Чужое счастье - Эйлин Гудж

Обошлись без формальностей. Судья наклонился вперед и пристально посмотрел на Ронду.

— Мисс Толтри, ваша клиентка готова сделать официальное заявление?

Ронда встала.

— Да, ваша честь, — она невиновна. Я хотела бы ходатайствовать о снятии обвинений. Они полностью не обоснованы, а так называемые улики, говорящие о причастности моей клиентки к этому преступлению, в лучшем случае голословны.

— Это еще нужно доказать, адвокат, — взгляд судьи казался лишенным эмоций, в нем ничего нельзя было прочесть, — ходатайство отклонено.

Анна вдруг поняла, что смотрит на волосы, торчащие из ноздрей почтенного Эмори Кортрайта. Если не обращать внимания на этот факт, в остальном Эмори был привлекательным мужчиной средних лет, со светло-голубыми глазами и редеющими каштановыми волосами. Она вспомнила, что видела его в церкви. Мистер Кортрайт являлся членом епископальной церкви, но женился на католичке и, пойдя на компромисс, изредка посещал мессу со своей женой. Анна также вспомнила, что вкладом Леоноры Кортрайт в их последнюю распродажу домашней выпечки был кисло-сладкий вишневый пирог — по ее словам, любимое блюдо ее мужа.

Анна вдруг поняла, что Ронда не выглядит расстроенной…

Ронда не выглядела расстроенной.

— Что же касается залога, — спокойно продолжала она, — я ходатайствую о том, чтобы мисс Винченси была освобождена под собственную гарантию.

Судья посмотрел в личное дело Анны.

— Как я вижу, судимостей нет.

— Она также имеет родственные и дружеские связи в сообществе и ведет активную работу в своем церковном приходе. — Ронда положила руку Анне на плечо. — Ее мать и младшая сестра также живут в нашем городе. Я попросила Лиз Винченси, сестру моей подзащитной, дать сегодня показания.

Судья перевел взгляд на окружного прокурора, крупного мужчину в двубортном пиджаке, с пышущим здоровьем лицом и копной белых волос.

— Мистер Шувальтер?

Шувальтер прошептал что-то одному из своих помощников и поднялся. Анна вспомнила, что в пятом классе он был задирой и искал, к кому бы поприставать.

— Ваша честь, я уверен, что мисс Винченси также хорошо относится к животным и в марте жертвует для них по десять центов. — Анна съежилась от его ехидного голоса. — Но все мы знаем о волках в овечьих шкурах. Мы говорим о женщине, толкнувшей свою сестру-инвалида, страдающую параличом нижних конечностей, в бассейн. Обвиняемая смотрела, как та тонула, и проигнорировала ее крики о помощи. — Он слегка обернулся, словно обращаясь к толпе, переполнившей галерею, и сделал паузу для усиления драматического эффекта. — Такая женщина ни перед чем не остановится.

Анна почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, но Ронда оставалась спокойной.

— Ваша честь, даже при всем желании моя клиентка не в состоянии никуда уехать. — Ронда предоставила суду на рассмотрение паспорт Анны с истекшим сроком действия и банковские записи, перед тем как вызвать Лиз.

— Мисс Винченси, в каких отношениях вы находитесь с подсудимой? — спросила Ронда после того как Лиз привели к присяге.

Лиз, элегантная и женственная в своем темно-синем костюме и жатой розовой блузке, наклонилась к микрофону.

— Я ее сестра.

— Какова была ваша реакция, когда вы узнали, что ее арестовали?

Лиз выпрямилась, ее глаза блестели.

— Это возмутительно и даже более того. Анна и мухи не обидит! Что бы вы ей… — она окинула Шувальтера свирепым взглядом.

Судья предупредил Лиз, что ей следует воздерживаться от таких комментариев.

Анне казалось, что она наблюдала за всем происходящим издалека и слышала, как они говорят о ком-то, кого она не знала. Даже звуки были искажены. Шуршание, покашливание и шарканье ног, казалось, отдавалось эхом, словно в пещере.

Она почувствовала, как напряжение немного отпускает ее, когда судья произнес:

— Принимая во внимание тесные узы, которые связывают подсудимую с сообществом, я не думаю, что существует значительный риск побега. — Но еще до того как Анна успела облегченно вздохнуть, он продолжил: — Тем не менее, учитывая серьезность предъявленных обвинений, залог устанавливается в размере пятисот тысяч долларов. — Раздался стук его молотка. — Я хочу предупредить вас обоих, — сказал судья, строго глядя на адвоката и прокурора, — что любые попытки вынести это дело на суд общественного мнения не будут рассмотрены благосклонно. — Судья многозначительно посмотрел на репортеров, царапавших что-то в своих блокнотах.

Анна была потрясена. Полмиллиона долларов? Как ей собрать хоть десять процентов от этой суммы, которая ей понадобится, чтобы внести залог? Она почувствовала, что Ронда сжала ее плечо. Все тело Анны оцепенело, словно она была под анестезией.

— Анна? — Ей казалось, что голос адвоката доносился издалека.

Она попыталась встать, но ее колени подогнулись, и она упала на стул. Спокойным голосом, не имевшим ни малейшего отношения к раскатам грома у нее в голове, Анна сказала:

— Со мной все в порядке, правда. Мне просто нужно… нужно… — внезапно у нее перехватило дыхание.

Ронда взяла ее за локоть и помогла подняться. Пока Анна стояла, покачиваясь и хватаясь за спинку стула, ей в голову пришла мысль о том, что она сейчас была в тех же условиях, что и ее мать, — зависима от других в каждой мелочи. Она обернулась к своему адвокату и хриплым шепотом сказала:

— У меня нет таких денег.

— Мы что-нибудь придумаем, — прошептала Ронда, бросая полный надежды взгляд на Лиз. Но Анна знала, что у ее сестры тоже не было таких денег. Парадоксально, но единственным человеком, который мог позволить себе внести за нее залог, была Моника.

Лаура вскочила и обняла Анну.

— Слава Богу! Я думала, что умру, если просижу здесь еще хоть минуту. — Она пристально посмотрела на Шувальтера и его помощников, исчезающих через боковую дверь. У нее были красные круги под глазами, а нос стал розовым от рыданий. Темно-зеленый свитер с высоким воротом был усыпан маленькими обрывками салфеток. — Мы где-нибудь достанем деньги, не беспокойся! — она бросила на Гектора строгий взгляд. Анна не сомневалась, что они заложат свое ранчо, если оно еще не заложено, — все, до последней сваи.

Гектор по-дружески обнял Анну за плечи. От него пахло лосьоном «Олд Спайс» и, немного слабее, конюшней, где он проводил большую часть своего утра.

— Я немного откладывал на черный день — этого, конечно же, и близко не хватит, — произнес он. Анна знала об этом, но этот жест ее тронул до глубины души.

— Вот если бы мы могли использовать деньги за календари, — маленькое вкрадчивое лицо Мод сморщилось от волнения. В гофрированном желтом платье она напоминала канарейку, влетевшую в окно.

Анна вспомнила, что календарь с аппетитными фотографиями полуобнаженных дамочек из кружка кройки и шитья, большинство из которых были бабушками, вызвал настоящий переполох, когда вышел в продажу на прошлое Рождество. Благодаря статье в «Кларионе» скромный первый тираж разошелся за считанные дни и с тех пор несколько раз переиздавался, сделав из Мод и ее подруг местных знаменитостей. Но даже если бы Анне и предложили, она никогда не согласилась бы взять деньги, собранные на благотворительные цели.

— Вот не везет! — темные глаза Финч сверкали, а на скулах выступили алые пятна. Она слишком хорошо знала, что значит быть пойманным в медленно вращающуюся шестеренку судебной системы.

— Со мной все будет в порядке, — тихо сказала Анна, касаясь крепких рук девочки. — Имеет значение только то, что вы здесь. Я не знаю, что бы я делала без вас, ребята. — Она сглотнула ком, стоявший в горле, и посмотрела на своих друзей. Ее взгляд задержался на Марке, стоявшем немного в стороне от остальных, и он медленно кивнул ей в ответ.

Лиз сунула в руку Анне сложенный листок бумаги.

— Это тебе от Дилана.

Анна развернула его и обнаружила там неоконченный рисунок карандашом, на котором был изображен ее дом. Впереди стоял Бутс, а над домом сияло желтое солнце. Внизу неровными заглавными буквами было написано: «НЕ ГРУСТИ».

Анна почувствовала жжение в глазах и усилием воли сдержала слезы, зная, что если начнет плакать, то не сможет остановиться.

— Скажи ему, что я постараюсь. И что… — у нее перехватило дыхание от волнения, — его тетя Анна шлет ему поцелуй.

Казалось, Лиз сама вот-вот расплачется.

— Все готово на завтра. Я говорила с Гленном. По его словам, придут все, кто хоть что-либо значит в этом мире. — На ее лице было написано отвращение к агенту Моники, несмотря на то что она выдавила из себя легкую ироническую улыбку. — Жаль, что Моники здесь нет. Ей бы понравилась каждая минута этого действа.

Анна почувствовала, как оцепенение покидает ее и уступает место панике. Она была так возбуждена от сегодняшнего слушания, что похороны совсем выскочили у нее из головы. А что, если она не сможет выйти из тюрьмы вовремя? Не попасть на похороны сестры… Анна не могла этого даже представить.