом равнодушном состоянии я находился до самой сессии.

Паника поднялась, когда хромоножка поставил Костику за курсовик «трояк». Это было ударом не столько для самого Костика, сколько для всех нас. Нашему умненькому отличнику «уд»! Неслыханная дерзость!!! Костик, конечно же, был в ярости и потребовал пересдачи, на что Симоненко заявил, что курсовики не пересдаются, а если хочешь получить оценку получше — сделай новый проект. Бред какой-то! Никто бы на это не согласился, даже Васильев. Но у Костика было задето личное эго, затронута его честь! И он совершил подвиг — спроектировал новый проект и защитил его на «четвёрку». Браво!

Я же в это время совсем опустил руки и мечтал лишь о том, чтобы мне поставили хоть эту припаршивевшую «тройку», учитывая, что эта сессия и без того уже была загажена.

Я начертил рулевое устройство судна, на которое самому было страшно смотреть, и пошёл сдавать курсовик с Рудиком. Мы, вообще, последнее время сдавали с ним всё вместе.

Кстати, не за горами был уже наш очередной отъезд в Астрахань на каникулы. Были куплены билеты, и в нашем распоряжении оставалось чуть больше недели. Все остальные зачёты и экзамены были сданы, и нас задерживал лишь хромоножка.

На мой курсовик Симоненко глядел, держась за сердце. Эта скотина (моё мнение о нём к этому времени уже изменилось) совершенно не стала смотреть пояснительную записку, а придиралась только к чертежу. Это последнее обстоятельство просто подкосило Рудика. Бедняга! Ведь именно на записку он и ставил, исписав неимоверное количество страниц, вычитывая умные фразы из миллиона книжек и занося их в неё (записку). Я говорил ему, между прочим, что он занимается ерундой, что по слухам и опыту наших однокурсников Симоненко в записки не смотрит, но мальчик верил, что труды его не пропадут даром.

А теперь такой удар!!!

Хромоножка указал мне на какой-то фрагмент в чертеже и спросил:

— Что это?

Чёрт возьми! Да откуда я могу знать, что это такое, если я один к одному всё перерисовал с учебника, абсолютно не вдумываясь в детали. Да и некогда уже было.

Я молчал, что вызывало крайнее раздражение у Симоненко.

— Что? Вы не знаете, а чего тогда рисуете? Идите, сядьте куда-нибудь и подумайте!

— О, знакомая фраза, — подумал я, и передо мной предстал образ пингвина. Однако, я сел и уступил место Рудику. Хромой развернул его чертёж, и только чудом крик не вырвался из его губёнок.

Хотя я и не асс в чертежах, однако, даже я считаю, что черчение и Рудик — понятия, полностью исключающие друг друга. Мои же чертежи Дима считал чуть ли не шедевром и откровенно восхищался ими. Мне было, конечно, приятно, тем более что все остальные на них просто плевались или предлагали послать их на выставку авангардного искусства. А когда, ещё будучи в Астрахани, один сайгак по «Деталям машин» сказал Рудику, что ему надо было поступать в пединститут (разумеется, после того, как взглянул на его чертежи), то после этого Дима окончательно возненавидел черчение каждой своей хромосомой.

Этот чертёж произвел на Симоненко такое впечатление, что мгновенно поняв, что он имеет дело с полными дубами, он даже не захотел с нами возиться, схватил Рудиковскую зачётку и поставил ему «уд». Потом позвал меня и, не дожидаясь от меня никакого ответа, поставил мне тоже самое.

— Всё, до свидания! — сказал он нам, давая понять, что не желает иметь с нами больше ничего общего.

Однако, мы и не думали уходить.

— Что-то ещё? — нервно спросил хромоножка.

— Зачёт, — ответил я.

— А вы к нему готовы?

— Да!

Разумеется, ни к чему мы не были готовы, изучили всё так, поверхностно. Но, видя, как сейчас разворачиваются события, я надеялся на такое же быстрое получение зачёта. Однако, Симоненко воспринял это как вызов и задал самый изощрённый вопрос. Тут я понял, что явно переиграл, на сегодня впечатлений и так достаточно, поэтому, сказав: «Мы придём в следующий раз», я и Рудик потопали прочь.

До отъезда оставалось каких-нибудь 3–4 дня, а мы так до сих пор и не получили зачёты. Вместе с нами товарищем по несчастью был Султан. Правда, у него времени было предостаточно, так как ни в какую Астрахань он ехать не собирался. На зимнюю сессию сюда на днях должна была приехать Катя, и он свои каникулы собирался провести вместе с ней.

На этот раз все уезжали крайне несгруппированно — по 2–3 человека и в разные дни. Я же лично должен был ехать только с Рудиком. Сегодня же уезжал Владик вместе с 3–4 счастливчиками, которые полностью сдали сессию. Ну, а мы: Султан, Рудик и я пошли на очередное растерзание к хромоножке.

Надо сказать, что на этот раз я подготовился основательно и даже запомнил все рисунки (что для меня крайне удивительно и почти невозможно). Видимо, так подействовала на меня критическая ситуация.

Извращённый Симоненко задал мне коварный вопрос, ответ которого заключался именно в рисунке, который я очень даже хорошо помнил. Приятно было видеть удивлённую рожу хромоножки, когда я ему поднёс под морду правильный ответ. Моя же очередь удивляться наступила тогда, когда, даже не требуя объяснений, он быстренько поставил мне зачёт.

— Вот и всё, — думал я, вдыхая зимний морозный воздух, возвращаясь в общагу. — Сессия закончилась! Наконец-то!!!

Я всегда испытывал неимоверное облегчение после последнего экзамена или зачёта. Это ни с чем не сравнимое ощущение свободы дано познать только студенту. Так было каждую сессию. И хотя я знал, что впереди снова и снова опять нас будут ждать эти экзамены, перед каждыми каникулами возникало чувство свободы, радости и облегчения. И сейчас я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Ну, а то, что много «троек» — ничего, значит, так было уготовано мне судьбой…

Провожать Владика мы не пошли, так как свои вещи он спокойно мог дотащить и сам. На этот раз мы уезжали всего недели на 2–3, а не как прошлым летом — на 2 месяца. И даже в камеру хранения ничего сдавать было не нужно. Как я уже упоминал, на днях сюда должна была подъехать Катя. После того, как она уехала, мы вели с ней небольшую переписку. И вот в последнем письме я предложил ей (конечно, с согласия Владика и Рудика) на время сессии поселиться в нашей 215-ой. Катя предложение приняла и тем самым сильно облегчила наше положение. Теперь, когда в наше отсутствие в комнате будет жилец, за вещи беспокоиться не стоило.