Малёк - Джон ван де Рюит

Сегодня на доске объявлений в гостиной нашего корпуса обнаружил листок бумаги, на котором было написано следующее.

Мы вдруг одновременно замолчали. Русалочка посмотрела на меня тем же напряженным взглядом, что и в тот день на ступеньках бассейна. На этот раз нырять мне было некуда. Я выдержал ее взгляд, надеясь, что она не слышит бой огромного барабана в моей груди. Наши губы соприкоснулись, я закрыл глаза и почувствовал ее язык у себя во рту. В первую секунду я оторопел, но через мгновение и сам высунул язык, и наши языки сплелись в бешеном танце любви. Мы целовались целую вечность, и когда все кончилось, меня охватило ни с чем не сравнимое чувство завершенности. Я думал лишь о том, чтобы скорее вернуться в школу и рассказать Безумной восьмерке о том, как поцеловал Русалочку и теперь она официально стала моей девушкой.

Я знал, откуда эти строки, и сразу понял, что мой дневник украли. Это еще хуже, чем первая неделя в школе и мой день рождения, вместе взятые. Я сгораю от стыда и жалею, что вообще завел дневник. Уже думал о том, не сказать ли Укушенному. Или Червяку. Но в результате не сказал никому.

Сегодня утром нашел дневник в своем шкафчике. Никто не признался в краже и даже не подумал извиниться. Но я знаю, что это был Гоблин. (Слышал, как он хвастается перед Бешеным Псом, что стянул дневник.) Просмотрел то, что я писал, и мне стало стыдно, что теперь все знают о моих личных мыслях и делах. Зачем я их записывал? Неужели, как дурак, надеялся, что никто не возьмет мой дневник и не прочитает его? Гоблин наверняка давно уже умирал от любопытства, что это такое я пишу каждый день.

Хотел сжечь дневник или спустить его в туалет. Но в результате сижу и опять пишу — наверное, это что-то вроде зависимости.

Я помню строки, выгравированные золотом на коричневой кожаной обложке дневника моего деда (папиного папы): «Рассказ о жизни каждого человека, какой бы непримечательной она ни была, способен заполнить целый книжный шкаф, а если повезет, и миллион миль кинопленки. Запоминай каждую мелочь, если не хочешь, чтобы забыли тебя».

(Я до сих пор не знаю, были ли это его слова или кого-то еще. Я был слишком маленьким, когда он умер, и не успел спросить. Но всегда считал, что это сказал дед.)

Не могу смотреть никому в глаза. Не уверен, что именно им известно и что они успели прочесть.

17 мая, среда

О налете на школьную кухню никто ничего не сообщал. (Видимо, повар подумал, что это дело рук кого-то из своих, так как следов взлома не было.) Из нашей спальни пропало еще шестеро трусов, в том числе двое моих. Наша команда по регби продула школе Уэзерби со счетом 66:0, но, к счастью, мы были не единственными програвшими: команда «В» в возрастной категории до пятнадцати проиграла со счетом 9:8. Сборная старшеклассников разгромила противника со счетом 42:12.

Геккон снова здоров и совершил очередное триумфальное возвращение в нашу спальню. (По крайней мере на его счет я могу быть уверен — он мой дневник не читал.)

Репетиции мне наскучили — песни все время одни и те же, Коджак беснуется, как всегда. С нетерпением жду, когда мы начнем репетировать диалоги и соединять песни и слова. Викинг считает, что это случится не раньше следующего семестра.

19.00. Пока мы сидели в классе для самостоятельных занятий, в нашем корпусе был проведен тщательный обыск. Старосты приказали нам оставаться на местах, а сами перерыли наши комнаты. Поговаривают, что Укушенный серьезно взялся за того, кто крадет трусы. Гоблин считает, что наш заведующий вскоре раскроет грязный сексуальный скандал. Мы слышали, как старосты топают над нашими головами, когда они обыскивали спальню второкурсников.

21.00. Мальчиков с разных курсов вызвали к Укушенному объяснить происхождение некоторых предметов, найденных в их шкафчиках. У Щуки нашли фальшивое удостоверение личности и жутковатого вида скальпель. У Девриса конфисковали порножурналы, а Жиртреста подвергли допросу на предмет десятикилограммового мешка риса и трех килограммов гниющей говядины, обнаруженных под его кроватью. От мяса его заставили избавиться, но рис разрешили оставить. Однако тридцать пять пар трусов так никто и не нашел. Кем бы ни был этот извращенец, он хитер, как сам дьявол.

После отбоя Жиртрест зажег свечи и позвал нас к себе на ставший уже привычным сеанс по делу призрака Макартура. Мне кажется, это дело уже всем слегка поднадоело. Вот уже несколько недель не поступало никакой новой информации, и, похоже, члены Безумной восьмерки уже начинают сомневаться, что повешение вообще имело место (кроме Жиртреста, разумеется).

Жиртрест объяснил, что пока мы принимали во внимание лишь самого Макартура и его сына, который сражался в Северной Африке, однако выяснилось, что у него была еще дочь по имени Мэри Элизабет. Она вышла замуж за инженера и дельца Тревора Госфорта, который в нашей школе не учился. После самоубийства отца Тревор увез Мэри Элизабет в Канаду, где они и живут по сей день. У них родилась дочь Изабель Роуз, которая затем вышла замуж за богатого южноафриканского дельца. Жиртрест планирует выследить ее и написать ей письмо.

Поежившись на своем громадном заду, Жиртрест пристально посмотрел на нас. Выдержав до смешного длинную паузу, он сказал:

— Друзья, по-моему, настало время поговорить с Манго. — Гоблин прыснул; Рэмбо заржал. Жиртрест смерил их осуждающим взглядом, пока они не замолкли, и произнес: — Принимать участие я никого принуждать не буду, но сообщаю, что на следующей неделе намерен пообщаться с призраком Макартура.

Повисло долгое молчание. Глаза Геккона стали похожи на два бледно-голубых блюдца. Даже Роджер прекратил вылизываться и уставился на Жиртреста.

— И как ты собираешься это сделать? — спросил Саймон, яростно обкусывая ногти.

— Устроить спиритический сеанс, — спокойно ответил Жиртрест.

Рэмбо загоготал и выпалил:

— Не прошло и четырех месяцев, как наш новообращенный христианин стал сатанистом! — Тут все заговорили одновременно, вызвав небольшой переполох, но Жиртрест прервал наши споры, задув свечи, и приказал нам «поразмышлять над его словами».

Долго не мог уснуть, а посреди ночи проснулся — почудилось, что кто-то в ужасе кричит. Может, это мне просто приснилось, но страх просочился под одеяло и не отпускал меня всю ночь. Рэмбо считает, что мой пододеяльник с эмблемой «Доброго рыцаря» — самый уродский в мире. Но мне плевать на его мнение.

18 мая, Четверг

14.30. Перед матчем с командой «Е» разогревались, как обычно, под нашим деревом. Бедной команде «Е» в этом сезоне еще не довелось сыграть ни одного матча, так как в других школах команда «Е» даже не набралась. Если мы выглядели жалко, то на них было просто больно смотреть. Вполовину нас ростом, готовые описаться от страха, они жались к своему тренеру миссис Бишоп (жена преподобного), которую заставили готовить команду, хотя она не знала правил игры и даже не любила регби. Лилли наказал нам не быть слишком агрессивными с командой «Е» и позволить им забить хотя бы один гол, чтобы окончательно не уничтожить их уверенность в себе.

Мы позволили им забить куда больше голов. Вопреки всем законам физики, статистики и теории вероятности команда «Е» в возрастной категории до четырнадцати выиграла у нас со счетом 22:14. И нам еще повезло: если бы они не роняли так часто мяч у боковой линии, мы вовсе были бы опозорены. После матча миссис Бишоп чуть не запрыгала от радости. Мистер Лилли похвалил нас за то, что уступили малышам. Не удивлюсь, если в субботу на матч со зверюгами из школы Фортреккер, где основной язык — африкаанс, на поле выпустят их вместо нас.

За ужином Джефф Лоусон попросил меня составить ему компанию на собрании христианского общества сегодня вечером. Говорит, что девчонка, с которой он познакомился на пасхальной ярмарке, должна быть там. Она ходит в школу Святой Жанны в Питермарицбурге, и Джефф надеется, что она — что надо. Согласился пойти с ним (после того, как он пообещал, что там будет бесплатное печенье).

20.00. В часовне было битком девчонок, которые знали большинство наших мальчиков. Все улыбались, обнимались и хихикали. Джефф, который явно участвовал в этих сборищах и раньше, представил меня кое-кому из девчонок. Те заулыбались и сказали «добро пожаловать». (Не понимаю, почему меня кто-то приветствует в часовне моей же школы.)

Председатель юношеской христианской лиги Нельсон Джонсон встал и поздоровался со всеми, а затем вызвал на сцену какого-то чудака в безумной яркой рубашке с цветочным рисунком. Тот неискренне улыбнулся и что-то прошепелявил. Не успел я опомниться, как он достал гитару и начал играть, а все подняли руки и стали раскачиваться, словно впав в транс. Я не мог не обратить внимания на девчонку, что стояла рядом со мной: ее буфера подпрыгивали вверх-вниз, когда она распевала «Наполни маслом мою лампу».