Билет на бумажный кораблик - Анастасия Дробина

Это было сильное зрелище. Конечно, нельзя было не заметить, что Мария танцует гораздо лучше своего партнера, чувствуя себя в ритме танго как рыба в воде, но и Жиган умудрился ни разу не наступить ей на ногу – при том, что не сводил с нее глаз. Глядя на то, как он запрокидывает Марию и тут же прижимает к себе, чтобы через мгновение запустить штопором через ползала, я вспоминала давний вечер четыре года назад, когда Жиган точно так же вел в танце меня. Скосив глаза, я увидела выглядывающие из-за служебной двери физиономии наших цыган, официантов, метрдотеля. Да... Бодлеру такое, вероятно, и не снилось. Уголовник и мулатка – чем не романтика?

Танго закончилось. Жиган довел устало улыбающуюся Марию до столика – и, не садясь, распрощался.

– Дела. Санька, с днем рожденья, всё... Пока.

Я удивилась настолько, что даже не ответила. Взглянула на Марию – та сидела, опустив глаза, и жадно пила шампанское из бокала. После танца грудь ее в вырезе платья ходила ходуном. Жиган даже не взглянул на нее, на ходу расплатился с официантом и скрылся за дверью.

– Вот все у человека через одно место... – пробурчала я. – Ну что, может, и нам пора?

Но в это время вышли цыгане, и Мануэл объявил, что он хочет послушать песню. Мягко вступили гитары, тетя Ванда, выглядевшая моложе и стройнее в своем вечернем платье певицы, пошла к микрофону. Я знала этот романс и любила его.

Мы странно встретились и странно разойдемся,Улыбкой нежности роман окончен наш,И если в памяти к минувшему вернемся,То скажем – это был мираж...

– Я на минуту... – шепотом сказала Мария.

Подумав, что ей надо в дамскую комнату, я кивнула и чуть подвинулась, давая ей пройти. Краем глаза я заметила, что Мария быстро перекрестилась, мельком удивилась: что это с ней? – и снова повернулась к тете Ванде.

Романс кончился, но Мария все не возвращалась. Подождав еще несколько минут, я встала и вышла из зала в гардероб.

– Уехала только что, – с некоторым изумлением сказал мне швейцар Иван Петрович. – С молодым человеком. Ждал ее на джипе...

Словно замороженная, я поблагодарила, на нетвердых ногах вернулась в зал и рухнула на стул.

– Мануэл!!!

– Что? – Он повернулся ко мне с улыбкой, которая тут же пропала. – Сандра! Что с тобой, тебе плохо? А... где Мария?

– Ману, она уехала, – в отчаянии сказала я. – С Жиганом. Я тебя предупреждала, балбес, или нет?!

Мануэл и Жозе переглянулись. Жозе что-то сказал – коротко и резко. Отвернулся и стал подниматься. Ману неуверенно встал тоже. Протянул мне руку.

– Не... беспокойся. Она – взрослая.

– Но... Она даже имени его не знает! И я не знаю! И...

– Он не сможет ее обидеть, – спокойно и уверенно сказал Ману. – Она все решит сама, обещаю тебе.

В молчании мы вернулись домой. Мануэл пришел было ко мне в комнату, но я чувствовала, что сегодня мне не до любви, я была слишком уставшей и взволнованной. Он ушел обиженный, а я до утра сидела на подоконнике, глядя на пустой заснеженный двор. В каком-то оцепенении думала о том, что если бы был жив Шкипер, я бы сразу ему пожаловалась, и ничего не случилось бы. В том, что от Жигана ничего, кроме неприятностей, быть не может, я не сомневалась, а Мануэла мне просто хотелось убить. Называется старший брат! Которого послали охранять сестру! Раздолбай несчастный...

Наутро Мария не вернулась. Ребята слегка встревожились, но в университет все же уехали: у них близилась сессия, они каждый день до темноты сидели в библиотеке. Я не могла заставить себя ничем заняться и металась по квартире, разрываясь между желанием позвонить Жигану на мобильный и осознанием того, что выглядеть это будет очень глупо. Наконец решила: если Мария не появится и вечером, позвоню точно, и не Жигану, а сразу Боцману. Пусть, в конце концов, сам унимает своего жеребца...

К вечеру поднялась метель. Ветер взметал белые, страшные столбы в свете фонарей, по небу неслись обрывки черных облаков, между ними изредка проглядывало мутное пятно луны. Был уже пятый час вечера, но ребята еще не возвращались. Я сидела на кухне, насильно заливала в себя давно остывший чай и неотрывно смотрела на часы. Рядом наготове лежал мобильный телефон.

С лестничной площадки послышался шум лифта, шаги. Я вылетела в прихожую и открыла дверь одновременно со звонком. На пороге стояла Мария в расстегнутой дубленке.

Встретившись со мной глазами, она улыбнулась, но было видно, что она много и долго плакала. Все ее лицо было в размазанной туши, которая почему-то не портила ее. Пожалуй, еще ни разу я не видела Марию такой печальной и такой красивой одновременно. Она как будто повзрослела на несколько лет за эти сутки.

– Мария... – шепотом сказала я. – Ну, что? Как ты?

Она села на стул в прихожей. Ее дубленка распахнулась, и я увидела, что платье цвета чайной розы разорвано почти до пояса.

– Жиган?!

Поймав мой взгляд, она медленно кивнула.

– Он обижал тебя? Он тебе больно сделал?!

– Нет, нет... – покачала она головой, но я все-таки стянула с нее дубленку и быстро осмотрела шею, руки и грудь. Ни синяков, ни ссадин не было видно.

– А... что случилось? Это он тебя привез? Где вы были? Ты есть хочешь? Или выпить? Или спать? Мария!!!

Она устало улыбнулась. Покачала головой. Прядь вьющихся волос упала ей на лицо. Мария убрала ее и потерла лоб пальцами.

– Я хочу умыться. И... я улетаю.

Это было неожиданно. Слишком. Я даже не смогла ничего сказать. Мария молча посмотрела на меня, встала и ушла в ванную.

Она мылась довольно долго, и за это время я пришла в себя. Когда Мария появилась, завернутая в большое красное полотенце, я снова накинулась на нее:

– Да скажешь ты мне, что случилось, или нет?! Что он тебе сделал, этот засранец?! И куда ты собралась? А университет? У тебя сессия!

Мария ничего не сказала, но посмотрела на меня так, что я поняла: об университете уже не может быть и речи.

– Но... Но... Ману же не знает ничего! И как ты полетишь, ведь билет заранее брать надо! Так сразу не получится!

Видимо, эта мысль еще не приходила Марии в голову. Она испуганно и внимательно посмотрела на меня, по ее лицу пробежала непонятная судорога... и Мария вдруг разрыдалась.

– Сандра, мне надо, надо улететь! Сегодня! Сейчас! Я не могу оставаться, сделай что-нибудь!

– Но... что же я сделаю? – растерянно спросила я.

Мария, не отвечая, бурно рыдала, уронив голову на стол, ее черные кудри рассыпались по старой плюшевой скатерти. Я мерила комнату шагами. В голове был полный сумбур. Я не знала, что предпринять, не могла понять, что произошло, и в то же время видела: Марии действительно надо улетать. Но что делать? Кому звонить, у кого просить помощи? Боцмана, единственного, кто мог бы что-то сделать, не было в Москве.