Дорогой чести - Владислав Глинка

Так рождался план обороны Великих Лук от набега Михельсона.

Утром городничий вызвал к себе квартального Пухова и спросил:

— Хочешь ли, Николай Петрович, в частные пристава выйти?

— Как не хотеть, ваше высокоблагородие? У меня сынов трое, им, как чиновничьим детям, дорога вовсе другая…

— Ну, так слушай меня внимательно…

Вскоре Пухов зашагал к берегу Ловати, где в смоляном амбаре купца Баженова хозяйничал приказчик, доводившийся квартальному свояком. А вскоре и дядя с племянником направились в городническое правление, где за шкафом со старыми делами действительно обнаружили ружья. Когда-то Семен Степанович приказал их крепко смазать. Теперь требовалось только стереть сало с многолетней грязью. Потом, отложив на завтра текущие дела, прогулялись до витебской заставы. Ничего — караульня и шлагбаум при ней хоть с облезлой краской, но стояли крепко. После обеда городничий обошел пятерых мещан — ружейных охотников — и поговорил с каждым наедине, а под вечер кузнец Хрипунов принял с подводы три бочки смолы и несколько тюков пакли, которые отнес в свой сарай. Когда подводчик уехал, он прикрыл двери и с час растрепывал паклю на большие рыхлые клоки, после чего отправился спать.

Среди ночи городничего разбудил осторожный стук в окошко. Невысокая тень зашептала, когда поднял раму:

— От Григория Матвеича, от стремянного… Мы около Купуя заночевали…

— Сколько вас народу-то?

— Пятьдесят пять аль пятьдесят шесть человек.

— Трезвые? — спросил Непейцын.

— Где у нас, барин, трезвым быть?

Тень растаяла в ночи, и через минуту раздался удаляющийся стук копыт по сухой земле. Сергей Васильевич поднес к окну карманные часы. Долго всматривался. Три часа. Ежели выступят с ночлега в семь да пойдут на рыси, то у заставы будут около восьми. Лег, стал перебирать, что предстояло сделать. Часа через два послать Федю к стрелкам, чтобы к половине седьмого были у заставы, а самому в то же время обойти будки — из каждой, кто здоровее, туда же отправить. Двоим ружья дать… «Ну, а коли не удастся отбиться? Срам на всю жизнь! А ежели кого убьют в свалке? Так неужто и мне ключи от амбара пьяному мальчишке подносить?»

Когда в семь часов городничий подошел к заставе, то едва не ахнул от удивления. В добрую минуту пришло в голову поговорить с Евсеем Хрипуновым, а нонче к нему первому послать Федю. Кузнец не пожалел трудов. По обеим сторонам шлагбаума были вбиты в землю прясла железной решетки с пиками наверху, заказанной кузнецу каким-то купцом для окружения могил своих родичей. К этой решетке с вражеской стороны были подбиты деревянными клиньями валики пакли, щедро облитые смолою. Дальше шли придорожные канавы, сейчас сухие, но и в них укреплена была смоленая пакля, а сразу за канавами начинались заборы ближних владений, которые пришлось бы разнести, чтобы проехать в город.

— Ладно смастерил? — спросил, усмехаясь, кузнец. — А под шлагбом не знаю, класть ли: не загорелся бы, деревянный ведь.

— Чтоб около него горящей пакли в нужную минуту набросать, я будочникам велел рукавицы захватить, — сказал Непейцын.

— Чего там! Сам от горна зажгу и все набросаю, — заверил кузнец. — Ветер-то ноне за нас, в поле дует.

Городничий осмотрелся, куда разместить стрелков. Только бы по ошибке не стали дробью палить…

Вскоре все заняли свои места. Стрелки — за кустами у заборов, два будочника, вооруженные ружьями с примкнутыми штыками, — у поднятого шлагбаума. Остальные четверо и квартальный Пухов сидели в сарае при кузнице, чтоб не бросалось в глаза многолюдство охраны. Все при холодном оружии, кроме городничего, который, одетый в сюртук с эполетами, вооружен только тростью. Хотел было выехать верхом, а потом показалось смешным: армия-то в двенадцать человек.

Вовремя собрались. В половине восьмого прибежал подросток, поставленный с рассвета на колокольне.

— Едут, барин, — доложил он. — Пыль столбом бежит.

— А не ошибся, не обоз какой?

— Конные все да с копьями, а сзади две телеги тройками.

Вскоре показался отряд Михельсона, шедший теперь шагом. Впереди на белом коне ехал, подбоченясь, молодой человек в расстегнутом белом мундире с серебряными эполетами и в белой же фуражке с красным околышем. У левого бедра сверкал стальными ножнами палаш, играя с серебряными кистями шарфа.

«Отставной, а одет не по закону, как на службе», — подумал Непейцын, смотревший в окошко караулки, стоявшей у шлагбаума.

За Михельсоном на полкорпуса ехал Григорий, дальше по три в ряд всадники в пестрых чекменях, венгерках, кафтанах.

Когда они приблизились шагов на сто, Непейцын крикнул: «Вниз!» — и шлагбаум закрыл проезд, а два будочника встали около столбов его с ружьями у ноги.

— Что делаешь? Вздымай свою оглоблю! — закричал Михельсон.

Теперь Сергей Васильевич рассмотрел его лицо. Бледное, одутловатое, с безвольным слюнявым ртом — лицо кутилы и бездельника.

— Поднимай, кислая шерсть! — продолжал кричать Михельсон. — Не видишь, эскадрон идет!

На этот приказ Непейцын почел своевременным показаться из будки и подойти к середине шлагбаума. Лицом к лицу оказались пеший инвалид с тростью и всадник на белом рослом коне.

— Вы кто ж будете? — несколько оторопело спросил Михельсон.

— Здешний городничий, подполковник Непейцын, — отрекомендовался Сергей Васильевич.

— А коли так, то прикажите нас тотчас пропустить.

— Прежде извольте объяснить, куда и зачем едете.

— Да с какой стати? Дорога для всех свободная! Еду по своим делам. Ну, наказать одну дерзкую особу. А вам что за дело? — сбивчиво выкрикивал всадник, горяча шпорами своего коня.

— Для мирных жителей дорога точно свободна, — сказал Непейцын. — Но вы едете с целой вооруженной толпой, следственно, готовите бесчинство. А я уж наслышан, что город Невель недавно штурмовать собирались, так, может, и мой захотите?

— Захочу и штурмую! Открывай заставу! — орал Михельсон.

Если бы он стоял чуть дальше за шлагбаумом и сумел поднять коня для прыжка, то, наверно, не очень поворотливый городничий оказался бы на земле, стоявшие за своим предводителем всадники последовали его примеру, и сопротивление было разом смято. Но Михельсон только подался еще ближе к шлагбауму и выхватил палаш. А тут оба будочника с ружьями вскинули их «на руку» и выставили штыки под морду белого коня.

— Спешивайся! Поднимай шлагбаум! — командовал Михельсон. — Я покажу, как от нас закрываться! Кабаки разобью! Петуха пущу!

Десяток всадников, соскочив с коней, отдали поводья соседям.

— Хрипунов! Пухов! Сюда! — крикнул Непейцын.

Кузнец с горящей смоляной лучиной и клоками пакли, а за ним квартальный и четыре будочника выбежали к шлагбауму.

— Тесаки наголо! Руби, кто сунется! — приказал городничий.

Спешенные замялись, увидев возросшие силы защитников города и сверкнувшие клинки тесаков, но барин их, уже с пеной у рта вертевшийся на коне, размахивая палашом, ревел благим матом:

— Бей их в мою голову! — Дальше следовала непечатная брань.

Не ожидая команды, кузнец сунул лучину в пук смоляной пакли и швырнул его, а затем второй и третий под ноги белого коня. Конь взвился на дыбы и на задних ногах повернул обратно, едва не сбросив всадника, потерявшего фуражку и выронившего палаш, — видно, рука не была вдета в темлячную петлю. Теперь уже оба ружейных приклада и обухи всех тесаков молотили тех, кто пытался поднять шлагбаум. А брошенные еще и еще горящие клубки пакли катились, развеваемые ветром, под ноги коней Михельсонова отряда.

— Пли! — скомандовал Сергей Васильевич.

И выстрелы загремели из-за забора. Они довершили поражение нападавших. Несколько всадников вырвались из строя и устремились назад по дороге. Те, кто пытались поднять шлагбаум, бросились к своим лошадям. А кузнец проворно швырял горящие клубки пакли все дальше по дороге.

— Пли! — крикнул опять Непейцын.

Снова пять выстрелов грянуло из-за забора. Крики, ржание коней, топот. Одновременно на ближней колокольне ударили в набат. Увидевший дым у заставы звонарь дал горожанам знать о пожаре. Обыватели с ведрами, топорами и баграми бежали к месту боя, умножая силы городничего. Но уже весь вражеский отряд беспорядочно скакал прочь, и только фуражка, палаш Михельсона и несколько пик валялись на дороге среди догорающих клубков пакли.

— Спасибо, молодцы! — благодарил свое воинство Сергей Васильевич. — Кажись, пугнули знатно. Подбери, Пухов, наши трофеи.

— Да уж, не скоро нас забудут, — сказал один из стрелков.

— А что, попали в них?

— Кто ж на двадцати шагах не попадет? Всё, как вы приказали: первый заряд по коням, в крупы метили, а второй — по людям, в спины, в ноги… Сейчас, поди, кусаться начала.

— А оно больно?