Кризис - Александр Хинштейн

Да, дефицит и очереди оказались побеждены. Но жизнь от этого краше не стала. Что толку от праздничного магазинного изобилия и расплодившихся повсеместно коммерческих ларьков, если купить ты все равно ничего не можешь. При коммунистах, по крайней мере, было не так обидно: никому — ничего.

Когда Гайдар увидел, что создает рынок без денег, он с той же лихостью бросился формировать «класс собственников».

После подготовленного им указа о свободе торговли вся страна — от пионеров до пенсионеров — устремилась в бизнес. Отныне каждому разрешалось торговать где угодно и чем угодно. Центральные площади и улицы российских городов превратились в гигантские толкучки. Люди хватали в магазинах все, что попадалось под руки, и тут же выносили на рынки; для стариков это вообще стало единственным способом выживания, ибо на пенсии можно было купить разве что десяток батонов.

Одновременно к либерализации добавилась и приватизация.

На самом деле ничего общего с классической приватизацией — той, что многократно была апробирована другими странами, — детище Гайдара и Чубайса не имело.

У них — процесс приватизации длился десятилетиями, ибо государство стремилось выручить за свою собственность как можно больше. (В Англии, например, 80 лет, в Венгрии — 10.) У нас — в режиме марш-броска.

Приватизация по Гайдару и Чубайсу — это была почти коллективизация. («Нашей целью, — с коммунистическим задором восклицал Чубайс, — является построение капитализма в России, причем в нескольких ударных лет, выполнив ту норму выработки, на которую у остального мира ушли столетия».)

Чубайс Анатолий Борисович (р. 1955) — министр всей российской экономики в разных ее проявлениях (Гэскомимущество, Минфин), руководитель президентской администрации, председатель правления РАО «ЕЭС России», один из авторов пресловутой приватизации.

По степени народной ненависти не имеет себе равных, даже Зурабов не сумел его переплюнуть. Говорят, когда Чубайс был маленьким, в школьном спектакле «Снежная королева» он играл роль волшебника. Ребята его якобы не любили и частенько били. С этого-то, похоже, все и началось…

Неважно, что и почем продать, главное — сам процесс. Чубайс даже утвердил специальный план-разнарядку. В год требовалось приватизировать 70 тысяч предприятий и ни фабрикой меньше. Регионам, например, настоятельно «рекомендовалось» приватизировать дома культуры и клубы во всех райцентрах, на их месте должны были появиться магазины и супермаркеты. Слава богу, у большинства губернаторов хватило ума этого не делать; в противном случае ни одного села в России сегодня просто бы не осталось.

Вся экономика России была оценена реформаторами в 100 миллиардов долларов, если, конечно, исходить из номинальной стоимости ваучера (10 тысяч рублей).

Но поскольку бумажка эта очень быстро обесценилась (под конец за нее давали разве что бутылку водки), то получалось, что сотни тысяч предприятий огромной страны «тянут» на каких-то 1–2 миллиарда «зеленых».

Для сравнения рынок одних только акций в маленькой Мексике оценивался в тот же период в $ 150 миллиардов.

Бред — по-другому не скажешь. Все в стране продавалось уже по новым, либерализованным ценам. А заводы и шахты — по расценкам советского времени. Хотя логичнее (и честнее!) было бы совсем наоборот.

Позднее сам Гайдар сознается: «Ваучер не имел никакого значения, кроме социально-психологического». «Пропагандистская составляющая была фантастически важна», — подтвердит потом и Чубайс. А их соратник, будущий министр экономики Евгений Ясин, вообще, однажды разоткровенничавшись, скажет, что знаменитое чубайсовское обещание двух «Волг» за один ваучер было «чисто пропагандистской задачей», ибо «приватизация справедливой не бывает».

По такой же бесстыжей логике наперсточник, обобравший свою жертву до нитки, снисходительно объясняет ей потом секреты мастерства: так я шарик прятал в карман, так незаметно доставал из рукава…

В первые же приватизационные годы половина всей госсобственности была продана за бесценок. Впоследствии Счетная палата проанализирует эти процессы, и окажется, что от реализации 145 тысяч предприятий (!) казна выручила менее 10 миллиардов долларов. Ровно в 9 раз меньше, чем Латинская Америка получила от продажи 279 предприятий.

Каково, а? 9 тысяч за 90 миллиардов. И 145 тысяч за 10.

Завод «ЗиЛ» со всей инфраструктурой перешел в частные руки за 4 миллиона.

Челябинский тракторный — за 2,2 миллиона.

Центр мирового машиностроения «Уралмаш» — за 3 миллиона 720 тысяч.

Весь Газпром — с сотнями тысяч километров трубопроводов — оценили в смехотворные 250 миллионов. Сегодня столько стоит один (!) многоквартирный новый дом в центре Москвы.

Несмотря на громогласные заверения Чубайса с Ельциным, что ваучер — это билет в свободную экономику, подавляющее большинство закомпостировать его так и не сумело.

Где, допустим, находятся теперь наши кровные ваучеры, авторам неизвестно, сгинули в туманной дымке вместе с обещанными Чубайсом «Волгами». Ни один из наших друзей, знакомых или родственников также ощутимой пользы от них не обрел.

Из 600 чековых инвестиционных фондов, созданных специально для сбора ваучеров, абсолютное большинство лопнуло, не оставив следов.

Так кто же, спрашивается, уехал по этим билетам в ту самую свободную экономику, этакую волшебную страну Эльдорадо? А ответ, собственно, на поверхности.

«Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров», — прекраснодушно восклицал летом 1992-го Ельцин. В действительности приватизация проходила в интересах как раз этой самой горстки. В противном случае ваучеры были бы не обезличенными, а именными, как предлагали поначалу многие экономисты.

Первый глава Госкомимущества Михаил Малей считал, например, что государство должно открыть на каждого гражданина именной приватизационный счет в банке, тогда сразу было бы ясно, откуда у человека деньги, и весь ход приватизации становился прозрачен. Ровно так было прописано и в законе, принятом Верховным Советом летом 1991-го. Назывался он «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР».

И Малей, и депутаты не понимали главного — прозрачность реформаторам даром была не нужна. Посему неуступчивого Ма-лея быстренько заменили Чубайсом. На закон наплевали. А предприимчивые дельцы принялись скупать обезличенные чеки мешками. Каха Бендукидзе с гордостью рассказывал потом, что первый пакет «Уралмаша» приобрел за два набитых ваучерами автомобильных багажника.

Кто, интересно, в начале 1990-х был в состоянии безболезненно вытащить из кармана пару-тройку миллионов долларов? Честный кооператор? Да он таких денег и в глаза не видел. Академик? Деятель культуры? Ага, держите карман шире. Это при средней-то зарплате тогда в 22 «бакса».

Подобными суммами могли оперировать исключительно цеховики, подпольные миллионеры и организованная преступность, которая набрала уже немалую силу, поднявшись на рэкете и поборах с кооператоров. Им и только им приватизация оказалась на руку.

Бендукидзе Каха Автандилович (р. 1956) — российский предприниматель и грузинский политик.

В бизнес пришел из науки. На приватизационных аукционах выкупил пакет акций «Уралмаша», на базе которого впоследствии создал ОАО «Объединенные машиностроительные заводы». В 2004-м уехал на историческую родину, в Грузию. Был министром экономического развития, министром по координации реформ, возглавлял канцелярию правительства

Прочему населению оставалось лишь наблюдать со стороны, как богатеют новые хозяева жизни, шастая по презентациям и казино. Да считать последние копейки, которые ежемесячно съедала гиперинфляция. (За год рубль упал по отношению к доллару в 2,5 раза: со 170 до 415 рублей.)

Уже летом 1992-го в России возник кризис неплатежей. Из-за непомерного взвинчивания цен тысячи предприятий не могли покрывать убытки. Остановилась «оборонка»: она не получала больше госзаказов, а клепать вместо ракет кастрюли и чайники способен был далеко не каждый. По всей стране людям перестали платить зарплату. Хуже всего складывались дела в Сибири и на Дальнем Востоке. Целые города стояли без тепла и света.

Раньше казна пополнялась за счет налогов, собственного производства и экспорта. Теперь налогов никто не платил, ВВП упал на 19 %, а нефть, газ, металлы, уголь продавались за рубеж по бросовым ценам.

Отменив внешнеторговую госмонополию, Гайдар отчего-то забыл установить экспортный контроль и ввести таможенные пошлины. Естественно, коммерсанты радостно этим воспользовались. Валютоемкая продукция теперь повсеместно уходила на Запад в 3–4 раза дешевле прежнего. Магнитка, например, торговала сталью по 20–30 долларов за тонну, хотя еще вчера продавала по 100.