Колодезь с черной водой - Галина Артемьева

Она взяла нового братика за ручку, как совсем-совсем маленького ребеночка, и торжественно повела в детскую.

– Сейчас она его очарует, – предсказала Люша. – Он быстро освоится.

– Вот это мой столик, – раздавался дочкин голос. – Это – Алешин, а это – твой. Давай, ты будешь Лешик, чтобы я не путалась? А то у меня два брата и оба Алеши!

– Давай, – послышалось серьезное согласие младшего братика.

– Лешик, тебе нравится твоя кроватка?

– Да, нравится, – ответил мальчик.

– Мы тут весело живем. А будем еще веселее! – пообещала Зайка.

– Ну, видишь, процесс пошел! – обратилась Люша к Ивану. – У детей это быстро.

– Дети! Торт! Идите скорее! – позвала бабушка.

Все уселись за круглым столом, зажгли свечи.

– Алешенька! Мальчик! – обратилась Виктория Александровна к новому члену семьи. – Мы тут собрались ради тебя! Пусть тебе будет хорошо с нами! А ты, главное, будь здоров и ни о чем не беспокойся. Мы – твоя защита и опора.

Мальчик слушал ее очень внимательно, без улыбки.

«Скорее бы он начал улыбаться», – думала Люша.

В конце праздника слово взяла неугомонная Зайка.

– Лешик! – произнесла она торжественно. – Если бы ты знал, как мы хотели младшего братика! Мы столько раз маму просили! И вот – ты есть!

И тут Лешик улыбнулся.

А все зааплодировали.

Первое время Лешик оставался дома с Люшей или с бабушкой. Хлопот с ним не было: он прекрасно играл один или читал. Но Зайка так восторженно говорила о своем детском садике, что и ему захотелось отправляться вместе со всеми «на работу». Определили его в одну группу с Зайкой. Вскоре Иван по утрам развозил троих. Веселое занятие.

– Пока, ребята! – прощался он со своими.

– Пока, дядя Иван! Пока, дядя Иван! – шумно откликались старшие.

– Пока… папа, – тихонько сказал однажды Лешик.

Сердце Ивана забилось часто-часто.

– Хорошего дня, сын! – ответил он.

И весь день потом вспоминал эти прекрасные слова: папа, сын…

Но были некоторые странности. Хотя, чего уж странного в том, что голодавший ребенок помнил свой голод и очень боялся его? Алеша и Зайка ели плохо, их приходилось поторапливать, уговаривать, порой даже шантажировать (кто не доест, не пойдет со мной в зоопарк – любимая формула беспомощного родителя). Лешик мгновенно проглатывал все, что было у него на тарелке, и не отказывался от добавки. Ел, ел, но не поправлялся, оставался худеньким, хотя, конечно, не таким заморышем, каким нашли они его в сентябре. Люша радовалась аппетиту ребенка: он отдавал должное любым ее кулинарным творениям. Однако как-то раз воспитательница в детском саду отозвала Люшу для серьезного разговора.

– Алеша постоянно голодный, вот что меня беспокоит. Хватает ли ему еды в семье? – спросила чужим, официальным голосом Тамара Васильевна, хорошо знавшая, что Зайке еды в семье очень даже хватает.

– Я не знаю, – растерялась Люша, – я ему всегда даю двойную порцию. И добавку. И в любой момент кормлю, если он попросит. А что? Он пожаловался?

– Ну, вы же сами понимаете: он не из тех, кто жалуется. Он молчаливый и недоверчивый. Ходит за Зайкой, как приклеенный. Не пожаловался. Но – нянечка у него под подушкой постоянно хлеб находит. Он после обеда идет на тихий час с хлебом! Голодный, значит.

– Он боится голода, это точно. Он его хорошо помнит. И поэтому – запасается. Но я кормлю… Я рада его кормить…

– Ну, посмотрим. Подождем. Может, привыкнет, что еда есть всегда, успокоится. Я с ним об этом говорить не хочу, чтоб не закрылся от меня и ребят. Дети же могут начать смеяться. А вы – приглядитесь. И поговорите с ним сами.

Люша и пригляделась! Вернувшись домой, она, конечно, посмотрела, нет ли хлеба под подушкой у Лешика. И сначала очень обрадовалась, ничего не обнаружив. Значит, недоедает ребенок не дома, а именно в детском саду! На всякий случай глянула она под матрас, и тут ее ждала серьезная находка: целая куча хлеба: свежего, черствого, заплесневелого… Запасы на случай голода! Она аккуратно выгребла хлебные залежи, получился целый пластиковый пакет. Она не знала, как говорить об этом с ребенком. Сказать: не делай так больше? Но он запасается из-за своего чудовищного опыта прежней жизни. Это вполне можно понять.

Люша показала свою находку Ивану. У того заходили желваки на скулах.

– Время должно пройти, он привыкнет, что еда есть всегда, – произнес он наконец.

– Но просто молчать и будто бы не замечать – не выход. Я сделаю так, что он не обидится, – решилась Люша.

Вечером, за ужином, она произнесла, не обращаясь ни к кому лично:

– Я вот что подумала: вы сейчас активно растете, вам есть может все время хотеться. Давайте-ка я еще перед сном буду вас кормить, а?

– Ну, мам! – хором возмутились старшенькие.

– Все равно буду кормить! – постановила Люша. – Мало ли, кому захочется? Правда, Лешик? Я, например, в детстве все время просила маму дать мне перед сном чего-нибудь съесть. Бутербродик какой-нибудь. Съедала и засыпала.

– Ты была мамина радость, да, мамочка? – принялась ластиться Зайка.

– В этом отношении – да! – подтвердила Люша.

– Я буду бутерброд на ночь, – сказал вдруг Лешик отчетливо.

– Вот! И вырастешь быстрее всех! – обрадовалась Люша. – Я могу и не один, а несколько давать. Только говори заранее с чем, ладно?

– И прямо в кровати можно съедать? – удивился старший Алеша.

– Ладно. Прямо в кровати – разрешаю!

– Тогда и я буду, – сказал сын. – Я тоже, мам, перед сном чего-нибудь хочу съесть. Только вставать уже не хочется.

– Хорошо. Будет вам предсонная еда. Только чур: точно говорите, сколько кому бутеров резать. Оставлять – запрещено. Скажете – один, съедите один, скажете – пять, пожалуйста, дам пять. Только их надо будет съесть. А не прятать! Не то мыши у нас заведутся.

– Мне – один, – быстро ответил старший сын.

– Мне – ни одного, – стояла на своем Зайка.

– Мне – три, – попросил Лешик.

Он действительно съедал свои бутерброды, ничего больше не оставляя про запас. Мышей испугался? Или поверил, что еды будет достаточно? Люша думала, что потом, когда он вырастет и станет совсем взрослым, она обязательно спросит Лешика об этом. Люди помнят свое детство лучше, чем другую пору жизни. Вот тогда она и узнает…

Играли дети самозабвенно. И в играх Лешик ничем не отличался от других. Но к этому тоже надо было подойти, дождаться, пока он станет чувствовать себя не наблюдателем, не смеющим попроситься в компанию, а полноправным участником. Смешно сказать: самым большим праздником для Люши стал момент общей детской драки. Что-то они там не поделили и сцепились не на шутку. Люша прибежала на вопли, рев и другие шумы, сопутствующие выяснениям отношений. Лешик участвовал в общей потасовке, а не стоял в сторонке, как прежде.