И девять ждут тебя карет - Мэри Стюарт

Я нахмурилась. Это было так нелепо, что внушало неясное беспокойство. Потом я пожала плечами и засмеялась.

— Ну-ка, фея, где твои тыквы? — сказала я себе и взялась за ручку двери Филиппа.

ГЛАВА 12

Из темной ниши на парчовый плат

Явилась драгоценная посуда.

И разливался пряный аромат

В ночной, прохладной тишине...

Пей за тяжкие грехи,

За тебя, сестрица смерть!

Филипп не спал. Прокравшись в его спальню, я увидела, что он сидит в халатике на кровати, не отрывая глаз от двери. В камине весело горел огонь, который должен был потухнуть несколько часов назад. Занавеси, закрывающие высокую дверь на балкон, были раздвинуты, и лунный свет ложился косой широкой, как свет театрального прожектора, полосой на изголовье кровати.

Лунные лучи ярко освещали сидящего мальчика, окрашивая его лицо в желтоватый, почти восковой цвет, черные глаза казались огромными. Он выглядел очень хрупким.

Но он казался очень оживленным и, едва увидев меня, сказал:

— Вас не было целый век.

— Ты сказал «в самую полночь», помнишь? Полночь только что наступила.

— Полночь? Правда? — Он был очень доволен. — Я развел огонь, зная, что вы придете.

— Конечно. Как это тебе удалось не заснуть до сих пор? — Увидев нетронутую чашку какао на столике у кровати, я засмеялась: — Понятно, на голодный желудок не спится. У тебя не слипаются глаза?

— Немножко, — признался он. — Но мне хотелось, чтобы горел огонь.

— Ты все время сидел вот так?

Он смущенно отвел от меня большие черные глаза и стал щипать покрывало.

— Я надеялся... я думал, не посидите ли вы со мной, если уж пришли?

— А в чем дело, Филипп? Что-нибудь случилось? — спросила я, сев к нему на кровать.

Он энергично покачал головой, но потом бросил на меня один из своих загадочных взглядов искоса. Я потянулась к нему и взяла за руку:

— Что случилось, малыш?

— Кошмары! — сердито пробормотал он.

— О господи, а я и не знала. Какой ужас! Какие кошмары?

— Кто-то заходит ко мне, — ответил он, — трогает меня.

Как ни странно, его слова испугали меня больше, чем рассказ об обычном кошмаре, когда снится, что тебя преследуют, а ты бежишь, но не можешь сдвинуться с места.

Немного передернув плечами, словно холодок пробежал у меня по спине, я сказала, кажется, слишком уверенным тоном:

— Ну, Филипп, это просто сны. Никто к тебе не приходил и не трогал. Правда, я иногда захожу к тебе, когда ты спишь...

— Нет, — упрямо сказал Филипп, — не вы. Если бы вошли вы, я бы не испугался.

— И часто у тебя бывает этот сон?

Он кивнул.

— Ты не просыпаешься от него? Если проснешься, позови меня, и я приду.

— Я зову, но меня не слышно.

Я похлопала его по руке. Она была очень маленькая и холодная.

— Значит, ты еще не проснулся. Это просто сон. И вполне может быть, что во сне ты видишь меня. Я обычно захожу к тебе перед сном. Ты всегда крепко спишь.

— Правда?

— Как бревнышко. И храпишь.

— Спорим, что не храплю.

— Спорим, что храпишь. А теперь послушай. У меня есть к вам предложение, мсье граф де Вальми. Раз ваша милость не соизволит спуститься в столовую на ужин в праздничную ночь, не угодно ли вам, чтобы ужин явился к вам сюда?

— Ужин? Но я уже поужинал.

— Это было несколько часов назад, — сказала я, а я совсем не ужинала. Не будет ли ваша милость так любезна принять участие в полуночном пире вместе со мной и вашим кузеном Раулем?

— Полуночный пир? О, мисс Мартин! — Большие черные глаза радостно блеснули в лунном свете, потом их взгляд стал неуверенным. — Вы сказали, с моим кузеном Раулем?

Я кивнула:

— Он сказал, что принесет еду сюда и... о, вот и он.

Дверь спальни бесшумно открылась, и вошел Рауль, нагруженный бутылками, за ним следовал один из официантов с подносом. Рауль поднял длинную аристократическую бутылку с золотым горлышком, шутливо приветствуя нас.

— Привет, мсье граф де Вальми! Пожалуйста, поставьте сюда поднос, хорошо? — обратился он к официанту. — Спасибо. Как вы думаете, вы сможете потом унести отсюда остатки? Тайно, конечно.

— Конечно, мсье.

Лицо официанта оставалось совершенно неподвижным. Что-то перекочевало из руки Рауля в его ладонь.

— Прекрасно. Тогда это все. Спасибо.

— Благодарю вас, мсье.

Официант наклонил голову, проскользнул между мной и кроватью, вышел и закрыл за собой дверь.

— Значит, у нас действительно будет полуночный пир? — спросил Филипп, немного исподлобья глядя на двоюродного брата.

— Без всяких сомнений. — Рауль ловко открывал бутылку с золотым горлышком. — Тайный... А, вот и все. Громкий звук, а, Филипп? У тебя здесь очень уютно, лучше не бывает. И прекрасный огонь. Тебе не холодно, Линда?

— Нет, спасибо.

Рауль наливал мне шампанское. Филипп, забыв о своих сомнениях, выпрыгнул из кровати:

— Это лимонад?

— Это царица всех лимонадов.

— Шипучее, правда? Выстрелило как ружье.

— Ружье или не ружье, но я сомневаюсь, чтобы это было вашим привычным напитком, кузен. Я принес тебе настоящий лимонад. Возьми.

— Это больше похоже на лимонад, — согласился Филипп, принимая из рук Рауля высокий стакан с шипящим желтым напитком. — Мадемуазель, хотите немного моего настоящего лимонада?

— Выглядит чудесно, — сказала я, — но мне не хотелось бы обижать твоего кузена.

Рауль, ухмыльнувшись, подал мне бокал шампанского:

— Не думаю, что вы привыкли к этому, но не могу же я сделать залогом вашего обета что-нибудь другое.

— Залогом обета? — спросил Филипп. — А что это такое?

— Это когда клянутся, — ответила я. — Дают обещание.

— А сейчас тост, — сказал Рауль, поднимая бокал, так что в тысяче пузырьков словно заплясали языки пламени. — Встань, Филипп, чокнись с мисс Мартин, потом со мной... а теперь выпей за наши обеты и за то, чтобы мы их соблюдали как можно дольше.

Филипп, удивленный словами Рауля, послушно отпил лимонад, потом нерешительно перевел глаза с Рауля на меня, посмотрел вниз, на поднос, который официант поставил на низенький столик перед камином.

— А когда мы начнем наш пир?

— Прямо сейчас, — решительно сказала я и уселась на кровать.

Даже без царицы всех лимонадов это был самый чудесный пир. Празднование нашей помолвки, состоявшееся в спальне моего питомца, при лунном свете, в отблесках огня, жарко пылавшего в камине, — для меня это был такой же волшебный праздник, как пир, устроенный Порфиро для Модлин в канун дня Святой Агнессы сотни лет назад. Но еда была намного лучше. Не помню, ели ли вообще что-нибудь влюбленные в Святую Агнессу, но мы с Филиппом уничтожили устрашающее количество деликатесов, которые щедрая рука Рауля положила на поднос.

Он сделал весьма удачную попытку принести «всего понемножку». Помню, там были тоненькие ломтики поджаренного хлеба с холодной, истекающей маслом спаржей; мясные раковинки с начинкой из безе, вкуснейшей смеси крабов и чего-то еще; хрустящие пирожки, пузатые от начинки из жареных грибов, цыплят и омаров; булочки с миндалем; небольшие запотевшие бокалы с чем-то вроде клубничного джема с ликером; покрытые нежным пушком персики, сверкающие в гнездах из темных листьев; виноград, замороженный с сахаром, обволакивающим ягоды корочкой, блестящей в лунных лучах, как россыпь алмазов.

Мы с Филиппом ели, издавая радостные восклицания, болтали конспиративным шепотом. Рауль, сидя в непринужденной позе в кресле у огня, курил и пил шампанское, созерцая наши восторги снисходительно и немного свысока, словно мы с Филиппом были ровесники, а он — добрый дядюшка, с удовольствием наблюдающий за тем, как мы наслаждаемся.

Я сказала это Раулю и добавила обвиняющим тоном:

— Объевшийся дух принес всю эту роскошь Аладдину, умирающему от голода у себя на чердаке; или он жил в подвале?

— Насколько я помню, — лениво сказал Рауль, — он был в прачечной своей матушки. Сегодня вы очень романтичны, мисс Мартин.

— Напомни мне об этом позже, когда я буду чувствовать себя... более приземленной.

— Еще шампанского? — засмеялся он.

— Нет, спасибо. Это было чудесно. Чудесное шампанское, чудесный ужин. Филипп, если сегодня ночью тебе привидится какой-нибудь кошмар, утешайся тем, что ты это заслужил.

— Мне кажется, что господин граф де Вальми уже мирно спит, — сказал Рауль.

Филипп, свернувшийся калачиком на ковре, прислонив голову к моему колену, уже некоторое время подозрительно молчал. Я нагнулась над ним. Длинные ресницы веером раскинулись по детским щечкам, он дышал мягко и ровно. Я подняла глаза на Рауля и кивнула. Он встал, потянулся и бросил сигарету в догорающий огонь.