Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая - Ирина Шевченко

Высказав все, что думает о нынешней невоспитанной молодежи вообще и обо мне в частности, дама пыталась записать меня на прием к милорду Райхону «в будущий вторник и не раньше». Я отказалась и назвалась еще раз, хоть уже и сомневалась, что Оливер со всеми волнениями не забыл предупредить обо мне новую сотрудницу. Лже-фиалка произнесла еще одну речь, в этот раз чуть короче, и милостиво разрешила подождать, пока она освободится, чтобы доложить о моем приходе, после чего принялась с важным видом перебирать бумажки. Скандалить не хотелось, и я решила смиренно дождаться пока неизвестно кем и откуда выкопанное чудо наиграется во владычицу врат, но тут внезапно вспомнила, что как-никак являюсь штатным протоколистом специальной комиссии, о чем немедленно сообщила запудренной даме. Та враз превратилась из овчарки в курицу, захлопала опустевшими глазенками и закудахтала, что знать не знает ни о каких протоколистах, но если таковые имеются, милорд ректор должен был поставить ее в известность. С этими словами демонстративно раскрыла толстенный блокнот, куда, очевидно, записывала все указания новоявленного шефа, и тупо уставилась на первую страницу. По затянувшейся паузе стало понятно, что если не о протоколисте, то о некой Элизабет Аштон эту клушу точно предупреждали.

Стена исчезла, и я беспрепятственно прошла в кабинет.

Оливер работал. Или делал вид, что работает. В прямом смысле с головой закопался в бумаги, так что от входа видна была только его макушка и изгрызенный кончик пера.

— Добрый день, Элизабет, — поздоровался он, не поднимая головы. — Проходите, присаживайтесь. Мне нужно еще минут десять, чтобы закончить… или двадцать… Без Джерри я совсем запутался во всем этом…

— Доктор Грин говорит…

— Да, я был сегодня в лечебнице, — судя по уверенно звучащему голосу, с потрясением милорд Райхон уже справился и теперь не позволял себе раскиснуть снова. — Он выкарабкается, не сомневаюсь. Но я к тому времени рискую сойти с ума без толкового секретаря. Видели, какое сокровище подыскал мне мистер Крафт?

Делиться впечатлениями, оставшимися от «сокровища» господина проректора, я не стала, рассудив, что лучше не отвлекать Оливера пустой болтовней. Присела в кресле у чайного столика и задумалась о жизни, в которой все так сложно и перепутано.

Освободился ректор через полчаса. Может, и не закончил все, что планировал, но сгреб решительно все бумаги в кучу и отодвинул на край стола. Поинтересовался, не хочу ли я кофе, а узнав, что хочу, спросил, не возьму ли я на себя труд его сварить, так как доверять эту миссию существу в приемной ему не хотелось: мало ли, как это отразится на физическом и психическом здоровье.

Известие об осведомленности эльфов в вопросах изменяющихся реальностей Оливера не удивило, а мои выводы, что использовать эту осведомленность иначе, как принять к сведению, не получится, были приняты и в целом одобрены.

— Завтра я встречаюсь с лордом Эрентвиллем по поводу подготовки к праздничной декаде и непосредственно к полету «Крылатого», — сказал ректор. — Попробую расспросить его и о ритуале. Но думаю, ваш друг и так сообщил вам все, что мог.

Говорить снова было не о чем, но Оливер сказал, что назначил на сегодня совещание чрезвычайной комиссии и сам предложил переждать оставшиеся два часа у него, если у меня нет других дел, конечно.

Дел у меня не было. А к кофе нашлось печенье и раскрошившийся шербет в мятом бумажном пакете.

— Расскажите что-нибудь, — попросил мужчина, устроившись в соседнем кресле. — Неважно, о чем, только не о… Как прошел день в лечебнице? Или…

— Вы когда-нибудь видели лавандовое море? — спросила я и сама не поняла, откуда взялся этот вопрос. Может, навеяло сиреневеньким нарядом временной секретарши.

— Как-то раз. Был проездом в одной из южных провинций, и мне порекомендовали как местную достопримечательность. Красиво.

— Наш загородный дом стоит посреди такого моря, — улыбнулась я, вспоминая. — Отец сделал маме подарок к моему рождению. С тех пор там на мили вокруг ничего не растет кроме лаванды. Папа говорит, что он — самый бездарный аграрий королевства.

— Лорд Арчибальд? — недоверчиво переспросил ректор.

— Он производит впечатление сурового и жесткого человека, да?

— Не то, чтобы…

— Да. И это так и есть. С некоторыми людьми. Не может же он всех одаривать лавандовыми полями?

— Не все этого и заслуживают, — согласился Оливер. — Но вас он, полагаю, подарками не обделяет.

— Ага. Однажды подарил мне целую яблоню.

— Любите яблоки?

— Не очень. Но на той яблоне висели качели.

На той яблоне и на другой тоже.

Человеку не так много нужно для счастья. Иногда даже двум разным людям оказывается нужно одно и то же. Или все-таки не настолько разным? Или не двум?

Я рассказывала еще и еще, о родителях, о лавандовом море и старой яблоне, как тогда, в палате Норвуда, не чувствуя границ между собственной памятью и воспоминаниями Элизабет, а сама думала о родителях, уже не понимая, чьих, и о магии. Избавиться от этих мыслей оказалось не так уж легко. Осознание, первый опыт. Вся сила мира, в одночасье ставшая моей — так казалось тогда. Первые уроки.

Дар. Талант. Способности. Не три определения одного и того же, а три составляющие. Дар есть у каждого мага. Он определяет умение человека взаимодействовать с преобразовательной энергией потоков… Пустая фраза из учебника, когда-то я знала, что это означает на самом деле. Талант? Это то, к чему лежит душа. Та область магии, в которой твой дар откроется лучше всего. При поступлении в академию нас заставили пройти почти сотню разнообразных тестов, чтобы помочь определиться с выбором. Кто-то, как Сибил, знал свое предназначение еще до прихода сюда: провидцы отличаются от прочих магов, как совы от дневных птиц. Кажется, она сама так сказала. У Мэг явно проявился талант к целительству. А я так рвалась на боевой, что не обратила внимания на дополнительные результаты, главное, что выбранной специальности они тоже вполне соответствовали. Сейчас же надеялась, что я все-таки целитель. Ведь медицина у меня в крови… Или это у другой меня? Неважно, наверное.

А что до способностей. Были они у меня?

Способности определяются направленностью фигур и плетений, которые тебе легче всего даются. Одно время я считала, что неплохо сплетаю атакующие заклинания. Молнию и огненное лезвие. Лезвие можно уменьшить и превратить в скальпель… Можно попробовать, в смысле. А молнией с регулируемым разрядом проводить дефибрилляцию?

Размышления эти я продолжила и на совещании экстренно собранной комиссии. Тем паче для меня ничего экстренного и даже нового там не было. О магии думать было приятнее, чем вспоминать произошедшее с Джереми Адамсом или несколькими днями раньше с Норвудом Эрролом.