О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иратов молчал. С расставленными мощными ногами, опущенной головой, он сейчас был похож на быка, растравленного наглыми пикадорами. Он не боялся, но, в отличие от быка, цели не знал и не видел, а оттого горел изнутри сжигающим желудок бешенством.
– Чего ты хочешь? – процедил в трубку.
– Я?.. Да как бы и ничего совсем. Ежели только поесть? Я голоден.
– Дать тебе денег на сосиски?
– Давайте я к вам приду, мне час понадобится. А вы пока Верочку попросите приготовить что-нибудь. Я невзыскателен.
– Слушай, ты, не знаю, как тебя там!.. – мрачнел Иратов.
– Эжен. Меня зовут Эжен.
– Так вот, Эжен, Верочка не имеет отношения к нашим с тобой… – он хотел сказать «делам», но, отредактировав желания, произнес: – …проблемам. Пусть она остается там, где она есть, ты же можешь прийти ко мне!
– На квартиру?
– Именно.
– Кстати, Верочка имеет самое непосредственное отношение к нашим проблемам. – Он подчеркнул: – К нашим проблемам! Вы сейчас в бешенстве, но, поверьте, я не тореадор и не собираюсь вонзить в ваше сердце шпагу!
– Блядь! – выругался Иратов. – Приезжай, гаденыш!..
Когда позвонили, Арсений Андреевич, подходя к входной двери, уже вернул самообладание, сжимая крепкими пальцами именной пистолет «макаров». Желание убить незнакомца было столь сильным, что Иратов боялся сорваться и вместо выстрела в ногу пустить пулю гостю в лоб.
– Кто? – спросил.
– Это я, Эжен… Только прошу вас – уберите, пожалуйста, оружие. Оно способно нанести вред нам обоим.
Иратов поднял руку с пистолетом, собираясь ударить вошедшего рукояткой по голове, другой же щелкнул замком, впуская шантажиста.
Когда Арсений Андреевич увидел лицо вошедшего, то инстинктивно отпрянул назад. В проеме двери стоял он сам, но лет на тридцать моложе. Юноша в черных одеждах улыбался, был бледным и казался слабым. Арсений Андреевич опустил пистолет и спросил:
– Ты Светин сын?
– Чей сын?.. А-а, нет, конечно… Я, как вам сказать… вы только не серчайте… Может, мы в комнаты пройдем, я правда очень голоден.
– Иди за мной! – скомандовал Иратов, продолжая держать оружие стволом вверх.
– Ага…
Они прошли в кухню, Арсений Андреевич открыл дверцу громадного холодильник и разрешил:
– Пользуйся!
Эжен отломил треть французского батона, руками взял нарезанную буженину и принялся жадно есть. Он откусил от помидора, и томатные брызги украсили стену, а в кровавый подтек тотчас угодила муха, отчего-то проснувшаяся зимой. Он выпил бутылку можайского молока и интеллигентно выпустил в кулак проглоченный воздух.
– Ты не договорил, – напомнил Иратов, дождавшись, пока молодой человек наконец утер салфеткой рот.
– Да, конечно… – Эжен немного покашлял, прочищая горло. – Я не сын Светланы Ивановны… а, как бы вам сказать… Я плоть от плоти Андрея Иратова и Анны Рымниковой. Ваших родителей…
Иратову непреодолимо захотелось выстрелить. Костяшки пальцев побелели.
– Ты хочешь сказать, что мы братья?
– Да что вы, нет, конечно!
– Кто же ты? – терял самообладание Иратов.
– Я уже говорил… Разве вы не помните?
– Я застрелю тебя!
– Я – это вы! Что же здесь непонятного?
Арсений Андреевич подошел к молодому человеку и приставил дуло пистолета к его лбу:
– Говори, у тебя есть двадцать секунд!
– Несколько времени назад вы утеряли часть своего тела. Достаточно важную и при странных обстоятельствах…
– Кто тебе об этом сообщил? Сытин?
– Нет, Сытину сейчас не до вас, у него проблемы. И уберите, пожалуйста, оружие от моих мозгов.
Иратов приставил пистолет к сердцу Эжена, переживая, что все же это Верочка допустила утечку.
– Дальше! – приказал он.
– У вас сейчас зашкаливает давление!
– У тебя его вовсе не будет через мгновение!
– Почему вы такой бестолковый! – вспылил Эжен. – Я вам объясняю, что я – это вы, что часть тела, которую вы утеряли, – это я!
Иратов коротко ударил молодого человека рукояткой пистолета по голове, и тот по стене сполз на пол, пачкая кровью шелковые обои.
– Сволочь! – выругался Иратов, но Эжен его не слышал, пребывая в бессознательном состоянии.
Арсений Андреевич уселся в кресло и стал пристально смотреть на безмятежное бледное лицо пришедшего. Чувство злости прошло, и он мучительно пытался понять, что все это значит. Происходящее по меньшей мере казалось ему странным, несколько театральным и эксцентричным. Иратов попытался систематизировать информацию начиная с недавнего прошлого. Потеря детородного органа, Сытин, сапфир, биржевые потрясения, Верочка – все это сплелось в клубок бессмысленности, в которой ему чудился смысл!..
– Чушь какая! – проговорил вслух Иратов.
Он вновь и вновь всматривался в бледное лицо юноши и видел в нем себя времен первых валюток. Неожиданно он понял, кто это, поднялся, вытащил из холодильника бутылку минеральной воды и половину вылил на голову раненому. Эжен застонал, но почти сразу открыл глаза:
– Вы все же ударили меня!
– Тебе удалось меня достать.
– Просто вы не слышите, что вам говорят! – Молодой человек потрогал руками голову, а затем посмотрел на свои окровавленные пальцы. – Что ж вы так несоразмерно! Я вас ни о чем не просил, ничего злого не сделал, а вы бьете меня железом по голове…
– Ты сын Воронцовой?
– Да что вы в самом деле! У вас рациональные мозги. Мне едва восемнадцать, а Алевтину убили в восемьдесят четвертом. Стало быть, мне, если я сын Воронцовой, сейчас не меньше тридцати пяти лет… Похоже?
– Нет, – признался Иратов, кинув гостю кухонное полотенце. – Утрись!
Молодой человек, приводя себя в порядок, предложил отложить этот разговор, коли он так плохо происходит:
– Давайте встретимся во второй половине дня, когда все успокоятся?
Арсений Андреевич прикидывал, какие опасности его могут ожидать, если этот молодой человек раскроет такую информацию о нем. Но, собственно, что мы имеем? Ну скажет он, что у меня отсутствует половой орган, – кто же ему поверит? Информация о Залетине? Никакое следствие не сможет связать убийство какого-то мелкого рецидивиста на зоне с ним, почтенным гражданином своей страны. Потеря денег? Вообще никого не парит. Нет, никаких рисков он не видел.
– Где?
– Где встречаемся, вы имеете в виду?
– Именно.
– Давайте на Донском кладбище?
– Почему именно на кладбище?
– Вы никогда не были на могиле своих родителей. Перед их памятью, надеюсь, вы будете спокойней и для меня безопасней. В семнадцать вам будет удобно?
– Вполне…
Арсений Андреевич все же решился подняться к Верочке. Она встретила мужа утренней улыбкой, хотя время шло к полудню, поцеловала его в щеку и спросила: