Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования - Евгений Глущенко

Пехота Оренбургского отряда имела на вооружении игольчатые, заряжавшиеся с казенной части винтовки системы Карле образца 1867 г. Скорострельность и дальность стрельбы были удовлетворительными, но до совершенства им было далеко: длинные и тонкие иглы нередко ломались; при ударе прикладом о землю или при падении оружия происходил непроизвольный выстрел; в стволе скапливались несгоревшие клочья бумажной гильзы; пороховые газы иногда прорывались через затвор и били в лицо стрелка.

Верблюжий обоз был огромный и тяжелогруженый. Офицеры везли не только разнообразное обмундирование, но и посуду, походную мебель, тащили по степи рессорные экипажи – собирались, видимо, с ветерком пронестись по привольным хивинским проспектам, имевшим в длину не более 50 и в ширину не более 3 метров.

Известие об экспедиции в столице Туркестанского края получили только 20 января 1873 г., то есть тогда, когда авангард Оренбургского отряда уже вторую неделю находился в пути. Официально подготовка началась с этой даты, но, как всегда бывало на Руси, по-взаправдашнему готовить поход ответственные лица округа стали после появления в Ташкенте 20 февраля начальника края.

Туркестанцы выступали в поход вооруженные лучше оренбуржцев – у них в руках уже были самые современные в то время скорострельные винтовки системы Бердана. Эти очень надежные и дальнобойные, хотя и однозарядные винтовки заряжались патроном, имевшим металлическую гильзу. Орудия были как гладкоствольные, так и нарезные, как медные, так и стальные. Нарезных было в два раза больше гладкоствольных. Восемь ракетных станков образовывали отдельную конно-казачью ракетную батарею.

Туркестанские офицеры также пожелали взять с собой разнообразный и объемный скарб, и распоряжением самого главнокомандующего экспедицией их потребности в комфортном походном быте были регламентированы выделением им определенного числа вьючных животных. Генералам определено было по три верблюда, штаб-офицерам – начальникам частей – по два, штаб-офицерам – по одному и обер-офицерам – один на двоих. На трех верблюдах можно было унести около 2 тонн груза. Истинно генеральский размах.

Верблюды должны были нести боеприпасы, орудия, медицинские грузы – отряд имел хорошо снабженный лекарствами и укомплектованный врачами и фельдшерами (14 врачей, 29 фельдшеров) лазарет. Предусмотрены были для перевозки больных специально сконструированные носилки. Состояние здоровья людей в походе было особой заботой Кауфмана. По его инициативе разработали подробнейшие правила походного быта – всего 30 пунктов на 14 страницах. Это была инструкция для офицеров: «1) В начале похода, покуда еще не наступят жары, не поднимать людей ранее четырех часов утра, а с ночлегов не выступать ранее шести. С наступлением жаров поднимать до рассвета, чтобы успеть сделать переход до жара. 2) Наблюдать, чтобы люди пили чай по крайней мере два раза в сутки – утром и вечером, а если возможно, то и на привалах. Люди меньше будут пить сырой воды и тем избавятся от расстройств желудка и лихорадок. 3) Водку отпускать только в крайних случаях: в сырую погоду, после больших переходов, трудных работ. Не давать при подъеме с ночлегов и перед встречей с неприятелем (никаких «наркомовских ста грамм» времен Второй мировой. – Е. Г.). 4) Эшелонным начальникам заботиться о том, чтобы к безводным переходам или где, на ночлеге, предстоит пользоваться дурной водой, – все турсуки, баклаги и бочонки были наполнены водой… 5) В видах предохранения людей от вредных последствий быстрого перехода от дневного жара к ночному холоду наблюдать, чтобы люди вовремя надевали шинели. 6) Озаботиться, чтобы у каждого солдата была кошма для подстилки и покрышки. 7) На ночлегах у колодцев с дурной водой ставить часовых и не давать людям брать из них воду. 8) Пищу варить два раза в сутки: после прихода на ночлег и перед выступлением»[214].

Еще более подробно расписывалось, как сохранять вьючных животных и их грузы, как организовать движение эшелонов (отряд был разбит на эшелоны), как устраивать походные лагеря.

В разделе, касавшемся боевых действий, было категорически приказано максимально беречь патроны и снаряды.

При подготовке экспедиции Кауфман проявил себя и как военный инженер. По его собственноручным чертежам еще с 1871 г. на Волге и верфи Аральской флотилии изготовлялись железные понтоны; один понтон составлялся из четырех ящиков, свинчивающихся винтами. Каждый ящик весил от 80 до 100 килограммов; таким образом, восемь человек были в состоянии легко поднять весь свинченный понтон и спустить его на воду. Сборка понтона занимала два часа. Паром, собранный из понтонов, нес 2 орудия и 16 человек. Понтоны, предназначенные для переправы через широкую Амударью, прозвали кауфманками. А в походе кауфманские ящики служили емкостями для водопоя верблюдов, лошадей и взятого на мясо, так называемого порционного скота. Напившись из кауфманок, верблюды несли их на себе дальше.

28 февраля в Ташкенте командующий экспедицией принимал парад войск Ташкентского гарнизона, выступающих в поход. Вместе с войсками, выстроенными в несколько линий, на площади в русской части города собрались почти все его жители, в том числе из так называемой туземной части. Погода была теплая, небо по-весеннему ясное, люди были радостно возбуждены. Коренные ташкентцы, то есть сарты, ничуть не возмущались, что русские идут громить их единоверцев.

Кауфман, придававший немалое значение представительской стороне своего губернаторства, как бы оправдывая прозвание «полуцарь», принимал парад максимально торжественно, в сопровождении большой, сверкающей орденами и золотым шитьем свиты. Во время парада был отслужен молебен с водосвятием. В завершение войска прошли церемониальным маршем.

Устроители парада имели целью не только поднять дух российского солдата, но и оказать моральное давление на далекого противника, до которого, несмотря на значительное расстояние и отсутствие какой-либо регулярной системы оповещения и связи, должен был очень скоро дойти слух о превосходном состоянии и мощном вооружении выступающих в поход частей.

1 марта ташкентские войска покинули город; шел дождь, что было хорошим предзнаменованием; правда, глинистые дороги очень скоро раскисли, и для туркестанских солдат началась тяжкие походные будни.

Маршрут Туркестанского отряда был проложен так, чтобы как можно меньше двигаться по территории Бухарского ханства: не хотели лишний раз раздражать пусть и полусамостоятельного, но все же властелина. В результате пришлось идти по необжитым местам. Кауфман и его ближайшее окружение были приятно удивлены, когда через несколько дней по выходе из Ташкента походную колонну встретила депутация от бухарского эмира, имевшая поручение от имени своего владыки выразить Кауфману дружеское расположение, полную готовность к услугам и пожелание успеха предпринятой экспедиции. Эмир просил передать генерал-губернатору свое удивление тем, что он избрал столь далекий путь в Хиву, когда бы мог пройти по заселенным районам его ханства. Послы эмира также сообщили, что бекам тех бухарских районов, через которые лежал путь экспедиции, эмир строжайшим образом приказал подготовить фураж, топливо и воду для отряда.

Переход за переходом отряд одолевал среднеазиатские просторы. Весенняя погода сменилась холодами и буранами, дожди переходили в снегопады. Промокшая одежда замерзала и затрудняла движение усталых людей. Начался падеж верблюдов. Люди добредали до конца перехода и, к великому для себя облегчению, находили заранее заготовленные припасы – топливо и фураж. В тех случаях, когда солдаты останавливались на ночлег близ кишлака, местные жители устраивали возле лагеря импровизированный базар.

Наиболее легкая часть похода закончилась через две недели после выступления из Ташкента, когда часть отряда, с которой двигался Кауфман и члены Царствующего дома, достигла населенного пункта Темир-Кобук. С этого момента начался настоящий степной поход – здесь отряду предстояло свернуть в Кызылкумскую степь, с каждым шагом удаляясь от гор, от оседлого населения, самое главное – от живой воды рек и ручьев. Предстояло двигаться по пескам без проложенных постоянных путей. Бывали дни, когда ветер дул сутками, тогда поднимались пески: с большим трудом удавалось установить палатки, но и в них нельзя было укрыться от песка. Приготовленная в палатке постель быстро покрывалась толстым песчаным слоем. К тому же палатки, поставленные на песке, плохо держались, их срывало сильными порывами ветра.

Здесь закончился обследованный рекогносцировками прошлых лет отрезок маршрута – остальной путь до Амударьи был известен только по расспросам. К этому времени отряд вступил в беспредельное царство песчаных барханов. Те, кто прошел этот путь, потом признавались, как у них сжималось сердце при малейшем дуновении ветра. Легкий ветерок мог превратиться в сильный многочасовой ветер, способный поднять песчаные холмы в воздух и замести еле обозначенную караванную тропу. Такая возможность постоянно тревожила Кауфмана. Он самолично и по многу раз расспрашивал проводников и встречных кочевников о путях через пустыню, сопоставлял полученные сведения, то и дело собирал свой штаб. До него доходили также слухи о том, будто известный степной разбойник Садык, состоявший на службе хивинского хана (в советское время его называли вождем национально-освободительного движения), движется навстречу отряду, чтобы завалить или испоганить колодцы по маршруту до реки. Если бы это случилось, поход завершился бы результатом 1840 г. Срочно сформированный летучий казачий отряд был послан навстречу Садыку, который ушел, не решившись встретиться с казаками в открытом бою.