Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы - Алфеус Хайат Веррил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я проглотил три из них и уже собирался съесть четвертое, когда существо, внимательно наблюдавшее за мной, подвинул ко мне сосуд с жидкостью и тем же странным мозговым методом предупредило меня, что я должен уже насытиться и что если съем больше, то это может привести к серьезным последствиям. Признаюсь, я испытывал сильное искушение проигнорировать его предупреждение, так как, казалось, в этом напитке было не больше пищи, чем в сухом крекере, но я вспомнил, какое чудесное действие оказали те, что я ел на пляже, и неохотно положив печенье на место, сделал большой глоток жидкости. Она была такой же прозрачной и бесцветный, как вода, за которую я ее и принял, но когда она пронеслась мимо моих губ, я чуть не выронил чашу от удивления, потому что напиток был самым восхитительным и освежающим, что я когда-либо пробовал. Он не был ни сладким, ни кислым, но имел вкус, который совершенно невозможно описать. Действительно, в этой чудесной стране есть много вещей, которые я не могу описать так, чтобы те, кто их не видел и не испытал, могли понять мою мысль. Существовали цвета, совершенно отличные от всего, что я когда-либо видел, были звуки, совершенно новые для моих ушей, и вкусы, которые невозможно описать словами.
Едва напиток испарился с моих губ, как я почувствовал себя помолодевшим. Никакое вино или ликер не могли бы иметь такого замечательного эффекта. Не то чтобы это было пьянящим или бодрящим, как алкоголь, потому что моя голова оставалась совершенно ясной, но я чувствовал себя на годы моложе. Я казался таким же сильным и свежим, как двадцатилетний юноша, и чувствовал себя готовым ко всему. Потом меня охватила восхитительная дремота, и я бросился на кушетку. Я мгновенно погрузился в сон без сновидений.
Меня разбудило существо, под попечением которого я находился, когда оно вошло в комнату с едой и питьем. Жуя похожие на вафли бисквиты, отличавшиеся по вкусу от тех, что я ел накануне, я изо всех сил старался поговорить с ним. Или, вернее, я мог бы сказать, вести разговор, потому что он, очевидно, понял все, что я сказал. Более того, как и накануне, я смог понять его. Но трудность заключалась в том, что у нас было так мало общего, что разговаривать подолгу было почти невозможно. Однако он дал понять, что я могу свободно приходить и уходить, когда мне заблагорассудится, и меня считали почетным гостем с какой-то другой планеты, и меня очень позабавило, когда он поинтересовался, не свалился ли я с неба. Очевидно, эти существа ничего не знали о стране за горным барьером, и напрасно я пытался объяснить, как я перебрался через горы, и рассказать о мире по ту сторону. Для него это было невероятно, так же невероятно, как его земля была для меня до того, как я ее увидел. Затем, после долгих хлопот, он сказал мне, если я могу использовать слово "сказал", когда нет звуков, что ни один житель этой страны никогда не проходил через эти горы, что за ними было ничто и что его страна включала в себя весь мир. Это было самым удивительным для меня, потому что я преодолел горы без особых трудностей, и с их чудесными воздушными кораблями я не видел причин, почему бы им не парить над вершинами. Но когда я расспрашивал этого парня, а позже разговаривал с другими, к своему изумлению, я узнал, что эти существа гибнут, если поднимаются над землей более чем на несколько сотен футов. Их летательные аппараты никогда не достигал высоты более двухсот футов, и мне сообщили, что слишком отважные члены общины, пытавшиеся пересечь горы, задыхались и умирали задолго до того, как достигали вершин, для них, как ни странно, высота в пятьсот футов была столь же фатальной как дюжина миль в воздухе для людей. Было ли это связано с их физическими особенностями или с какой-то особенностью их атмосферы, я так и не определил. Однако я придерживаюсь мнения, что в настоящей причине мало и того, и другого. Я уверен, что их воздух гораздо более разрежен, чем наш и, следовательно, был бы непригоден для поддержания жизни даже на умеренных высотах. Будучи эволюционированными от ракообразных, а я уверен, что это так, и с модифицированными жабрами вместо легких, они, естественно, менее приспособлены к изменениям плотности воздуха, чем люди. Действительно, позже, когда я однажды попытался взобраться на горы, я обнаружил, что мне было очень трудно дышать, даже когда я был на полпути к вершинам.
Но не это было причиной, по которой я был вынужден оставаться на этой земле даже до настоящего времени, как я объясню позже.
Но вернемся к моему рассказу о моих переживаниях. Позавтракав, я отправился осматривать достопримечательности. Прошло, однако, некоторое время, прежде чем я достиг внешних стен, ибо в подземных обиталищах этих странных существ я нашел много поразительных и интересных вещей, которые привлекли меня.
Способ освещения этого места был загадкой, потому что, как я уже сказал, освещение было своего рода свечением, которое, казалось, исходило от стен, пола и потолка, как будто на самом деле они были сделаны из полупрозрачного материала с огнями позади них. Я внимательно осмотрел материал и обнаружил, что он был сформирован из одной непрерывной поверхности, как будто вылепленной или отлитой прямо на месте, как я обнаружил позже. Кроме того, я выяснил, что это был тот же материал, из которого были сделаны летательные аппараты. Действительно, позже я обнаружил, что это был единственный материал, которым обладали эти существа для строительства всего, что угодно, кроме дерева, которое редко употреблялось и было скорее диковинкой, и жесткой травы, которую они считали малоценной, но из которой делали тонкий, легкий и превосходный материал, похожий на пергамент, материал, на котором написана эта рукопись. Но самое удивительное то, что металлоподобное вещество, столь широко используемое, может быть настолько изменено или модифицировано, что оно может быть адаптировано для любых целей.
Его можно сделать непрозрачным, прозрачным или полупрозрачным, таким же твердым, как сталь, или таким же
