Как организовать и представить исследовательский проект. 75 простых правил - Вадим Радаев

Вторая часть – собственно содержательная. Ради нее мы вообще и выступаем. В нее входит критический анализ результатов, который может доходить до заключительного суждения о том, что ничего достигнуто и не было. А то, что сделано, нужно выбросить в корзину для бумаг или заново переделать.

Но за этим критическим разбором непременно следует третья, заключительная часть, которая в основе своей является кратким воспроизведением первой части, ее повторением – по существу и по тональности.

Для чего все это нужно? Первая часть нужна, чтобы втянуть докладчика в разговор, заставить себя слушать, не дать «оглохнуть» на первой же фразе и лишить возможности резкого ответа. Последняя же часть нужна для того, чтобы сгладить впечатление, выйти из сложной ситуации и помочь докладчику не потерять своего лица. Вдобавок после убаюкивающей мирной концовки ему(ей) будет сложнее броситься на нас в искреннем стремлении подавить источник неприятных звуков. Если же нет второй части, то это не оппонирование.

Добавлю, что предложенная универсальная схема только кажется простой, она требует специальной тренировки. При ее отработке люди часто «срываются», и вновь под сводами разносится гулкое «нет, но…»

Мы прекрасно понимаем, что стиль нашего выступления определяется не только правилами и канонами. Он предполагает наличие/отсутствие оригинальности мышления, а также чувства меры, которое не позволяет оригинальности перерасти в оригинальничание. Но эти вещи выходят за рамки «простых», и научить им, видимо, нельзя. По крайней мере автор перед собой столь непосильной задачи не ставит.

Напоследок вновь приводим вопросы-напоминания, которые в данном случае стоит задать себе при подготовке выступления.

• Удалось ли нам при подготовке выступления отобрать главное, не перегружено ли наше выступление излишними подробностями?

• Не забудем ли мы описать исходные параметры проекта, сослаться на коллег и спонсоров?

• Укладываемся ли мы в регламент выступления, есть ли у нас какие-то резервы времени?

• Есть ли в нашем распоряжении текст выступления и сможем ли мы его воспроизвести, не обращаясь к бумаге?

• Подготовлен ли нами достаточно полный и красочный визуальный и раздаточный материал?

• Как мы собираемся устанавливать первоначальный контакт с аудиторией?

• Сможем ли мы видеть всех присутствующих в аудитории в ходе выступления и смогут ли они нас слышать?

• Какие специфические приемы привлечения и удержания внимания аудитории мы собираемся использовать?

• Какие паразитические слова, звуки и жесты нам придется контролировать в ходе своего выступления?

• В какой степени мы допускаем элементы интерактивности в процессе выступления?

• Планируем ли мы задавать вопросы другим выступающим и в чем заключается цель этих вопросов?

• Способны ли мы, если понадобится, соблюсти каноническую схему выступления оппонента?

Глава 7. Правила использования западных моделей в социальном исследовании[23]

Очередное пришествие западников и славянофилов? – Откуда берутся доморощенные теории. – Почему в России нет своих теорий. – Как использовать западные концепции. – Возможно ли возникновение российской социальной теории

Завершая свой разговор о простых вещах, мы хотели бы выйти за рамки обсуждения процедур и затронуть вопросы содержательного толка, которые не могут не беспокоить всякого заинтересованного исследователя, независимо от его идейных пристрастий и специальных профессиональных областей. Эти вопросы можно сформулировать так: из какого материала изготавливается наш исследовательский инструмент? Должны ли мы импортировать концептуальные продукты, или лучше делать их собственными силами при помощи подручных средств? Существует ли такая вещь, как «российская теория»? И нужна ли она вообще? Ясно, что эти вопросы – отнюдь не технического или процедурного свойства. Они также не решаются чисто логическим путем. Речь идет ни больше ни меньше как о профессиональном самоопределении и исследовательском кредо. И поэтому «правила» в данной главе будут несколько иного рода.

Очередное пришествие западников и славянофилов?

История первая – о двух течениях. Некоторое время назад ко мне на рецензирование поступила хорошая диссертационная работа. Помимо прочего, меня заинтересовала одна мысль, принципиально важная для позиции диссертанта. Автор утверждал, что в социальных науках в современной России сформировались два основных течения. Первое течение – западническое, которое оперирует иноземными концепциями, безразличными к российским насущным проблемам. Второе же течение – «эмпирическое» – берет начало из собственной российской почвы (или «окружающей действительности») и производит исследовательский аппарат, прямо рассчитанный на российские нужды. Далее шел прозрачный намек на то, что именно российское «эмпирическое» течение в конце концов и должно одержать верх над «чуждыми нашему духу заимствованиями». Разумеется, именно к этому течению и относил себя автор диссертации.

Итак, в который раз нас пытаются втянуть в ставшую доброй традицией борьбу между «западниками», которые начитались всяких «потусторонних» книжек, и «почвенниками», которые черпают свои теории прямо из «реальности»[24]. Вновь нас ставят перед привычной альтернативой – российская или западная теория? С этим вопросом в нашей профессиональной деятельности, явно или неявно, мы сталкиваемся постоянно. «С кем вы, работники науки?» В ответ слышишь одни и те же рассуждения о том, что, дескать, «эти теории – западные, они не адаптированы к российской реальности», что у нас в России все по-другому, нежели в «развитых странах Запада». А у менее притязательных исследователей эти высказывания принимают более агрессивно-наивную форму: «Мы, дескать, в западных теориях не сильны. Мы – эмпирики, изучаем российскую действительность как она есть». Слушать подобные рассуждения, откровенно говоря, надоело. Но отмахнуться от вопроса нельзя – слишком многие считают ответ очевидным.

Вариант неочевидного ответа предлагается А. Ф. Филипповым, профессионально занимающимся проблемами социологической теории. Он утверждает, что никакой российской теории в настоящее время нет и, более того, нет даже никаких претензий на создание собственного большого теоретического проекта[25]. С первой частью утверждения (об отсутствии российской теории), как ни обидно, мы вполне можем согласиться. А вот с его второй частью согласиться никак нельзя. Уж чего-чего, а претензий на формирование крупных теоретических проектов у нас хоть отбавляй. Нас хлебом не корми, только дай соорудить какую-нибудь оригинальную конструкцию, причем непременно вселенского или, как минимум, общероссийского масштаба.

История вторая – об уездной политической экономии. Недавно мне позвонил незнакомый человек, который представился проректором университета одного из областных центров Российской Федерации. Это сравнительно небольшой город, в котором проживает несколько сотен тысяч человек. Приводить его название мы не будем, поскольку речь пойдет о достаточно типичном явлении. Назовем его уездным городом N. Итак, этот совершенно незнакомый человек из города N сообщил мне, что ему и его коллегам пришлись по сердцу какие-то из моих работ и они очень просят, чтобы я выступил в качестве официального оппонента на защите диссертации одного из их молодых преподавателей. Я, естественно, попросил показать автореферат.

Из присланной работы я узнал, что, оказывается, в уездном городе N создана «новая политическая экономия». Все обстоит самым серьезным образом. У направления есть свои местные классики. В автореферате содержатся ссылки на их канонизированные работы, изданные в том же городе N. У классиков, видимо, есть свои ученики, которые продвигают «учение» в неокрепшие умы молодых студентов. Создана своя терминология, малопонятная для окружающих и наполовину состоящая из неверно понятых западных терминов. Регулярно проходят региональные конференции, которые развивают эту новую политическую экономию. Излагать ее суть я не возьмусь и не припомню, чтобы мне попадались на глаза какие-то публикации данного направления. Но сам факт показался довольно значимым.

Мне кажется, что в последние годы полным ходом шел процесс нарастающего регионализма – замыкания в профессиональных микросообществах и создания своих собственных доморощенных теорий. Причем, чем сильнее университет, чем выше его претензии на доминирование в регионе, тем заметнее проявляется тенденция к замыканию. Можно было бы по наивности предположить, что наши люди отрезаны от мировой научной мысли бескрайними российскими просторами и не имеют к ней доступа. Но, как минимум, с внешней точки зрения это далеко от действительности. Специалисты из региональных центров активно стажируются за границей, ведут проекты с западными партнерами, ссылаются на западных авторов. Но по-прежнему используемые западные концепции часто существуют автономно от работы с конкретным материалом[26]. Добавим, что это характерно не только для провинции, но и для Москвы.