Дело врача - Грант Аллен

— Мой дорогой Хьюберт, разве я когда-нибудь отрицала свою женскую сущность?

— Кроме того, — продолжал я, делая вид, что не заметил ее чудесной улыбки, — я вовсе не намерен «следовать» за тобой. Напротив, я рассчитываю находиться рядом с тобой. Когда я узнаю, куда ты едешь, я случайно сяду на тот же пароход. Случайные совпадения — не редкость. Никто не может предотвратить их. Ты можешь выйти за меня замуж, можешь и не выйти, но пока ты еще не моя жена, тебе не позволено ограничивать свободу моих действий, не так ли? Тебе следует сразу узнать самое худшее: если ты меня с собой не берешь, то должна свыкнуться с тем, что я буду оказываться рядом с тобой в любом уголке мира — пока ты не соизволишь принять меня!

— Дорогой Хьюберт, я же ломаю твою жизнь!

— Отличный повод, между прочим, чтобы последовать моему совету и немедленно выйти за меня замуж! Но ты отклоняешься от темы. Куда ты направляешься? Именно этот вопрос поставлен на повестку дня. А ты Упорно уклоняешься…

Она улыбнулась — и вернулась с небес на землю.

— О, ты должен знать, конечно. Направляюсь я в Индию, с восточного побережья, с пересадкой в Адене.

— Поразительно! — вскричал я. — Представь себе, Хильда, что по прихоти судьбы я также отправляюсь в Бомбей тем же самым пароходом!

— Но ты же еще не знаешь, какой это пароход?

— Это не важно. Так совпадение станет еще более случайным. Как бы эта посудина ни называлась, когда ты поднимаешься на борт, я предчувствую, что ты с удивлением обнаружишь там меня.

Глаза ее заблестели от подступивших слез.

— Хьюберт, ты неукротим!

— Вот именно, дорогое мое дитя. Потому ты можешь не тратить зря силы на то, чтобы меня укротить.

Если потереть брусок железа о кусок магнитного железняка, он намагнитится. Оттого-то, я полагаю, ко мне частично перешло пророческое умение Хильды; потому что спустя несколько недель мы оказались на борту парохода «Кайзер Вильгельм», принадлежавшего германской Восточно-Африканской компании и направлявшегося в Аден — точно как и я предсказывал. Что, в конечном счете, доказывает реальность предчувствий!

— Поскольку ты упрямо не хочешь меня оставить, — сказала Хильда, когда мы уселись в свои кресла на палубе в первый вечер пути, — я поняла, что нужно сделать. Я должна изобрести какую-нибудь пристойную и очевидную причину, почему мы путешествуем вместе.

— Мы не путешествуем вместе, — возразил я. — Мы плывем на одном пароходе, вот и все — точно так же, как большинство пассажиров. Я не желаю, чтобы меня вовлекали в это воображаемое партнерство!

— Ах, Хьюберт, будь серьезнее! Я же собираюсь придумать цель для нас обоих!

— Какую цель?

— Откуда мне знать? Я должна подождать и посмотреть, что подвернется. Когда пересядем на другой пароход в Адене, выясним, кто у нас окажется в попутчиках до Бомбея, и тогда, быть может, я найду какую-нибудь симпатичную замужнюю даму, к которой смогу присоединиться.

— И я должен буду присоединиться к этой леди тоже?

— Мой дорогой мальчик, я не просила тебя ехать со мной. Ты едешь без спроса. Значит, поступай как знаешь и решай свои проблемы сам. Лично я оставляю многое на волю случая. Мы никогда не знаем, что может приключиться. В конце концов что-то подвернется. Побеждают те, кто умеет ждать!

— И все-таки, — вставил я назидательно, — я никогда не замечал, чтобы долго ждущие получали больше, чем прочие сограждане. Они кажутся мне…

— Не говори глупостей! Сейчас ты, а не я уклоняешься от дела. Пожалуйста, давай вернемся к нему.

Я сразу же вернулся:

— Итак, я должен ждать удобного случая?

— Да. Предоставь это мне. Когда познакомимся с пассажирами по дороге в Бомбей, я точно найду повод, чтобы мы смогли поездить по Индии с кем-то из них.

— Знаю ведь давно, что ты колдунья, Хильда, — ответил я, — но если ты ухитришься отсюда до Бомбея Измыслить некую миссию, я начну думать, что ты великая колдунья!

В Адене мы пересели на пароход компании «Р&О»[54]. Первый вечер нашего второго рейса был превосходен; волны безмятежного Индийского океана словно улыбались нам. После обеда мы сидели на палубе. Я закурил приятную сигару, Хильда устроилась в кресле рядом со мной. Мы молча любовались безмятежным морем. В этот момент из своей каюты вышла супружеская пара и сразу отвлекла нас от созерцания.

Леди стала оглядываться, выбирая место, куда бы поставить шезлонг, который стюард нес за нею. Места на шканцах было достаточно. Я не мог понять, почему она с таким явным неудовольствием озирала окрестности. Она бесцеремонно изучала сидящих в креслах людей, пользуясь для этого оптическим излишеством в черепаховой оправе, на длинной ручке. Никто из присутствующих, казалось, не удовлетворил ее. После минутной заминки, во время которой она также прошептала что-то своему мужу, было выбрано пустое место посередине между нами двумя и самой дальней группой. Другими словами, она уселась настолько далеко от всех отдыхающих, насколько позволяло ограниченное пространство шканцев.

Хильда взглянула на меня и улыбнулась. Я искоса глянул на леди снова. Она была одета с такой тщательностью, с таким вниманием даже к мелочам, что это как-то плохо сочеталось с Индийским океаном. Поездка на пароходе компании «Р&О» — не праздник в саду. И кресло у нее было просто роскошное, и имя владелицы было написано на нем краской, спереди и сзади, назойливо-крупными буквами. Со своего места я смог прочесть его: «Леди Мидоукрофт».

Владелица кресла была довольно молодой, миловидной, наряд ее был в первую очередь очень дорогим. Лицо отличалось тем выражением пустоты, вялости, скуки, которое мне приходилось замечать у жен нуворишей — женщин с маленькими мозгами и беспокойной душой. Обычно такие дамы погружаются в водоворот развлечений и тоскуют, когда остаются хотя бы ненадолго наедине с собой.

Хильда поднялась из кресла и неспешно направилась к носу корабля. Я тоже встал и пошел за нею.

— Видел? — сказала она с ноткой торжества в голосе, когда мы отошли достаточно далеко.

— Что именно? — ответил я, ничего не подозревая.

— Я же говорила тебе, что в конце концов нам что-то подвернется! — сказала она радостно. — Ты только посмотри на нос этой леди!

— Этот нос на конце, несомненно, повернут кверху, — ответил я, оглянувшись. — Но в чем тут…

— Хьюберт, ты становишься несообразительным! Ты не был таким в клинике Св. Натаниэля… Это сама леди нам подвернулась, а не ее нос, именно такая леди, какая мне нужна для поездки по Индии. Вполне подходящая дуэнья.

— И ты увидела это на кончике ее носа?

— В частности. Но и ее лицо в целом, ее платье, ее Кресло, ее отношение к миру вообще.

— Моя дорогая Хильда, ты пытаешься уверить меня, что разгадала всю ее природу, только раз взглянув? Это магия!

— Почему же только раз? Я видела, как она поднималась на борт. Они тоже делали пересадку в Адене с какой-то другой линии, как мы. И я приглядывалась к ней с этого момента. Потому могу считать, что разгадала ее.

— Все равно это как-то слишком быстро!

— Пожалуй. Но ты же сам видишь, тут и разгадывать почти нечего! Мы знаем, что некоторые книги нужно «распробовать и проглотить», их можно читать только медленно. Но другие — ты заглянешь, пролистаешь и закроешь, уже все усвоив. Достаточно взглянуть на пару страниц, чтобы понять, стоит ли читать дальше!

— Она не производит впечатления глубокой натуры, не спорю, — согласился я, искоса взглянув еще раз на мелкие и бессмысленные черты дамы, когда мы, прогуливаясь, прошли мимо нее. — Ты и в самом деле можешь без труда пролистать эту книгу.

— Пролистать — и узнать все. Оглавление тут совсем короткое… Вот посмотри, прежде всего она чрезвычайно «изысканна»; она гордится своей «исключительностью»: этим, в сочетании с ее низкопробным титулом, вероятно, и исчерпывается то, чем она вообще может гордиться, и она выжимает из имеющегося в наличии все возможное. Она — мнимо великая леди!

Как только Хильда произнесла эти слова, леди Мидоукрофт позвала слабым, жалобным голосом:

— Стюард! Это невыносимо! Здесь пахнет машинным маслом. Передвиньте мое кресло. Я должна поменять место!

— Если вы здесь поменяете место, миледи, — ответил стюард, слегка насмешливо, но с подобающим слуге почтением к любому титулу, — вы уловите запах камбуза, где готовят обед. Я не знаю, что предпочтет ваша светлость — машинное масло или запахи кухни.

Унылая фигура откинулась на спинку кресла с видом самоотречения.

— Право, не понимаю, почему они готовят обед на таком высоком уровне, — негромко бросила она раздраженно своему мужу. — Почему нельзя было расположить кухни где-нибудь в подвале — то есть в трюме — вместо того, чтобы досаждать нам здесь?

Муж был рослый, дородный, грубо слепленный йоркширец — полный, немного напыщенный, лет около сорока, с волосами, заметно поредевшими надо лбом. Классическое воплощение преуспевающего делового человека.