Последний секрет плащаницы - Давид Зурдо

Рассмотрев листок на свет и убедившись, что на нем не было водяных знаков, Энрике тщательно переписал письмо в свою записную книжку. Все оставшееся время он посвятил его анализу и выяснению некоторых данных. В тексте письма имелось несомненное подтверждение того, что оно — как верно предположил Энрике еще до его прочтения — было написано сто с небольшим лет назад. Жак (судя по всему, священник) писал о недавно построенной Эйфелевой башне и некоем Бодо. Найдя это имя в энциклопедии, Энрике узнал, что Анатоль де Бодо был известным архитектором-рационалистом, занимавшимся реконструкцией Сорбонны и выступавшим за ее тотальное архитектурное обновление, включая перестройку старинного коллежа кардинала Ришелье и капеллы. Противником Бодо, в конце концов взявшим над ним верх, был другой великий архитектор — молодой Анри-Поль Нено, которому университет и был обязан своим нынешним обликом. Другим современником Бодо, тоже не сходившимся с ним во взглядах, был Александр Гюстав Эйфель — создатель знаменитой башни, построенной для Всемирной выставки в Париже в 1889 году. Из письма священника Жака также было ясно, что и сам адресат — Жиль, профессор Сорбонны, — не питал особых симпатий к Бодо.

Таковы были выводы, сделанные Кастро на основании содержания письма. Хотя, по сути, все это не имело никакого отношения к той теме, ради изучения которой он прибыл в Испанию. Он понимал, что совершенно напрасно теряет время, но что-то не позволяло ему оставить этот неожиданно появившийся и, казалось бы, такой незначительный объект исследования… Когда охранник заглянул в зал и сообщил Энрике, что библиотека закрывается, у того возникло непреодолимое желание сунуть письмо в портфель и унести его с собой. На мгновение в голове его даже мелькнула мысль — не спрятать ли листок под одеждой, чтобы можно было пронести его мимо рентгеновского аппарата? Конечно, Энрике вовсе не собирался красть из библиотеки письмо — просто ему хотелось подольше подержать его у себя. За долгие годы исследовательской работы ему постоянно приходилось убеждаться в том, что знание подобно наркотику — такое же сильное и затягивающее, хотя и не разрушительное. Однако, как ни сильна была в нем эта страсть, Энрике все же решил, что не имеет права выносить из библиотеки найденное письмо. Вернув книги и получив назад свой читательский билет, он направился в соседний зал и подошел к столу библиотекаря.

— Добрый вечер, чем могу помочь? — сказала она, оторвавшись от книги и поднявшись со своего стула.

Это была женщина лет сорока, напомнившая Энрике своей одеждой Айседору Дункан.

— У меня есть для вас кое-что интересное, — с улыбкой сказал он библиотекарше.

— Что, простите? — переспросила она, непонимающе глядя на Энрике.

В ответ он протянул ей листок, найденный им в книге, и пояснил:

— Я обнаружил это в рукописи «Хроники Хайме I»… между страницами.

— Между страницами? — задумчиво повторила женщина, устремив на Энрике свои проницательные голубые глаза, и, снова взглянув на листок, кивнула: — Да-да, все ясно.

Ему показалось, будто библиотекарша заподозрила, что дело было не совсем так, как утверждал Энрике, но решила закрыть на это глаза.

— Мы выясним все, что возможно, об этом листке, — сказала она, прочитав письмо, и, пристально глядя на Кастро, добавила: — Благодарю вас от имени библиотеки за то, что вы сообщили нам об этой находке. Это очень любезно с вашей стороны.

— О, не стоит благодарности, любой бы на моем месте поступил так же, — несколько смущенно ответил Энрике, зная, что его слова вовсе не соответствуют действительности и что библиотекарше это тоже прекрасно известно. — Но я бы хотел вас попросить, — после короткой паузы продолжал он, — если вас не затруднит, сообщите мне, что вам удастся узнать об этом письме. Я занимаюсь исследованием, так что буду приходить сюда каждый день.

— Конечно, конечно, о чем речь, я обязательно вам все сообщу, — охотно пообещала библиотекарша.

Охранник снова вошел в зал и еще раз объявил, что библиотека закрывается.

— Спасибо, — сказал Энрике женщине, направившись к выходу, — до свидания.

— До свидания, сеньор…

— Кастро. Энрике Кастро.

В эту ночь Энрике долго не мог уснуть, думая о письме. Оно не выходило у него из головы с тех пор, как он покинул библиотеку. О Жаке известно было немного: лишь то, что он скорее всего был священником. Намного интереснее была фигура Жиля — атеиста, обратившегося к Богу и ставшего монахом под влиянием какого-то, несомненно, экстраординарного события. Что привело этого человека в монастырь? Какую роль в его судьбе сыграл загадочный медальон? Эти вопросы не давали Энрике покоя. Он лежал с широко раскрытыми глазами на кровати и думал. Ему хотелось, чтобы поскорее наступило утро. Включив лампочку на будильнике, Энрике, к своему разочарованию, обнаружил, что было всего два часа ночи. Кастро заставил себя закрыть глаза и попытался прогнать неотвязные мысли. Ему не совсем это удалось, но в какой-то момент сон все-таки одолел его. Энрике проспал несколько часов, как вдруг внезапная мысль пронзила его сознание, и он проснулся.

— Арранц! Как же я мог забыть его? Херман Арранц! — воскликнул он.

Подскочив с постели, ученый принялся ходить из угла в угол в чрезвычайном волнении. Было раннее утро, и солнечный свет уже проникал внутрь сквозь щель между шторами. Внезапно Энрике остановился посреди комнаты как вкопанный, неподвижно глядя на окно невидящим взглядом. И эта отрешенная сосредоточенность в конце концов помогла ему отчетливо вспомнить то, что секундной вспышкой мелькнуло в его голове несколько минут назад. Должно быть, его мозг продолжал напряженно работать во сне, и благодаря этому из темных глубин памяти всплыло наконец давнее воспоминание, ускользавшее от него во время бодрствования. Это произошло девять лет назад в Монтеррее, в 1988 году, во время конгресса, посвященного ордену тамплиеров.

Доклад падре Арранца был последним на конференции. Энрике всегда подозревал, что организаторы сделали это сознательно, догадываясь, какую бурную реакцию вызовет это выступление. Это был первый значительный конгресс, в котором Энрике участвовал после защиты своей диссертации. Среди докладчиков были самые известные специалисты, в том числе и Арранц Хернар — священник, принадлежавший к ордену Святого сердца Иисуса и читавший лекции по Средневековью на историческом факультете мадридского университета Комплутенсе. «Но теперь, — подумал Энрике, — скорее всего он уже не работает в университете, потому что даже тогда, девять лет назад, он был уже стар». Не исключено было и то, что орден направил Арранца с проповеднической деятельностью куда-нибудь за границу, и теперь его не было в Испании.

Тогда, в Монтеррее, Энрике чуть не пропустил доклад падре Арранца, потому что за две недели до конгресса его сестра серьезно пострадала в дорожной аварии и попала в больницу. Возможно, именно из-за этих переживаний он не вспоминал потом о других событиях, совпавших с ними по времени. Но эти события не могли не задержаться в его памяти.

Человеку, не занимающемуся историческими исследованиями, полемика, вызванная выступлением профессора на конгрессе в Монтеррее, показалась бы преувеличенной или вовсе не обоснованной. Однако многие присутствовавшие специалисты сочли его заявления возмутительными. Им пришлось не по душе, что такой признанный ученый, как Арранц, решил возвести в ранг исторической правды то, что всегда считалось не более чем смелыми домыслами.

Согласно общепризнанной точке зрения, после уничтожения ордена тамплиеров их прямыми наследниками стали франкмасоны, воспринявшие идеи, традиции и ритуалы бедных рыцарей Христа. Первые тайные ложи вольных каменщиков появились в XIV веке в Англии, вследствие чего эта страна стала считаться новым оплотом тамплиеров в Европе. Такова была концепция, которой придерживались авторитетные ученые-историки.

Однако падре Арранц в своем докладе опроверг эту точку зрения. Не отрицая, что многие идеи тамплиеров действительно были унаследованы франкмасонами, он утверждал, что орден храма не имел преемников, а продолжал существовать, несмотря на то что руководители его были казнены. Эти тамплиеры впоследствии переняли некоторые символы франкмасонов, однако сохранили свои собственные обычаи, ритуалы… и власть.

Именно так сказал Арранц. Энрике хорошо это помнил. Эта фраза ясно запечатлелась в его памяти, но смысл ее до сих пор был для него загадкой. Орден храма был обезглавлен, лишен владений и фактически уничтожен — уцелевшие тамплиеры в страхе бежали из Франции… И в то же время орден, по словам падре Арранца, сохранил свою власть. Таинственную власть, которая была выше утраченного ими земного могущества.