Сын Войны, Дочь Хаоса - Джанетт Рэллисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы я ни старалась притвориться обычным туристом, мой разум продолжал возвращаться к Сетитам. Пока Джек рассказывал мне о Бостонском чаепитии, я задавалась вопросом, скольких людей он убил. Пока мы кружили вокруг группы девушек, я задавалась вопросом, как он выбирал жертв. Неужели он предполагал, что кто-то в плохой части города, кто выглядел как преступник, был преступником? Джек улыбнулся и кивнул матери, толкающей двойную коляску, и я задалась вопросом, чувствовал ли он когда-нибудь вину за то, что сделал. Его голос всегда был таким мягким, таким добрым. Я не могла представить, чтобы он причинил кому-нибудь боль.
— Тебе нужно развить внутренний компас, который указывает на воду, — сказал мне Джек. — Всегда знай, где находится река или океан.
В Аризоне я стояла под проливным дождём с Дейном. Вода казалась таким подарком в сухой пустыне. Теперь это был не подарок, а убежище, необходимость. Мне это было нужно, чтобы обезопасить себя.
Немного погуляв по гавани, Джек решил показать мне Старую Северную церковь. Мы вернулись к его машине и влились в поток машин.
— Что ты думаешь о Бостоне? — спросил он.
Я уставилась на него, мысли о прошедшем дне бурлили в моей голове.
— Мы вампиры, не так ли?
Он удивлённо рассмеялся.
— Вампиры — это просто истории. Может быть, они основаны на нас, но мы не более вампиры, чем оборотни.
— Оборотни? — я собралась с духом. — Почему кто-то может подумать, что мы оборотни?
Он поднял руку.
— Не паникуй. У тебя не вырастет много волос на теле. Некоторые Сетиты думают, что мифы об оборотнях основаны на нас, потому что ещё до того, как твой отец изобрёл флаконы, Сетитам приходилось убивать раз в месяц. Большинство из них следили за временем по лунному циклу.
Я выпрямилась.
— Подожди, мой отец изобрёл флаконы?
На мгновение Джек выглядел удивлённым, что я не знаю, затем понимание отразилось на его лице.
— Я думаю, он не сказал бы тебе об этом. Он придумал дизайн ещё в 1867 году, используя те же принципы, которые Пастер разработал для консервирования пищевых продуктов. Блестяще, правда. И это сделало его богатым. Все Сетиты используют флаконы.
— Потому что теперь, — решительно сказала я, — ты можешь подождать четыре месяца, прежде чем тебе придётся убить ещё одного человека.
Джек пожал плечами, на его красивом лице не было и следа вины.
— Это три неудачника в год, без которых миру лучше. Сигареты убивают гораздо больше людей, чем мы.
Я выгнула бровь в ответ на его сравнение.
Он взглянул на меня, прежде чем снова переключить внимание на дорогу.
— Я бы не стал этого делать, если бы не было такого избытка человеческого мусора. Думай о нас как о борцах с преступностью или супергероях. Ну, знаешь, неоплачиваемые полицейские. Без пончиков.
Вот как он это видел. Совсем как мой отец и Рорк. Он делал обществу одолжение. Услышав одно и то же обоснование от всех троих, я задумалась, не была ли я тем, кто смотрел на это неправильно. Меня не пугала мысль о том, что полицейские иногда убивают преступников. Я не думала, что солдаты, отправившиеся на войну, были злом. Я бы не возражала, если бы мои отец и брат были полицейскими или солдатами. Я бы гордилась ими. И мой папа изобрел флаконы, они сделали так, что Сетиты убивали только трёх человек в год вместо двенадцати. Я должна гордиться им, не так ли?
Я уставилась на деревья, мимо которых мы проезжали, каждое из которых было окрашено в жёлтые и красные цвета. Не раз моя мама говорила мне, что каждый человек рождается с моральными принципами. Я не могла найти свои. Если это и было так, то вышло из-под контроля.
Была ли мораль Сетитов неправильной? Верной? Ужасно неправильной? Я больше ничего не могла сказать. Может быть, Сетиты принесли больше пользы, чем вреда. Может быть, погибло бы больше людей, если бы Сетиты не уничтожали отбросов общества. Может быть, я поступаю глупо, не присоединившись к ним.
Старая Северная церковь представляла собой историческое кирпичное здание с арочными окнами и высокой узкой колокольней. Именно здесь Роберт Ньюман повесил два фонаря, чтобы показать, что британцы атакуют с моря. Перед входом стояла бронзовая статуя Пола Ревира верхом на лошади. Пока я читала плакат, Джек вытащил из кармана свой мобильный телефон и сфотографировал меня.
— Мы должны отправить это твоему отцу, — сказал он.
Я услышала то, чего он не сказал: потому что мой отец был бы счастлив увидеть, что я наконец-то вышла из своей комнаты.
Я не думала о том, чтобы фотографироваться, и вдруг мне захотелось сфотографировать осенние деревья и их пылающие цвета. Я полезла в сумочку за телефоном, потом вспомнила, что он заряжается дома.
— Я забыла свой телефон, — пробормотала я.
Джек протянул мне свой.
— Воспользуйся моим.
Я сделала несколько снимков деревьев, а затем не смогла удержаться, чтобы не сфотографировать Джека. Он был хорошей моделью: высокий, красивый, утонченный. Не высокомерен. Во всяком случае, он был недооценённым человеком, которому не нужно было выпендриваться, потому что его происхождение было самоочевидным.
Мы обошли церковь, прогуливаясь вдоль рядов белых деревянных скамей. По словам Джека, Пол Ревир никогда не ездил по городу с криками: «Британцы идут!» Его миссия зависела от секретности, и сельская местность была заполнена патрулями британской армии. Кроме того, большинство жителей Массачусетса в то время считали себя британцами. Пол Ревир действительно предупреждал патриотов на своём пути, что «Завсегдатаи выходят!»
Завсегдатаи — англичане из Англии.
Я задавалась вопросом, что ещё, как мне казалось, я знала об истории, что на самом деле было неправильным.
Затем мы прогулялись по Бостонским общим садам, среди деревьев, украшенных взрывом тёплых цветов, которые компенсировали холод в воздухе. Это была та осень, которой не существовало в непрерывном аризонском лете. Эти деревья успокаивали. Независимо от того, что времена года делали с их листьями, они были одинаковыми: древними и неподвижными.
На ужин Джек предложил сходить в хороший ресторан, но
