Коррекция - Ищенко Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И что ты думаешь делать? - спросил Маленков Молотова.
Они никогда не были друзьями, но помимо работы общались и дома, поскольку жили в одном подъезде дома на улице Грановского, только на разных этажах. Вот и сейчас Маленков, вернувшись из Кремля и поужинав, спустился на этаж поговорить с Вячеславом. Обычно домой возвращались поздно, сегодня их отвезли на пару часов раньше.
- А у нас есть выбор? - вопросом на вопрос ответил Молотов. - Коба уже все за нас решил. Собрать пленум не получится, а на съезд, который будет уже после чистки, соберутся новые люди. Догадываешься, какие решения будут приняты? Сам-то что думаешь?
- Я в принципе не против чистки, - начал Маленков. - Особенно если пустить кровь тем, кто сам в ней вымазан с головы до ног. Я узнал у Берии, кого взяли. На каждом тысяч по десять смертей. Коба припомнит им, как его приперли к стене и заставляли подписывать списки. Но ведь это только начало! Таких еще наберется немало, просто хвосты у них покороче. И только этим он не ограничится! А если начнем чистить тех, у кого есть упущения в работе или подпорчен моральный облик... Под это дело можно подвести любого! Он нас всех потому и успокоил, мол, к вам нет претензий, работайте спокойно. Сейчас нет, потом могут появиться. Нас с тобой он поставил перед фактом, но удивлены были не все. Некоторых предупредили, и я знаю, чья это работа.
- Понятно, что все подготовил Лаврентий, - согласился Молотов. - Кажется, Коба определился с преемником. А нас с тобой или уже списали, или могут это сделать в любой момент.
- Абакумова просто отправили на понижение, - сказал Маленков. - И Булганина только лишили министерского поста. Для тех, кого будут вычищать, мы с тобой люди Сталина, поэтому при победе его противников разговор с нами будет короткий. И открыто противиться мы не можем. Он все точно рассчитал. Зачем нас убирать, когда можно заставить делать дело? Молодые у него есть, но пока еще у них прорежутся зубы! Я вижу только один выход - помогать Лаврентию, доказав тем самым свою лояльность. Иначе разделим судьбу Никиты.
- Думаешь, его убрали? - спросил Молотов.
- Почти уверен. Да ты сам его вспомни! У него из всех проблем со здоровьем - одна лысина! Какая там сердечная недостаточность! В МГБ достаточно спецов, которые и нам с тобой такую же недостаточность организуют по первому приказу. Коба хорошо подстраховался. Почти все арестованные - это дружки Никиты. ЦК сейчас ополовинят, съезд отложат, а армия в руках Василевского, который получил власть от Сталина и из его воли не выйдет. И еще это обращение. Думаю, завтра реакция на него будет повсеместно восторженная! Понятное дело, что восторгаться будут не все, но такие постараются не выделяться. Надо будет завтра походить по улицам и послушать, что будут говорить люди. В газетах и так ясно, что напишут.
- В России все должно получиться, - согласился Молотов. - Разве что с Кобой что случится, да и то не факт, что Лаврентий не доведет начатого до конца. В национальных компартиях будут проблемы.
- Пока в союзных республиках нет национальных армий, на эти проблемы можно наплевать! - махнул рукой Маленков. - И чистить их не все сразу, а по одной. Если где-нибудь поднимут бучу, им же будет хуже.
На следующий день Кузнецов сформировал два десятка групп из работников Секретариата, членов Комиссии партийного контроля и привлеченных коммунистов, присланных Поповым. К концу дня часть набранных для этих комиссий работников по разным причинам отсеяли и к каждой прикрепили по одному следователю МГБ, а в Москву доставили еще трех задержанных членов ЦК. На следующее утро все группы начали работу с партийными архивами и документами, переданными им Поскребышевым.
- Они уже вышли за рамки ЦК, - сказал Маленков Молотову в перерыве. - А следствие уже передает первые дела в суд. Там все прозрачно, поэтому долго канителиться никто не будет. Первые приговоры должны быть уже через неделю. Умно сделали, пустив первыми этих: после них ни у кого уже не будет никаких сомнений в справедливости суда.
- К тебе еще Берия не подходил? - спросил его Молотов. - Значит, подойдет. Коба хочет, чтобы в "Правде" время от времени появлялись публикации видных деятелей партии в поддержку принимаемых мер. Мы с тобой пока еще видные, нам и писать. Меня он попросил это сделать завтра.
- Я его еще сегодня не видел, - ответил Маленков. - Обратится - напишу.
- А Коба хитер, - сказал Молотов, оглянувшись перед этим посмотреть, нет ли кого поблизости. - Всем накрутил хвосты и уехал в Кунцево.
- Если дело не выгорит, он может и выкрутиться, сдав Лаврентия, - понизив голос, сказал Маленков. - Хотя, если все так пойдет и дальше, то это вряд ли. Ему не простят.
- Нам никому не простят, - вздохнул Молотов. - А этими статьями мы себя привязываем к Лаврентию. Теперь уже, хочешь не хочешь, придется идти до конца. Да и не верю я в то, что все ограничится статьями. Смотри, Лаврентий и, похоже, к нам.
- Здравствуй, Егор! - поздоровался Берия. - Тебя я еще сегодня не видел. Вот что, товарищи, есть мнение, что все члены Политбюро с сегодняшнего дня должны быть обеспечены надежной охраной. Работников комиссий это тоже касается. Не исключена возможность терактов. На работу и домой вас будет отвозить не только служебный автомобиль, но и машина с охраной. И просто так вам пока нечего разгуливать. Позвоните, и приедет охрана. И это не шутки и не перестраховка. За одну статью можете получить пулю. Интересы слишком многих будут задеты, а у партийных работников оружия достаточно.
Глава 13
- Смотри, как поливает! - сказала Лида, подойдя к окну. - И, похоже, что это надолго.
- Что же ты хочешь, малыш, - Алексей отложил газету и, подойдя к ней, обнял. - Уже середина сентября. Для дождей самое время.
- Я тебе говорила, что не люблю осени? Она мне всегда напоминала о смерти.
- Тебе ли думать о смерти? - засмеялся муж. - Мне впору записывать себя в совратители малолетних. Светлана правильно сказала: больше семнадцати тебе не дашь. Если бы ты была такой, когда мы встретились, тебе не пришлось бы проявлять инициативу, я бы сам из штанов выпрыгнул!
- И никто этого почему-то не замечает!
- И не заметит, - Алексей подошел к висевшему на стуле кителю и достал удостоверение. - Посмотри на фото. И заодно на дату рождения.
- Переделал? - спросила она.
- Если бы. Ты свой паспорт давно раскрывала?
- Вообще не раскрывала. Как положила в шкаф, так он там и лежит.
- Вот возьми и посмотри. И учти, что я его тоже не касался.
- Как такое может быть? - растерянно спросила Лида, открыв паспорт. - Фотография изменилась и дата рождения на десять лет позже...
- Наверное, тот, кто подарил нам юность, не хотел, чтобы его подарок нам навредил. Отсюда и изменения в документах, и то, что никто не замечает нашей молодости. Я думаю, все изменилось не только в наших документах, но и в паспортном учете, и в моем деле в министерстве. Благодари своего бога, или кто он там есть на самом деле. Только все это нам дали авансом, нужно будет еще отработать.
- Хрущева нет, чистка ведется, чего же еще? Что там нового в газете?
- Ничего нового, - ответил Алексей. - Все, как и было. И слава богу. Уже больше недели нет ни одного смертного приговора. Сажают, снимают с должности, а то и просто в ней понижают, но расстрелы прекратились. Основных мерзавцев убрали, осталась мелочь. И своих орлов на периферии Берия почистил. Теперь любителей искать заговоры там, где их нет, поубавится. После смерти Жданова всего троих врачей арестовали.
- А они виноваты?
- Мне, малыш, об этом забыли доложить, - Алексей улегся на диван и позвал жену. - Ложись рядом, полежим. Все равно тебе нечего делать.
- Если хочешь, я дело найду! - игриво ответила Лида, ложась рядом. - С этой нежданной молодостью я рядом с тобой просто так долго лежать не могу. И ты вон на меня сразу реагируешь!
- Это позже, - сказал он, отодвигаясь. - Так вот о врачах. В мое время об этом разное писали, причем не исключали и заговора. Уж очень неприятной фигурой был Андрей Александрович. Возмущало не столько наказание тех, кто его лечил, сколько масштабы репрессий. Начали с врачей, причем посадили многих, потом перекинулись на евреев.
- Я смотрю, у вас их вообще не любят, особенно руководство.
- Руководство их как раз любит, - рассмеялся Алексей. - Причем в самом буквальном смысле. Почти у всех руководителей жены являются еврейками. Исключением были Ленин, Сталин и Калинин. Может быть, кто-то еще, но они погоды не делают. Понимаешь, в антисемитизме виноваты сами евреи, их неуемное стремление пролезть во власть и все взять под свой контроль. Такие, конечно, не все, но многие, а остальным приходится за них отдуваться. Их в нашей стране всего четыре процента, а во властных органах временами набивалось до половины. Их мало там, где нужно тяжело и долго вкалывать, но много, где чистая и выгодная работа. И объясняли это в мое время некой еврейской гениальностью. Мол, никто не мешает и русским становиться известными врачами, композиторами и режиссерами. Никто не спорит, что среди них немало способных людей, но настоящая еврейская гениальность в другом. Они очень хорошо могут использовать поддержку своих соотечественников, для устройства личных дел. В результате, если этому не противодействовать, получим непропорционально большое представительство людей этой национальности во всех значимых органах государства. И кому, кроме них самих, такое понравится?