Дикарь - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом мхом заткнуть.
И надеяться, что само заживет.
Миха так и сделал.
— Господин, вспомните, кто вы. Держитесь достойно, — старик притащил воды в кожаной шляпе. Ведро из неё получилось, мягко говоря, хреноватое, но какое уж есть. — Ваш отец, будучи юн, также имел печальный опыт ранений.
— З-заткни его, — попросил мальчишка, прикусывая губу.
И руки убрал.
Подбородок выдвинул.
Отвернулся.
Клинок вышел легко. Из раны потекла кровь, но не сказать, чтобы обильно. Стало быть, или повезло, или, что куда вероятнее, разбойник решил поиграть.
И ладно.
Миха вспорол штанину, открывая доступ к ране. Небольшая. И вида аккуратного. Он наклонился и принюхался. Гнилью не пахло, и дикарь согласился, что это очень даже неплохо.
Хотя, конечно, рановато.
Темная вода кое-как смыла кровь. Мох лег сверху, а на него — тряпица, протянутая дрожащею рукой. И замотать все это добро, перехватив тем самым кожаным шнурком.
— Если не загноится, то жить будет, — сказал Миха старику, что замер рядом и только шею тянул.
— Слава богам! — отозвался тот, кланяясь. — И вам, добрый господин! Поверьте, ваше участие не останется незамеченным! Барон — человек в высшей степени справедливый! Он сумеет достойно вознаградить вас!
Мальчишка всхлипнул и, глянув искоса, спросил:
— Ты кто такой?
— Дикарь, — Миха огляделся. — Спать. Утром выходим.
— Куда?
— Куда-нибудь.
Не говорить же, что он понятия не имеет.
Пока не имеет. А утром, глядишь, какая мудрая мысль в голову и забредет.
— Спать? Здесь? — паренек то ли привыкал к боли, то ли была она уже не такой сильной, огляделся.
— Здесь.
— Вот прямо…
— Варианты? — поинтересовался Миха.
— Господин просто не привык. Однако уверен, что он не посрамит имени де Варренов и справится со всеми невзгодами, выпавшими на долю его, — поспешил заверить старик, стягивая с себя тряпье. — Господин, земля горячая, и остывать будет еще несколько часов. А остаточное поле отпугнет зверей. И место не такое уж дурное. Сейчас лето и тепло, и если позволите, я укрою вас…
Миха не стал слушать.
Он сделал несколько шагов вглубь острова, прислушался и согласился, что, чем бы ни было это остаточное поле, дикарю оно не нравилось. А стало быть, и Михе лезть не стоит.
Он зевнул.
И лег на землю.
Подумал вяло, что грязи станет больше, но в его положении грязь — меньшее, о чем следует беспокоиться. Миха прикрыл глаза, уступая сознание тому, кто умел спать вполглаза.
Последнее, что он ощутил — легкое раздражение от того, что чужой детеныш пристроился рядом. Впрочем, детенышей следовало беречь.
Да и теплее вдвоем.
И дикарь перекинул руку через хрупкое тельце ребенка. Тот не возражал.
***
В покоях юной императрицы все так же пахло смертью, но теперь к запаху этому добавилась легкая вонь разложения. Оно пока проявилось темными пятнами на руках служанок, и желтоватой жижей, в которую превратились глаза их.
Жижа текла по лицам, словно слезы.
Ирграм позволил себе отвернуться.
— Их надо будет сжечь.
— Проклятье опасно? — поинтересовался молодой жрец, приставленный Верховным.
— Не само проклятье. Проклятья как правило действуют или на конкретного человека, или на определенное место. Они выплескивают силу, и отдав её, растворяются.
Ирграм зажал нос платком. Запах становился невыносим.
— Однако замечено, что очень часто в местах, где случалось появиться сильному проклятью, возникают болезни. Многие — весьма заразны. И потому настоятельно рекомендуется при обнаружении проклятья тщательнейшим образом очистить и место, и тех, кого оно коснулось.
А ведь не определит он, как давно умерла эта женщина.
И почему?
Проклятье «Темной крови» из числа направленных. Оно создается для конкретного человека, и девочка просто должна была умереть. Но лишь она. А тут мертвы все.
Он подошел к клетке, убеждаясь, что птицы уже превратились в комочки слизи.
Или дело в наложении? Два контура, заряженных силой, столкнулись? И «Зеркало», как положено истинному зеркалу, отразило проклятье? Обратило его силу вовне? Но на лице женщины, как и других, нет характерных следов.
Позвать бы Варенса, но Император не отпустит его от названной своей дочери.
Ждать?
Тела расползутся.
Тогда что? Думать? Ирграм обошел комнату, и жрец следовал за ним по пятам. Это несказанно раздражало. А еще окружающая тишина заставляла нервничать. Появилось то нехорошее чувство страха, необъяснимого, иррационального.
Подобный он испытывал в мертвецкой, когда был еще студентом.
— Сжечь, — упорно повторил он. — И чем скорее, тем лучше. Люди, которые будут выносить эти тела и одежду, и все это, должны будут сидеть здесь взаперти двадцать дней, чтобы, если обнаружится болезнь, не допустить её распространения.
— Хорошо.
Во взгляде жреца читался вопрос.
— На нас обычные болезни воздействуют слабо. Но и мы, и все, кто побывал здесь, тоже должны будем выдержать время.
— Император?
Сложный вопрос. Болезни не знают исключений.
— Если это возможно.
— Возможно, — сказал жрец. — Я передам ваши слова.
— Хорошо.
Ирграм встал в центре комнаты, сплетая тонкое заклятье. Он и сам-то не знал, что именно ищет. Но ведь проклятье не появилось само по себе.
Его принесли.
Его укрыли.
Его усыпили, заставив ждать своего часа. Какого?
Сеть получалась кривоватой, неровной, будто бы он, Ирграм, вновь вернулся в прошлое, будто утратил все свои навыки. Нет уж. Усилием воли он выправил силовые потоки.
И заставил сеть развернуться.
Тончайшие нити расползлись по покоям, коснулись пола и стен, потянулись вдоль их, спеша выпустить чувствительные щупы.
— Это красиво, — тихо произнес жрец.
— Что?
— Ваша сила. Красиво. Только цвета они разного. Так нужно? — он указал на опустевшую кровать. — Там другие. Это из-за проклятья?
Ирграм чуть склонил голову.
— Вы видите? — уточнил он очевидное.
— Да. Это мой дар.
Все-таки они иные, мешеки. Маги силу не видят, но воспринимают, хотя тоже цветом. И выходит, что, возможно, не такие и другие? Что дело в обучении? Его вряд ли учили.
— Так это из-за проклятья?
— Да. Это сеть, она чувствительна к силе, которая разлита в воздухе. В той или иной мере сила присутствует практически везде. Однако она распределена неравномерно. И в воздухе или естественных предметах её меньше, чем в тех, что были сотворены человеком. А уж в тех, которые изначально наполнялись силой, её особенно много.
Жрец кивнул.
— А цвет?
— Цвет говорит о том, что за сила была использована. Как правило, целительские потоки имеют зеленый окрас, причем многих оттенков, что знающему человеку скажет об особенностях данного целителя.
— Зеленый тоже есть, немного.
— Это эхо моего воздействия.
— Он очень темный.
— Я все-таки не целитель изначально.
— Желтый?
— Вероятно, способность повелевать пламенем, или металлами.
