Проект «Повелитель» - Игорь Гор

Если это коллойдер? Но он во Франции? Хотя, кто знает его истинную мощь и на что он способен? Жаль, что мои познания в физике не богаты.

Иначе я не пожалел бы сил и времени чтобы добраться до него и выяснить его судьбу. Впрочем, я сомневаюсь в его причастности. Из вероятных причин (если исключить вмешательство человека) остаются только зеленые человечки и летающие тарелки.

… не верю… … ни в других. Для анализа ситуации пока слишком много неизвестных.

Надеюсь набрать фактов побольше, а потом…

. ***

Мне страшно было смотреть в эти преданные глаза. Глаза моей стаи. После того как я увидел, что осталось от наших друзей. Хорошо, что женщины остались в доме пока мы …

Закопали то немногое, что от них осталось. Стая жила настоящим законом людского племени, не звериного, а именно людского. Лучшие куски кормящим самкам и щенкам….

Этот факт подкрепил мои подозрения относительно их происхождения, да и вообще…

По мере того как земля скрывала останки, сырыми комьями гулко падала вниз, я лихорадочно соображал как быть дальше. Как бы я повел себя с Дюбелем, переметнись он на мою сторону? Принять его помощь, против Джокера, я бы принял. Но положится на него, дружить, да и, положа руку на сердце, просто существовать бок о бок я бы не смог. В голове не укладывалось. Отказаться же от помощи стаи было глупо. С такой то охраной дойти до объекта № 7844, что по проспекту днем прогуляться. Без шума и пыли. Легкая прогулка не более. Но все же к ней я был не готов. Как вести себя с ними? Быть постоянно настороже, на нервах? Положение вожака шаткое и валкое. Охрана в мгновение ока может превратиться во врагов. И тогда нас просто порвут. Тем паче фраза вожака про то, что мы враги изначально давала повод реально задуматься. Когда последний ком земли упал на свежую могилку, и Хаймович деловито обстукал её лопатой, придавая форму, я всё решил. Со стаей надо поговорить по душам, выяснить: во-первых, чего это они людей не любят. А во-вторых, отобрать пятерку самцов для охраны и взять с собой. Незачем всю стаю тащить. Косой подал деду сбитый из двух штакетин крест и Хаймович водрузил его на могилку. Мы сняли кепки. Мелко моросил дождь. По коротко стриженному ежику Сережки капли стекали на лоб, пробирались через редкие брови и сливались с крупными и солеными, катившимися из глаз. Страшно он плакал. Лицо мертвое и неподвижное, только боль в глазах. Хаймович, мельком взглянув на мальчишку, взял его ладонью за затылок и привлек к себе. Надо же, Шустрый, оказывается, любил Мишку — Ангела? А тот его всегда подковыривал… Странная штука любовь. Казалось бы, не за что ему Ангела любить, вздорный был малый, ядовитый как самоходка. Ан, нет, жалеет его, плачет?

А я плакать давно разучился. И вряд ли буду. Хотя, вру, буду … не дай бог, конечно, но если что с Розой или старым… или там с Косым что. А по другому поводу вряд ли.

Постояли мы молча у могилы. Говорить никто не хотел. Да и нечего тут говорить, всё и так понятно. Только дед обронил пару слов:

— Прости им господи прегрешения, пусть земля им будет пухом… царствия им небесного..

Аминь.

Мы развернулись уходить, отряхивая штанины от земли. Я шепнул наклонившись к Хаймовичу: Подождите меня в доме. Мне со стаей поговорить надо.

Дед чуть заметно кивнул. И я направился за ближайшие кусты смородины, где высунув языки лежали двое приближенных к моей персоне кобелей. Псы чувствовали свою вину, поэтому от греха подальше залегли в кустах. Оно и правильно. Косой полоснул бы по ним из автомата не задумываясь, попадись они под горячую руку.

— Ну, что гаврики? — обратился я к лохматым в слух, и присел на корточки, заглядывая в глаза. Корноухий с большими карими глазами взгляд не отвёл, но всё же косился на товарища, лежащего сбоку. С ним, пожалуй, и поговорю.

— Почему люди вам враги?

— р-р-р..!

— Ты, не рыкай..! Объясняй внятно.

Недовольное ворчание. И тут в разговор вступил другой с коротким хвостом.

— Люди МЫ! Мы настоящие свободные люди!

— Вот, как? А мы кто?

— Вы рабы своих нелепых законов, своего облика…

— А вы нет?

— Нет. Мы давно выбрали свободу и не зависим …

— От чего независим? Разве вы так же как люди не заботитесь о своём потомстве и самках? Не кормите, не учите?

— … р-р-р. Мы сами выбрали свой облик. Он лучше (тут невнятно, но я понял как более приспособленный) для жизни.

— Ха! Только сказки мне не надо рассказывать! Ты такой, каким тебя мама родила, и другим тебе не быть.

Я сознательно провоцировал короткохвостого, ожидая реакции. И она последовала.

На моих глазах его стало корежить. Облик поплыл и передо мной предстал голый мужик, заросший и нечесаный. Нечто подобное я и ожидал. Вот это аргумент! Аргумент у него тоже был порядочных размеров…

— Мы — люди истинные! — рявкнул он, и неуклюже стукнул себя кулаком в грудь. — И мы свободны от ненужных т-р-ряпок, жилищ и ор-р-удий!

Покосился он на мой калаш за плечом.

— Ваше дело… А людей то за что не любите?

По виду его было понятно как ему неуютно в нынешнем облике, он стоял полусогнутый и порывался встать на четвереньки. И смотрел на меня ожидая моей реакции, мол достаточно для демонстрации. Нет, уж, голубчик, не дождешься, пока всё не скажешь!

— Ну!

— Они… они убивали нас как диких зверей! Наши братья убивали нас! За наш выбо-р-р!

Я кивнул. Понятно. Мутантов в своё время мочили почем зря.

— Они были простые люди?

— … г-р-рю, б-р-ратья..

Разговор псиному брату давался с трудом, некоторые слова он либо забыл, либо не мог выговорить. В глазах стояла мука. Ладно, облегчу тебе жизнь.

— Они тоже могли превращаться в собак?

— р-р-га-у!

— Но остались людьми?

Мой лохматый собеседник не выдержал и все-таки упал на четвереньки, успев кивнуть, мол: да, могли. Интересное дело получается? Мутанты истребляли мутантов? И за что? Если обе группы могли превращаться? Одни выбрали жизнь собачью, хотя у оставшихся она была не легче. Н-да!

Пока я призадумался, лохматый успел обзавестись хвостом и лапами, и отчаянно зевнув, улегся на брюхо.

— Вот, что друзья мои, мне надо пройти на ту сторону реки к одной деревне. И мне нужны сопровождающие. Есть у вас крепкие псы?

— Люди! Мы Люди! — оскалился, молчавший до этого корноухий.

— Мужиков крепких еще трое помимо вас будет?

Фраза, что они крепкие мужики им понравилась. Даже взгляд как-то потеплел.

Они вильнули хвостами, мол, полно мужиков. Но что-то меня насторожило. И я повторил вопрос:

— Мне надо на ту сторону речки? Где переход есть знаете? Мост?

Эх, зря я пса отпустил, расслабились, отвечать не хотят.

— знаем… но не пойдем…

Я внутренне зарычал. Суки!

— ты вожак, можешь убить любого из нас… Но вести на погибель народ. Не пойдем.

— Какую погибель?

— … Там за переходом погибель. Там всех убьют.

— Кто? Чего вы боитесь? Струсили?

Шерсть поднялась на загривках. Обиделись псы и разозлились.

— наши братья погибель… смерть… Обратной дороги нет.

И было в этом ответе, некая застарелая обида и ненависть, что я сразу сообразил.

Вот оно что! Значит там их родина…

— Ладно, но до моста вы меня доведете. Слышали, блохастые?!

Блохастые глядели исподлобья. Плевать я хотел на ваше недовольство. С вами или без вас, но до цели я доберусь!

Туман оборвался резко, словно кто штору отдернул. Друзья рысью бежавшие по железной дороге остановились изумленно оглядываясь. Лес, окружавший дорогу, разом пропал вместе с туманом. Да и тумана не было. Позади вместо леса залитого туманом было необозримое поле. Ровная аккуратно уложенная шпалами дорога, по которой только что пробежались друзья, тоже отсутствовала. Теперь она представляла собой чуть заметную насыпь, разваленную налево и направо диковинным зверем. Рельсы топорщились и вздымались в небо завитые как стружка под рубанком. Но это метров сто позади, а дальше картина была ещё причудливей. Обгоревшие и полу засыпанные шпалы смотрелись небрежно рассыпанными спичками, вывалившимися из кармана великана. Причем великан был сильно пьян и заносило его крепко, поскольку шпалы и причудливо гнутые рельсы торчали в совершенно неожиданных местах. Николай подергал за рукав Руслана.