Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Ну просто роман… Роман со множеством действующих лиц!

Разные, разные имена мелькали в рассказах тети Любы. Например, Лидии Николаевны Шатиловой и Олимпиады Николаевны Понизовской, сестер знаменитой Эвелины, некогда тоже влюбленных в Константина Анатольевича: Лидия даже покончить с собой от любви пыталась! Впрочем, она вскоре вышла замуж за управляющего Сормовскими заводами Никиту Шатилова, а Олимпиада так и осталась старой девой и жизнь посвятила Шурке и Сашеньке. Упоминалось имя Вари Савельевой – подруги Сашеньки. И про то, как Сашенька с Варей ездили на «придворный бал», рассказала тетя Люба. Только на бал Варю не пустили – у ее платья оказалось недостаточно низкое декольте. Согласно этикету бала, оно должно было быть очень глубоким, а у Вари грудь оказалась закрыта сеточкой. Но у Саши декольте было достаточно глубоким, ее пропустили, и она впервые танцевала там вальс с Митей Аксаковым, своим будущим мужем. В юности Митя был влюблен в Сашеньку, а потом он стал женихом Вари Савельевой. Однако Митя поссорился с ней да и вскоре после того бала посватался к Сашеньке. В то время она ненадолго стала богатейшей невестой города, и никто не сомневался, что легкомысленного, нахального Дмитрия привлекает только ее приданое. Оле было ужасно неприятно, что отец женился на маме не по любви, а из-за денег, однако и Сашенька ведь была страстно влюблена не в него, а в другого человека, в знаменитого актера Игоря Вознесенского. Правда, ни Сашенька, ни ее богатейшее приданое не были ему нужны, потому что он был уже женат. Однако держалось это в тайне, и Сашенька долго-долго лелеяла напрасные надежды. Тетя Люба знала об этой истории нечто, чего не знал никто другой: ни Александр Русанов, ни тем паче Константин Анатольевич. Милка-Любка в давние времена дружила с Сашенькой и помогала ей кое-какими советами. Сашенька ставила свечки в часовне Варвары-великомученицы (что считалось вернейшим, проверенным средством привлечь любовь молодого человека), а потом Милка-Любка даже водила ее к своему дядьке, карточному шулеру Поликарпу Матрехину. А Поликарп иногда изображал из себя колдуна и ворожил девушкам на женихов. К несчастью, приворожить Игоря Сашеньке не удалось: именно в тот момент, когда она пришла к колдуну, к нему нагрянула полиция…

– Твоего отца я тоже знала, – рассказывала тетя Люба. – Он недолгое время квартиру в доме моего дядюшки снимал. Ох и красавец он был! Волосы вились – ты в него пошла со своими кудряшками, просто вылитая, только у него глаза зеленые были. И такие веселые, лукавые! Любую с ума сведут!

– Зеленые? Тогда в кого у меня глаза карие? – удивлялась Оля. – Мама ведь светлоглазая.

– Твоя мама рассказывала Шурику, что глаза у тебя такие потому, что она все время думала про того актера, Игоря Вознесенского, а у него были необыкновенной красоты черные глаза.

– А может, он и есть мой отец? – угрюмо спросила Ольга.

– Нет, ты просто как две капли воды – Митя Аксаков. Он твой отец и никто другой! А с Игорем твоя мама только один раз и встретилась, но уже после твоего рождения…

Да, много чего знает тетя Люба, много разного рассказывала она Ольге. Не уставала говорить, а та не уставала слушать. В два последних дня, остававшиеся у них до отправления плавучего госпиталя, с которым должна была уехать Ольга, они говорили, говорили так много, как никогда раньше. Чудилось, тетя Люба не просто открывала Ольге прошлое ее семьи, но пыталась свить некие прочные узы, которые привязали бы ее к дому. Да не просто привязали, но и притянули бы домой обратно из того дальнего и опасного пути, в который она так внезапно собралась.

Да, это произошло действительно внезапно!

В тот день, уезжая со станции переливания крови, Ольга молилась богу, чтобы избавил ее от Полякова. Вернувшись в госпиталь, она увидела выходящую из кабинета начальника высокую черноволосую женщину с грубоватыми чертами загорелого лица. Ольга знала ее: это была Серафима Серафимовна Метелица, которая раньше работала в госпитале начальником хирургического отделения. Причем Серафима Серафимовна была не только прекрасным хирургом, но и необыкновенным анестезиологом. Она умела так точно давать наркоз, капая эфир, хлороформ или хлорэтил на маску, что на счет «двенадцать» засыпал всякий больной, будь то мужчина или женщина, какого угодно возраста или комплекции. И если наркоз давала Метелица, он держался именно столько, сколько нужно было для операции. Просто чудо какое-то! А то ведь всякое бывало… Ольга отлично помнила один случай. Молодой боец лежал на операционном столе и ждал операции – ему собирались удалить осколок из мягких тканей предплечья. Операция не должна была занять много времени, поэтому давали быстро улетучивающийся хлорэтил. Анестезировала не Метелица – другой доктор, а она должна была оперировать. Одна ампула не усыпила раненого, да и вторая тоже. Но оперировать-то надо! Ввели сверх положенного третью ампулу. Раненый на мгновение затих, а потом вдруг приподнялся, отшвырнул всех врачей и сестер, встал вместе с операционным столом, к которому был привязан, и пошел к двери. Он даже открыл ее, однако дверной проем оказался мал, и стол, висящий на раненом, задержал его, застряв поперек двери.

Ольга как раз мыла пол в коридоре, у дверей операционной. И вдруг – грохот, испуганные крики! Распахивается дверь – и в ней возникает полуголый человек с закрытыми глазами (боец-то был уже в забытьи, не сознавал, что делает!) с привязанным к нему хирургическим столом. Серафима Серафимовна кричит:

– Остановите же его!

Но никто не может подойти к раненому, ведь стол-то мешает!

Одна Ольга не растерялась. Она подскочила к бойцу и изо всех сил уперлась руками в его грудь. И толкнула! Он пошатнулся, запрокинулся назад – и рухнул навзничь, как раз на стол. И заснул наконец, так что операцию ему сделали успешно, а Ольгу с тех пор Серафима Серафимовна, которая очень любила пошутить, называла лучшим анестезиологом госпиталя, Энска и всей Энской области. Вот и сейчас, увидев ее, женщина расплылась в улыбке, преобразившей ее грубоватое лицо:

– А, привет лучшему анестезиологу! Как поживаешь? Что такая бледная? На воздухе нужно побольше бывать. Сейчас же лето! Загорать нужно!

– Ой, когда мне загорать? – уныло вздохнула Ольга. – Некогда! Дежурство, потом отдохнуть после него и опять дежурить. А вы где так загорели, Серафима Серафимовна?

– На Волге круглые сутки провожу, – усмехнулась Метелица. – На свежем речном ветру. Солнца вволю! Я же теперь знаешь кто? Начальник СТС-56 «Александр Бородин». Слышала о таком?

– Нет.

– Да неужели? СТС – значит «санитарно-транспортное судно», иначе говоря – плавучий госпиталь. Пароход «Александр Бородин» ходит по Волге, в основном к Сталинграду. Знаешь ведь, что фашисты, взяв Крым, к нему рвутся. Бои все ближе к городу. Поначалу нам привозили раненых из-под Балаклавы и Изюма, потом из-под Кантемировки и Миллерова, теперь везут из-под Морозовска, Суровикина, станиц Придонья… Мы принимаем их в сталинградском порту и увозим в госпитали Казани, Ульяновска, Куйбышева, Саратова, Камышина. В Энске месяц не были, но сейчас зашли: нужен персонал, ох как нужен! Вечная нехватка народу у нас. Просила вон у товарища полковника, – Метелица кивнула на дверь начальника госпиталя, – не уступит ли кого-то из сестер, но нет, говорит, у самих столько работы, что разрываются на части. Что делать, ума не приложу. Мне ведь люди опытные нужны, не девчонки только что с курсов, а чтобы и рука крепкая была, и нервы. Надо бы, конечно, поговорить с людьми, вдруг кто-то согласится. Заставить тут никого нельзя, опасная у нас работа, считай, тот же фронт. Иной раз под обстрелами работаем, или, к примеру, операция идет, а в это время пароход между минами лавирует. Гады фашисты в Волгу мины стали сбрасывать! Но мы пока, слава богу, живы, как видишь. Капитан у нас – бывший лоцман, фарватер знает, как свою каюту. Ни мины нас не берут, ни бомбежки. Мы как тот колобок, который и от дедушки ушел, и от бабушки ушел. Плаваем, оперируем… даже новые методики наркоза пробуем! – гордо сказала Серафима Серафимовна. – Были у нас затруднения с медикаментами, остро не хватало эфира, хлороформа, хлорэтила. А оперировать-то надо! И решили мы попробовать алкогольный наркоз. Я о такой штуке еще до войны в «Медицинском журнале» читала, но широкого применения метод не имел. Война заставила овладеть им. Внутривенно раненому вводим раствор спирта в пятипроцентной глюкозе. И знаешь, очень хорошо действует! Интересно, что сон наступает без стадии возбуждения, и пробуждение также очень спокойно, – оживленно рассказывала Метелица, когда Ольга вдруг перебила ее: