Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Прежде чем начать, однако, военные действия, сардарь еще раз попытался лишить русские войска их предводителя, которого считал противником для себя весьма опасным. В Мираке Северсамидзе застал от одного из довереннейших приближенных сардаря, Джафар-Кули-хана, письмо, в котором тот просил начальника пограничных войск прибыть для свидания с ним на назначенное место, лежавшее в нескольких верстах от русского лагеря. Осторожный Северсамидзе отправился туда не один, как делал прежде, а в сопровождении двадцати солдат, и нашел Джафара, окруженного также семью – десятью всадниками. Появление русской пехоты смутило персидского сановника. Джафар до того растерялся, что, сказав лишь несколько ничего не значащих слов, поспешил уехать. Вслед за ним из-за кустов один по одному стали выскакивать персидские всадники и, беспокойно оглядываясь на русских солдат, уходить к стороне персидского лагеря. Странное явление это и поведение самого Джафара дали повод усомниться в честности его намерений. Послан был лазутчик навести секретные справки и возвратился с известием, что Джафар приезжал схватить или убить Северсамидзе, за голову которого сардарь обещал три тысячи червонцев. Северсамидзе тотчас послал Джафару записку: «Напрасно, Джафар, беспокоился. Русский государь так велик, что моя смерть для него была бы равна смерти одного солдата; стало быть, о моей голове не стоило тебе и хлопотать». Весь вечер в лагере толковали об этом странном происшествии. Никому тем не менее и в голову не приходило, что попытка убить Северсамидзе – только прелюдия кровавой войны, которая, начавшись у мазанок ничтожного Мирака, окончится в стенах плененного Тавриза.

Но утро осветило уже кровавые сцены войны. 16 июля, когда солнце только что взошло и в русском лагере еще не успели пробить утреннюю зорю, выстрелы на аванпостах подняли на ноги весь Миракский отряд. Прискакал казак с известием, что большие силы пехоты и конницы, с пушками, идут прямо на русские пикеты. Не зная, чему приписать внезапное наступление персидских войск, Северсамидзе послал одного армянина с письмом к эриванскому сардарю, приглашая его остановить беспорядок. Персияне схватили посланного, крича, что хан не имеет нужды вести переговоры с Северсамидзе, что он уполномочен Аббас-Мирзою очистить границы от русских войск. И персидская конница кинулась на русские пикеты. Девять казаков были схвачены, татары сбиты и прогнаны.

Весь Миракский отряд, едва насчитывавший в своих рядах шестьсот пятьдесят человек при двух орудиях, стал в ружье. К счастью, артиллерийские лошади были в лагере. Дело в том, что накануне, вместе с Северсамидзе, прибыл в Мирак командир Кавказской гренадерской артиллерийской бригады подполковник Долгово-Сабуров, чтобы произвести здесь инспекторский смотр. Это-то обстоятельство и заставило артиллеристов с вечера взять с пастьбы в лагерь всех своих лошадей – счастливая случайность, которой Миракский отряд обязан был спасением своих орудий.

В цепи между тем началась перестрелка, а за густой завесой персидской конницы уже двигались батальоны сарбазов. Северсамидзе видел, что его хотят втянуть в перестрелку, а тем временем обойти и отрезать от Гумров. Ему ничего не оставалось делать, как снять лагерь и начать отступление. Тогда вся неприятельская конница, видя, что добыча уходит из рук ее, понеслась в обход и успела преградить отряду путь в тесном каменистом ущелье. Приходилось драться. Рота, шедшая в авангарде под личной командой князя, ударила в штыки, сбила персиян и открыла дорогу; но остальной отряд, свернувшись в каре, уже стоял в огне, настигнутый персидской пехотой. Быстро прискакал сюда Северсамидзе, осадил ударом в штыки неприятеля и, пройдя опасное ущелье почти без потери (в отряде были ранены только подполковник Долгово-Сабуров и один рядовой), повернул на Гумринскую дорогу. Три тысячи персиян следовали за ним по пятам.

В тот же самый день, когда Северсамидзе должен был оставить Мирак, сильные персидские партии шли по направлению к Большому Караклису и к Балык-чаю. Малочисленные и разбросанные русские посты, застигнутые врасплох, нигде не могли остановить неприятеля и по необходимости должны были отступать. Небольшой казачий пост, выставленный на урочище Сатанагаче, был разбит, а пост на речке Гамзачеванке, в восемнадцати верстах от Большого Караклиса, совершенно вырезан. Там персияне отогнали и табун казенных лошадей Тифлисского полка, изрубив бывшее при нем прикрытие; пятнадцать обезглавленных русских тел, оставшихся на самом месте кровавой катастрофы, показывали, что нападение, по всей вероятности, сделано было на сонных и что спаслись немногие.

Но самое сильное нападение было произведено со стороны Адиамака, где стоял брат эриванского хана, Гассан-Ага, с курдами и карапапахами. Пятитысячная конная партия его, перейдя в русские пределы между горой Алагез и турецкой границей, бросились грабить и жечь армянские селения по дороге к Гумрам. Истребляя все на своем пути, Гассан-Ага дошел до селения Малый Караклис, лежавшего верстах в двенадцати от границы и в семи-восьми верстах от Гумров. В Караклисе было до семи – десяти армянских дворов и стоял небольшой казачий пост, который, не имея возможности уже отступить в Гумры, отчаянно защищался вместе с жителями. До тридцати лошадей и весь армянский скот были отхвачены персиянами сразу. Селение защищалось несколько часов, даже женщины принимали участие в обороне, но, наконец, и казаки, и жители должны были уступить многочисленному неприятелю. Селение уничтожено было огнем, часть жителей истреблена, другая – угнана в плен.

В Гумрах скоро узнали о вторжении. Перестрелка, раздававшаяся весь день по окрестным селениям, слышна была в крепости и ясно говорила о происходящем. Подполковник Дегтярев, стоявший в Гумрах, попытался было помочь несчастному населению и с ротой тифлисцев вышел по направлению к Малому Караклису. Но на пути навстречу ему всюду выступали сильные конные отряды врагов, и он, признав себя слишком слабым, чтобы выдержать открытую битву, и опасаясь к тому же возмущения в самих Гумрах, после нескольких выстрелов возвратился в крепость.

Путь персиян обозначался грудами развалин и воплями жителей, и они дошли до Малого Караклиса, не встретив никакого противодействия. Было, однако, одно селение, по имени Харум, лежавшее между персидской границей и Малым Караклисом, верстах в двадцати от Гумров, которое уцелело в этот роковой день благодаря отважной стойкости своего юзбаши Дели-Хазара.

Повесть об этой смелой защите составляет исключительный эпизод в кровавой драме, разыгравшейся в этом крае и внесенной в историю под именем «последнего» персидского нашествия. Вот что рассказывал впоследствии сам Хазар.