Штауффенберг. Герой операции «Валькирия» - Жан-Луи Тьерио

На следующий день Штауффенберг и бригадные генералы Фельгибель и Шмундт попытались уговорить генерал-фельдмаршала фон Манштейна. Он мог бы стать весомой фигурой. У него было высокое воинское звание. Он был, несомненно, лучшим стратегом Гитлера, именно он придумал гениальный удар по Франции. Прекрасный офицер вильгельмовской закалки, он всегда проявлял большую сдержанность в отношении нацистских идей. Трескову он был обязан тем, что смог лично представить свой план Гитлеру в 1940 году. Кстати, он был так близок с ним, что согласился взять к себе адъютантом одного из близких Трескову людей, лейтенанта Александра Штальберга. Заговорщики возлагали на него большие надежды. Штауффенберг попытался уговорить его пойти к Гитлеру, пригрозить отставкой и потребовать назначения начальником штаба всех вооруженных сил. Но Манштейн отказался это делать, не столько из опасения, сколько из нежелания требовать что-то для себя лично. Древняя элегантность, достойная уважения, но трагически бессильная. В своих дневниках Манштейн вспомнил эту удивительную ситуацию, в которой офицеры младше его по званию уговаривали его потребовать всей полноты командования, по крайней мере войсками, действовавшими на Восточном фронте. «Они объяснили мне, что надо было добиться сосредоточения командных функций в одном месте и что фюрер должен был назначить такого начальника штаба, которому он бы полностью доверял […]. Потом был разговор со Шмундтом. Он показал мне, как часто нужные решения принимались слишком поздно […]. Фельгибель хотел, чтобы я добился назначения на должность начальника Генерального штаба. Но об этом не могло быть и речи. Мое назначение на этот пост имело смысл только в случае, если такое решение было бы принято без меня, а мне было бы оказано доверие». Итак, снова шах и мат. Однако были приняты все необходимые меры предосторожности. Ни Фельгибель, ни Шмундт, ни Штауффенберг ни разу не проговорились про государственный переворот и свержение режима, речь шла только об организации оперативного управления. Манштейн вспоминал, что «желания Штауффенберга сплотить высшее командование против Гитлера не прослеживалось […]. По крайней мере, лично я этого не увидел». Штауффенберг был в ярости. И высказал майору фон Тюнгену: «У этих военачальников в голове одна солома».

Разгром под Сталинградом 2 февраля 1943 года его вовсе не удивил. Отдохнув несколько дней в Лаутлингине, он 11 февраля отбыл в Тунис, а уже 14 февраля представился своему новому начальнику, дивизионному генералу фон Бройху, командовавшему 10-й танковой армией. Устав быть «ненужным слугой» командования, делавшего все не так, он был счастлив попасть в войска для того, чтобы заниматься тем, что он умел делать: воевать.

Он был в полном неведении о том, что творилось в Берлине. Заговорщики попытались воспользоваться шоком от поражения под Сталинградом для того, чтобы убить Гитлера и передать власть в руки резервной армии.

Несмотря на предупреждения Герделера, все еще не решившегося на участие в плане убийства, Хеннинг фон Тресков уговорил действовать нескольких генералов — фон Бека, начальника организационного департамента Штиффа, Ольбрихта и офицеров из своего окружения. Первая попытка покушения должна была состояться 13 марта в Ставке командующего группой армий «Центр» генерала фон Клюге. С молчаливого согласия последнего, не принимавшего участия в заговоре, но и не выдавшего заговорщиков, группа офицеров во главе с Хеннингом фон Тресковым, Георгом фон Бозелагером и Фабианом фон Шлабрендорфом должна была дождаться, когда фюрер удобно устроится в офицерской столовой, а затем прикончить его из пистолетов. План рассадки за столом был составлен так, чтобы Гитлер попал под перекрестный огонь нескольких заговорщиков. Та же участь ждала и сопровождавших фюрера людей, в частности Гиммлера. Тем самым планировалось одним ударом обезглавить государство, партию и СС. Не повезло: рейхсфюрер отказался приехать, Клюге отказался помогать. Он опасался войны между вермахтом и СС. К внешней угрозе могла добавиться внутренняя распря. Заговорщики были в отчаянии, но им пришлось с этим смириться. И они ничего не могли поделать, глядя на вегетарианские выкрутасы хозяина Берлина. Но своего последнего слова они еще не сказали. У них был наготове запасной план. В бутылки с коньяком была помещена взрывчатка. Когда фюрер собрался уезжать, Шлабрендорф попросил его адъютанта прихватить с собой ящик коньяка, чтобы передать его полковнику Штиффу. Это было в порядке вещей между сослуживцами по штабу. Хитрость сработала. Ящик был уложен в багажное отделение. Когда самолет «Вульф Кондор» вылетел в направлении Растенбурга в Восточной Пруссии, этот полет должен был стать последним. «Он полетел в ад», — прошептал Фабиан. Часовой механизм должен был сработать над Минском. Все затаили дыхание. Собравшись у радио, ждали новостей. Но ничего так и не произошло. Авиационно-диспетчерская служба просто сообщила, что самолет приземлился нормально. Так что же, черт возьми, случилось? Сообщники вздрогнули. Если бомба не взорвалась, это означало, что ее обнаружили. Но как? Самолет ведь находился в воздухе. Это оставалось тайной. Все ждали прихода представителей СД или других инквизиторов в коричневой форме. На другой день бедняга Шлабрендорф вылетел самолетом в Растенбург. Там он заявил, что прилетел чисто случайно и что хотел бы забрать свой презент, чтобы вручить его Штиффу лично. Адъютант Гитлера Брандт не усмотрел в этом ничего особенного. Он вернул ящик, не обращая на него особого внимания. Шлабрендорф с облегчением устремился в отдельную комнату. И увидел, что им невероятно не повезло. Детонатор оказался замороженным на холоде, усиленном высотой. Это была первая неудача военного сопротивления в том году. Вскоре случилась и вторая.

Другой сообщник Трескова, подполковник фон Герсдорф, согласился пожертвовать собой. Он планировал надеть пояс со взрывчаткой и взорваться вместе с фюрером во время выставки трофейного советского оружия 20 марта, в «День героев». Когда Гитлер вошел в арсенал, он запустил часовой механизм, будучи готовым к высшему самопожертвованию. Но в тот день маленький капрал из Браунау был в плохом настроении. Он куда-то торопился. И перед экспонатами останавливаться не стал, а быстрым шагом прошел через весь зал. Спустя полчаса после прибытия он уехал. Часовой механизм был установлен на взрыв с задержкой в сорок пять минут. Герсдорф едва успел добраться до туалета, чтобы обезвредить бомбу. Успел. Но Гитлер был жив. Опять неудача. При ближайшем рассмотрении этих серьезных планов, разработанных и осуществленных полными решимости людьми, этой немыслимой череды неудач, этих добрых фей, оберегавших вопреки всему человека, который никак не должен был уцелеть, историк не может отделаться от ненаучного, но очень захватывающего ощущения того, что некий роковой союз объединял этого человека с немцами, которым суждено было терпеть его до сожжения во дворе рейхсканцелярии в 1945 году.