Родишь мне сына (СИ) - Яблонская Альбина

— Если мы откажемся от претензий. Не будем претендовать на тебя, — объясняла мне мама. — То есть... не станем к вам мешаться и требовать, чтобы он тебя вернул. 

— Понятно, — выдохнула я со странным облегчением. — Так значит, Марат вам заплатил? 

— Он не только заплатил, но и замял судебное дело. Его вернули в наш суд и признали несчастным случаем. Все обвинения сняты. Проблемы больше нет, — сказала мама и с гулким звуком вытащила пробку из бутылки. 

"Проблемы больше нет", — повторила я мысленно.  

Проблемы больше нет. 

Все, из-за чего заварилась эта каша, уже в прошлом. Я должна была стать подсадной уткой, а в итоге выйду замуж за Марата. И все с этим согласны. Если бы я сейчас об этом сказала, то никто бы не был против. Все бы одобрили. Или же... всем бы было наплевать. 

— Это танзанит? — вырвала меня сестра из мыслей. — Это что, и правда танзанит?  

Она схватила меня за руку и стала рассматривать кольцо. А я сжала пальцы в кулак, чтобы она не дай бог не сняла с меня подарок. Я была в таком состоянии, что могла за такое и глаза ей выцарапать. 

— Да, танзанит. 

— Класс! — была впечатлена сестра. — Прямо как кулон на шее у Розы! В этом фильме... Как его? Ну... где они плывут на корабле, стоят на носу, держась за руки... А потом ее парень тонет, не умея плавать. 

— Лена, — возмутилась мама, — не мели ерунды. Все он умел там плавать. Просто было холодно, и Джек замерз, спасая Розу. 

Было странно это слушать. Казалось, что моя родня уж слишком увлеклась кинематографом, чтобы заметить, как я уйду.  

Даже папа не сдержался и решил сказать свое веское слово: 

— Дурацкое кино... Почему он просто не вылез на ту доску? Там же было куча места. Если б я был в воде и стоял вопрос жизни или смерти, — рассуждал отец с серьезным голосом, — я бы нашел еще пару кусков и привязал бы их к двери. Сделал бы нормальный плот. 

— Ага, конечно, — возмущалась мама. — Ты только на словах такой герой. А сам вон даже плавать не умеешь. Вырос в Ленинграде, а плавать не умеешь.  

— Ну и что?! — разошелся вдруг отец. — Ну и что, что в Ленинграде?! А где тут у нас плавать вообще, ГДЕ?! Это северное море, в нем не поплаваешь! Вода холодная! 

Они бурно ругались на пустом месте. Шла перепалка ни о чем. Мать и отец сидели через стол друг от друга, и я всем сердцем надеялась, что не буду потом как они. Мне бы не хотелось, чтобы мы с Маратом были такими, как мои родители. И как бы там ни было, я бы никогда не отдала свою дочь за деньги. О какой бы сумме ни шла речь. 

— А я вот снова плавать начала, — сказала я вдруг. Посреди спора. 

И все умолкли. Не было ни криков мамы. Ни ворчанья папы. Лена тоже сидела и молчала. Было такое чувство, будто никто не услышал моих слов.  

Так продолжалось с минуту. Мы сидели и молчали. Мама с папой что-то ели.  

Сестра едва слышно прошептала: 

— Зачем дарить голубые алмазы, если она их даже не видит? Тупизм... 

Я думала, что это все. Финал.  

Но затем моя мать поддержала разговор: 

— А я уже и не помню, где та медаль подевалась. С прошлого раза.  

Сложно сказать, к чему это было. Но я решила все же высказаться. 

— Готовлюсь снова выступать в марте. Шестого числа. В том спорткомплексе, что и год назад.  

— Это похвально, — поддержал отец. — Похвально, дочка. Молодец. Чем не повод для гордости? Ты образчик стойкости духа.  

На мгновенье я почувствовала, как краешки губ поднимаются. Я начинала улыбаться. Было приятно. Все же родителям не все равно. 

Вернее, так мне показалось. 

— Тоже мне большая честь, — вздыхала мать. — Одно издевательство над человеком. Бог и так здоровья не дал, так они попридумывали все эти... псевдоолимпиады.  

— Не "псевдо", а паралимпиады, мама, — приходилось мне оправдываться за весь спорт для незрячих.  

— Ну я ж и говорю, — не успокоилась она, — имитация бурной деятельности. Только бы деньги распилить бюджетные. Нашу Лану используют как дойную корову. 

— Для меня это важно. Я хочу бороться за золото. И... — запнулась я в сомнениях, — буду рада, если вы приедете и поддержите меня.  

Я очень хотела это сказать. И искренне надеялась, что они согласятся. Неужели я много прошу? Это и правда так сложно — просто уважать свою дочь и то, чем она занимается? Впрочем, на что я рассчитывала? Что все вдруг резко изменилось? Они и в прошлый раз не пришли. Я выступала в одиночестве, хотя других поддерживали. Даже тех, кто вылетел в первом же туре. Отчасти потому я и застряла на бронзе — банально не было стимула. Казалось, что всем наплевать. Никому я не нужна. Как и мое дурацкое плавание. 

— А что там поддерживать? — отозвалась мама. — Победители заранее известны.  

— Это неправда, — сжала я зубы от обиды. — Ничего такого нет. 

Но у мамы тут были собственные взгляды: 

— Все так и есть, ты просто плохо знаешь жизнь, лапуля. Кто больше заплатил, тому и золото. Кто меньше занес важным шишкам — тому второе место. Ну а для нищих, как семья Николич, — тяжело вздохнула моя мать, — бронза... Я вот ничего не платила — потому и бронза.  

Она упускала из виду тот факт, что нас соревновалось куда больше, чем три человека. Но какое это имело значение? Меня в тот момент интересовало лишь одно. 

— Так вы приедете? 

— Ну а зачем это надо, Лана? — ранил меня глупый ответ. — Зачем мы там нужны? Будет ведь Марат — он все порешает. Деньги у него есть. Так что хочешь золото — будет тебе золото. Скинешь нам фотку потом, если хочешь.  

Но я так и не услышала ответа. Мне хотелось точно понять, что это отказ. И тогда я просто сниму с них любую ответственность. Буду элементарно знать, что семьи у меня нет. Это только называется семьей. Если мама говорит не просто ерунду, а настоящую правду. 

— Вы приедете? — повторила я дрожащим голосом. А под глазами собиралась влага. Я ведь никого из них не видела. И все, что у меня есть — это слова. Их слова. И мне так хотелось услышать обычное "да". Чтобы убедить себя, будто все не так и плохо. Я не идиотка. 

— Лана, — решила вставить свои пять копеек моя сестра, — тебе же мама человеческим языком говорит — соревнования ненастоящие. Просто показуха.  

— А что настоящее? — спросила я. — Какие соревнования настоящие? Которые по телевизору показывают?  

— Да! — выпалила мама и развеяла сомнения. — Которые по телевизору показывают... Вон наши, погляди, сколько золота из Токио привезли. Ты видела? 

— Нет, — мотнула я головой и грустно улыбнулась. — Представь себе, не видела. 

— Извини, — услышала я это слово после стольких лет игнора. — Прости, мама выпила немножко... Понятно, что ты не видела. Куда уж тебе, бедолаге. 

Это было забавно. Мама мерила мои успехи не по тому, что они значат для меня, а насколько они престижны для общества.  

— То есть, если бы меня по телеку показывали, то ты бы пришла? Ты бы признала, что соревнования настоящие?  

— Да, — легко ответила мама. — Если бы тебя по телевизору показали, на тебе крест, — наверное, крестилась она в тот момент, — я бы поверила, что у вас там настоящая олимпиада. А это так... кружок самодеятельности.  

Слышать подобное было унизительно. Для любого человека. Но что я могла сделать? 

Лена пыталась разрядить обстановку и пойти мне якобы навстречу. 

— Хотя бы на ютубе какие видео выкладывали бы. В тиктоках там... Я бы на канал зашла и маме показала бы. А так... 

Мои слезы высохли. Они хотели сбежать по щекам, но в какой-то момент я успокоилась. Взяла себя в руки. И спросила в последний раз. Скорее как прощание, нежели реально понадеялась на согласие. 

— Спрошу в последний раз. Вы приедете болеть за меня шестого марта? 

Они обе молчали. Храбрости не хватало бросить понятное "нет", ведь это неудобно. Неприятно. Родные так не поступают — я просто ставлю их в неловкое положение. Так что, видимо, посыл был таков, что я должна все и так понимать без их объяснений.