Агата Кристи. Свидетель обвинения - Александр Яковлевич Ливергант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот мысль Честертона о том, что детективный рассказ «пишется ради момента прозрения, а вовсе не ради тех часов чтения, которые этому прозрению предшествуют», показалась бы Агате Кристи, и не только ей, весьма спорной. «Большинство неудачных детективов, – полагает Честертон, – неудачны именно потому, что они пишутся, чтобы… сбить читателя с толку». А ведь как раз эту цель – запутать читателя, повести его по ложному следу – преследует в своих книгах Агата Кристи, да и другие авторы детективов, в том числе и сам Честертон. Потребитель детективной продукции, говоря словами русского классика, «сам обманываться рад». Честертон прав: рассказ, в том числе и детективный, «пишется ради момента прозрения, его цель – не мрак, а свет»; без прозрения, «вычисления» убийцы детектив становится нелепицей, теряет смысл, – однако прозрение это должно наступить лишь на последних страницах (сценах), в конце запутанного лабиринта, по которому долгое время бредет наобум читатель или зритель; по опыту ему, читателю или зрителю, известно, пожалуй, только одно: чем больше подозрений вызывает персонаж, тем менее вероятно, что он – убийца. Бредет наобум, строит догадки – и от этого получает удовольствие. Если свет появится не в конце туннеля, читатель будет разочарован. Если он раньше времени догадается, кто убийца, не поверит рассыпанным по тексту «ложным ключам», псевдоуликам – значит, автор «недоработал». С книгами и пьесами Агаты Кристи такого не бывает. Ответ на четыре вопроса классического детектива «Кто? Почему? Когда? Как?» читатель получит только в самом конце. Финалы даже не в самых удачных ее романах непредсказуемы, порой, как в «Свидетеле обвинения», – до самых последних строк и реплик.
Оговоримся. Непредсказуемы, если считать детектив ребусом, кроссвордом, загадкой. И предсказуемы – с точки зрения морали.
«Детектив, – заметила однажды Агата Кристи, – это история погони, рассказ-нравоучение, добрая сказка, где Зло загоняют в угол, а Добро торжествует».
Но это – в литературе, в нравоучительной или в развлекательной; в жизни же добро и зло соседствуют друг с другом, далеко не всегда отличишь одно от другого, определишь, где кончается добро и начинается зло. Не этому ли учит нас соотечественник Кристи, писатель куда большего масштаба Грэм Грин, который, кстати, тоже не чурался детективного жанра, знал толк в остросюжетной прозе.
Вместе с тем читатель Агаты Кристи получает удовольствие не только от того, что вместе с нерадивым и бестолковым полицейским инспектором он безуспешно бьется над разгадкой тайны совершённого преступления, вычисляет, то и дело попадая впросак, возможные мотивы преступника. Не только от неожиданных поворотов динамичного сюжета и не менее неожиданных концовок, в чем с Агатой Кристи сравниться, пожалуй, не может никто. Дело в том, что королева детектива, в отличие от многих (большинства?) авторов криминальной литературы, умеет писать, она – талантливый, самобытный писатель со своим почерком, который не спутаешь ни с каким другим. Литературные гурманы, любители Пруста и Набокова, читать Чейза или Сименона вряд ли станут, Кристи же – читают и перечитывают. Агата Кристи – мастер не только литературы «сенсационной», как говорили в позапрошлом веке, хотя мировой известности, «всенародной» любви она добилась, конечно же, как автор в первую очередь детективов. Меж тем, ее жанровый диапазон – в отличие от Грина, она не делит свое творчество на книги «серьезные» и «развлекательные», – детективом не ограничивается. Чтобы в этом убедиться, прочитайте (перечитайте) «Неоконченный портрет», «Приезжай расскажи, как ты живешь», «Вдали весной», «Автобиографию» – книги, в которых нет ни сыщиков, ни убийц, и которые к остросюжетной прозе никак не отнесешь.
Чего стоят хотя бы зачины ее романов и рассказов! Кристи умеет одной фразой, одной репликой ввести читателя и своих героев в действие, задать нужную атмосферу всему повествованию.
«Мисс Аранделл умерла первого мая». («Немой свидетель»)
«Миссис Феррар умерла в ночь на четверг». («Убийство Роджера Экройда»)
«Чай готовила мисс Сомерс». («Зернышки в кармане»)
«Бобби Джонс положил свой мяч на метку для первого удара». («Почему не Эванс?»)
«Вот любопытно, – сказала Джойс Ламприйер. – Не очень-то хочется рассказывать эту историю». («Кровь на панели»)
«“А вы, доктор Ллойд?” – обратилась к нему мисс Хелиер». («Компаньонка»)
«У людей короткая память». («Смерть лорда Эджвера»)
«Быстро шагая по платформе, Стивен поднял воротник пальто». («Убийство на Рождество»)
«Майор Барнаби натянул сапоги, застегнул поплотнее ворот шинели и взял с полки у выхода штормовой фонарь». («Загадка Ситтафорда»)
Отличается Агата Кристи и завидным умением набросать яркий, живой, тонко подмеченный и запоминающийся портрет персонажа; этим портретом она, бывает, сознательно вводит читателя в заблуждение, ведет его по ложному следу. В результате мы начинаем с подозрением относиться к ни в чем не повинному человеку вроде Лидии Ли («Убийство на Рождество»), которая похожа на «рвущуюся вперед поджарую гончую». Или Пилар Эстравадос (она же Кончита Лопес) из того же романа, у которой «рот вдруг сделался… жестким и жадным, как бывает у ребенка или котенка; рот, который умеет утолять только свои желания и не способен на жалость». Или миссис Экройд («Убийство Роджера Экройда»), у которой «маленькие, бесцветные глазки и, как бы ни были слащавы ее слова, глазки сохраняют хитрое, расчетливое выражение». Ну как не заподозрить человека с такой внешностью, как не поддаться на этот ложный ключ!
И наоборот, проникаемся доверием и симпатией к преступнику, не верим, что убийцей может быть молодой человек с таким «обаятельным смущением», как Леонард Воул («Свидетель обвинения») или Ланс Фортескью («Зернышки в кармане»), чье обаяние «делало свое дело – люди думали о нем лучшее, а не худшее»[37]. Бывает и так, что внешность персонажа подчеркнуто бесцветна, невыразительна, ничем не запоминается, как, скажем, у Лоуренса Брауна («Скрюченный домишко»), в котором «было что-то от таинственных, бестелесных жителей потустороннего мира». Или у Карлотты Адамс («Смерть лорда Эджвера»), чьи «черты лица, совершенно лишенные косметики, как бы растворялись». Подобная «бестелесность», «растворенность» – верный знак того, что читателю стоило бы присмотреться к этому персонажу повнимательнее.
Портреты действующих лиц нередко приобретают у нее карикатурные черты – назвал же Пушкин Англию «отечеством карикатуры и пародии». У Агаты Кристи, как и у многих английских писателей, отменное, порой довольно ядовитое чувство юмора, которое словно бы оттеняет, снижает криминальный накал страстей в ее детективах; в романах Кристи, где речь идет об убийстве, всегда есть, над чем посмеяться (чего нет, к примеру, у Жоржа Сименона).
Каких только
