Дневник путника - Виктор Лихачев

Я не скажу своему знакомому, что заходил в его деревню. Он ведь все равно никогда не соберется сюда. Пусть тешит свою ностальгию воспоминаниями о красивой деревеньке вокруг старинного пруда. А может быть, сказать? Дом умирает не тогда, когда рушатся его стены, а когда в нем некому жить. Пусть и его погложет совесть: Погложет ли? Он ругает московский воздух, суету и прочую городскую мерзость, но в душе очень доволен, что все так в его жизни получилось. Что можно придти вечером и, после трудов праведных, опрокинуть две-три рюмочки и вспомнить родную деревню. А еще лучше спеть:

К тебе мое сердце по-прежнему просится, А я все не еду: дела и дела…

Давно осталась позади Ивровка, а боль в сердце не проходила. Уже исчезли за горизонтом пятиэтажки Красного Яра, центральной усадьбы большого совхоза, скрылось за лесом Романово. Вечерело. Дорога поднималась на горку, я еще не видел, что там, на ее вершине, но уже слышал собачий лай, петушиное пение. И я понял, куда привела меня дорога. На самой границе Киреевского района, неподалеку от старой деревеньки Шувайка, лет десять назад выросло новое село. Большие добротные дома, красивый водоем, лес. Серебряные ключи — так назвали новое место жительства люди, приехавшие с оренбургских степей. Это были немцы. Окрестные русские встретили их без неприязни, а когда увидели, как любят трудиться их новые соседи, как ловко и споро наладили они жизнь на новом месте, немцев зауважали. Но было это десять лет назад. Давно уже нет первых жителей Ключей все уехали в Германию. Из тех же степей приехали новые немцы, но теперь в поселке жили и армяне, и русские, короче, настоящий интернационал. Как я смог убедиться, жили вполне мирно и дружно. Но как мне рассказали, немцы потихоньку продолжают уезжать в Германию. Мне, с детства жившему с немцами, это было горько слышать. С тех пор, как их предки оказались в России, они много друг для друга сделали хорошего. Россия для немцев и немцы для России… Помог мне найти дорогу в ближайшую деревню паренек лет шестнадцати. Немец. Я спросил его, а собирается ли он в далекие края. К моему удивлению, парень ответил так:

— Вы думаете, что все немцы уедут? Наверное, большинство — да. Но не все. Я уезжать не собираюсь.

Ну дай-то Бог, дай-то Бог. Но пришла пора оглядеться. Начинался Веневский район, начинался лес. Места, где не ходят. На моей карте к веневской деревне Ананское вела небольшая дорога. Но бабушка в Грецово, своеобразном <пограничном> селении, огорошила сразу:

Милай, да что ты?! Какая дорога? На Октябрьской есть дорога, а на Ананское… Лет десять там никто не ходит, поди все заросло. Да если бы и ходили, там в лесу даже местные плутают. Ночуй, милай, а завтра иди на Октябрьский. Мы еще поговорили о житье — бытье. Она поведала мне грустную историю своей деревни: за последние тридцать лет Грецово передавалось то одному, то второму, то третьему району, затем все начиналось сызнова. И так до десяти раз. И до сих пор не нужны никому. Сама бабушка зимой живет в Туле у дочерей, а летом здесь, в маленьком вагончике, поскольку дом ее "подожгли лет пять назад злые люди". И все же идти завтра в Венев через Октябрьский — это еще тот крюк. Да и после сегодняшнего дня хотелось побыть одному. А потому я поблагодарил бабушку, и пока еще тьма не покрыла землю, поспешил в сторону леса. Когда я вошел под его своды стало ясно: идти дальше уже нельзя. Я уже не мог разглядеть своей вытянутой руки.

В ночном лесу страшновато первые минуты, когда самые запоздалые сумеречные тени сменяет сплошная кромешная мгла. Не зря в старину говорили, что ночью миром начинают править совсем иные силы, — силы зла. Суеверия? Не знаю, но в это легко поверить, когда над твоей головой вдруг что-то охнет, вскрикнет, где-то раздастся короткий, как выстрел, стук, и ты гадаешь, то ли ветер прошумел в кронах деревьев, то ли сыч полетел за добычей. А может быть, это старина леший разминает кости после дневного отдыха?

Расстилаю на земле спальный мешок, кладу под голову рюкзак. Стараюсь делать все как можно тише: я должен отойти ко сну также спокойно и незаметно, как лесные обитатели. Те из них, для кого активная жизнь начинается ночью, наверняка заметили меня, но чем быстрее сон смежит мне веки, тем быстрее промчится короткая летняя ночь, тем спокойнее будет всем нам. И я не буду гадать, чья серая тень на секунду закрыла мутный лунный диск. Над миром опустилась ночь.

6 июля. Лунный город.

А ведь я действительно заблудился. Долгие часы послушно шел я за тропинкой, то и дело становясь перед выбором, когда маленькая лесная дорожка делилась на двое и убегала в разные стороны. Но я не отчаивался; голубое небо над головой словно успокаивало: скоро лес кончится, и ты выйдешь на простор. Так оно и получилось. Правда, к тому времени солнце показывало, что на дворе давно полдень. Да и не в Ананское я вышел, а совсем к другой деревне. А до Венева идти и идти. Таким этому дню и суждено было остаться в моей памяти. Карта спрятана далеко, иду напрямик, спрашивая дорогу у случайных прохожих. Одна чудесная картина украсила этот самый обычный день. У деревни Теребуш, только очередной лесок отпустил меня из своих объятий, выхожу на освещенное солнцем открытое место. И вижу бескрайнее "снежное" поле, причем "снег" будто мартовский — в нем уже нет январской ослепительной белизны. Это цвела гречиха. В воздухе ровный, спокойный гул тысяч и тысяч пчел. И вдруг все это, весь этот гул словно по чьей-то команде, стихает. Из-за далекого горизонта, закрывая собою все небо, медленно движется черно- синяя туча. Движется, вроде бы не спеша, но с каждым новым мгновением солнечная часть гречишного поля становилась все меньше и меньше. В лицо подул налетевший ветерок. Секунду- другую я стоял на рубеже двух миров: темного, грозного и яркого, сияющего. Оглядываюсь назад. Синева кажется мне такой родной и близкой, что почти физически чувствую тоску по уходящему солнцу. Но все это длилось не меньше двух моих выдохов. Затем дыхание перехватило: стена воды обрушилась на меня, на гречиху, пчел, землю, так долго не оплодотворявшуюся дождем. Всего второй дождь во время моего странствия. Но как он отличен от того, первого, так испортившего мне встречу с Белевым! Этот налетел неожиданно как счастье. Капли весело отскакивали от перегретой земли, от пыльной травы. Божий мир пил небесную воду, укрывался. Из ближайшего дома кто-то кричал мне весело:

— Бегите скорее, бегите, а то сухой нитки не останется! Уж какая там сухая нитка, я чувствовал, как вода добираетсядо моей святая святых

— середины рюкзака, где лежат мои книги. И вот я стою на маленьком, неказистом крылечке. Хозяйка несколько раз торопливо крестится. Слава тебе, Господи! Послал дождичек. Глядишь, зимой с картошкой будем: на час дождь не меньше. И сильный какой!

А впереди на краю неба уже блеснула лазурь. Пока робко, будто ненароком. Но через час я действительно сошел с крылечка в умытый, словно заново рожденный мир.

В Венев я входил поздно вечером. Так поздно, что на улице не было ни одного человека. Венев — совсем маленький город, пусть не такой древний, как Козельск или Дедилово, но его четыре с лишним века вызывают уважение гостя, входящего или въезжающего со стороны Тулы, Венев встречает микрорайоном однотипных панельных пятиэтажек. Как я понял, основное население города живет именно здесь. Все административные и культурные учреждения находятся в старой части. Вот об этом Веневе мне хочется написать несколько слов. И дело не в том, что тихие пустынные улочки, дома начала века, колокольня, освещенная луной, луна, придающая всему какой-то фантастический вид, гулкие шаги редкого прохожего, — как-то незаметно и сразу очаровали мое сердце. Венев подтвердил две мои недавние догадки, причем подтвердил так убедительно, что я теперь абсолютно убежден в следующем: можно посетить десятки, сотни городов, обходить все их музеи, улицы памятные места, однако, город все равно "пойдет" мимо вас. И чтобы этого не случилось, желательно приезжать (приходить) в город поздно вечером, когда суета, толкотня, посторонние шумы и прочие приметы дня покинут город до следующего утра; когда только редкие прохожие, чаще влюбленные или наоборот, очень одинокие люди повстречаются вам на пути. Тогда никто и ничтоне отвлечет вас от домов, мостовых, деревьев, всего того, что зовется собственно городом. Поверьте мне, любой дом может так много рассказать, и рассказ этот пройдет через вашу душу, в подсознание, неся такой поток информации, какой не может дать ни один справочник. И чем старше дом, чем больше таланта и сердца вложили в него создатели, тем интереснее будет рассказ. Но это еще не все. Очень важно входить в город с мыслью, что это ваш родной город, просто вы очень долго находились в отсутствии, так долго, что многое кажется незнакомым. Входите в город так, как путник возвращается в родной дом. И случится чудо. Вы действительно почувствуете себя здесь как дома.