На лезвии с террористами - Александр Герасимов

— Сегодня нет, — говорил я по телефону в Царское Село, лучше завтра или послезавтра, — и моему решению царь следовал без возражения.

Когда же в воздухе не таилось никакой угрозы, я давал согласие на приезд царя, — и никто из властей, кроме меня, об том не бывал осведомлен. Я оповещал о поездке только председателя совета министров Столыпина. Наружная полиция, а также градоначальник ничего об этом не знали. Это давало повод к упрекам и жалобам.

Несколько раз случалось, что вечером градоначальник звонил мне по телефону.

Скажите, верно ли это? Мои люди мне донесли, что сегодня они видели Государя на Невском проспекте.

Да, это верно.

Но так ведь нельзя, - возмущался градоначальник, — ведь в этих условиях я не могу принять на себя ответственность за охрану Государя.

Об этом не беспокойтесь, — говорил я, — всю ответственность я беру на себя.

Градоначальник помчался аппелировать к Столыпину, но жалобы его остались без последствий. И не удивительно: ведь заранее имелось согласие Столыпина, чтобы все шло по моей системе.

В то время, как я всемерно старался удержать в силе условия моего соглашения с Азефом как с руководителем Боевой Организации, он без всякой моей вины стал жертвой непредвиденного случая. Совершенно случайно один мелкий сотрудник Охранного Отделения узнал, где проживает бежавший из Сибири знаменитый террорист Карпович, — и он, конечно, захотел показать своему начальству, какой он исправный полицейский служака. Недолго раздумывая, он арестовал Карповича, рассчитывая, понятно, что таким образом он сослужит замечательную, выдающуюся службу политической полиции.

Дли меня этот непредвиденный арест адъютанта Азефа явился исключительно неприятным случаем. Кажется, на следующий же день ко мне явился Азеф, и тут во второй раз в жизни я увидел, каким сердитым он может быть. Я вспомнил нападение Азефа на Рачковского, свидетелем которого я был за полтора года перед тем и которое так развлекло меня тогда. Но на этот раз его раздражение было направлено против меня.

Как вы могли это допустить? — волновался Азеф. — Мое положение теперь стало совершенно невыносимым! И без этого ареста подозрение против меня очень велико. Если человек, с которым я ежедневно общаюсь, теперь взят, в то время как я гуляю на свободе, — то всякий должен заключить, что я предал Карповича в руки полиции. В таких условиях я абсолютно не могу сотрудничать. С меня довольно. Я устал жить среди вечных тревог. Я ухожу из Охранного отделения и уезжаю за границу.

С большим трудом мне удалось успокоить Азефа. Пришлось при этом обещать ему, что Карпович будет в самом скором времени освобожден. По это было легче сказать, чем сделать. Официально освободить Карловича из-под ареста было, конечно, невозможно. Карпович не должен был знать, что своим освобождением он обязан полиции. Для этого не было иного пути, кроме устройства ему побега. Но он должен бежать, абсолютно не подозревая, что мы ему в том помогли.

После некоторого раздумья я выработал следующий план. Карповичу было объявлено, что ou арестован по подозрению в проживании по фальшивому паспорту. Он должен быть теперь отправлен на родину, где власти установят его личность. Одному из своих наиболее толковых чиновников я поручил доставить Карповича из тюрьмы при Охранном отделении в пересыльную тюрьму и дать возможность по дороге арестанту бежать.

Сделайте это, как вы хотите, - сказал я ему на дорогу, - мне безразлично, как. Существенно одно: Карпович должен бежать...

Оба они отправились из Охранного отделения. Спустя несколько часов вернулся мой чиновник и, вытирая обильный пот со лба, доложил:

Это было трудное дело... Не так просто заставить человека бежать, когда он бежать не хочет.

Мой чиновник, одетый в форму полицейского надзирателя, нанял извозчика по выходе из Охранного отделения, — разумеется, это была наша пролетка и кучер был нашим агентом, — и немедленно повез Карповича по пути в пересыльную тюрьму.

По дороге, — рассказывал дальше мой чиновник, я сказал Карповичу — Обождите тут немного. Я должен папирос купить. - Я поплелся в табачную лавочку, болтал там добрых четверть часа с продавщицей и потом вернулся к пролетке. Я был убежден, что не найду уже в ней Карповича. Но к моему ужасу он все еще там. Ничего не поделаешь, пришлось ехать дальше. Немного позднее я заявил Карповичу, что мне хочется пить и и зайду в трактир выпить пива. Снова я провел там четверть часа, и, возвращаясь, вижу — мой голубчик так и продолжает сидеть в пролетке и ждать меня. Можно было от всего этого прямо придти в отчаяние... Мне ничего более не оставалось, как предложить Карповичу зайти со мной вместе в трактир поесть. Он принял мое приглашение. Мы уселись за стол, заказали еду и стали есть. При этом я начал жаловаться ему, как трудно нам, мелким служащим полиции, приходится: много работы, небольшой оклад, тревоги и опасности. Мы вынуждены хороших людей арестовывать, когда у самих душа так и болит. А потом я встал и вышел якобы в уборную - с твердым решением не возвращаться, пока Карпович не уйдет.

Стоя за приоткрытой дверью уборной, я наблюдал в щелку Карповича. Дверь, выходящая на улицу, была открыта. Посетители приходили и уходили. Карпович сидел за столом, ел и пил. Лакею я сообщил, чтоб он не мешал господину уйти, и сам ему за все заплатил. Но Карпович продолжал еще довольно долгое время сидеть. Наконец, он поднялся и начал ходить от стола к двери, туда и сюда, туда и сюда. Я потерял уже всякую надежду на то, что он уйдет, по наконец он решился. Он подошел к двери и вышел на улицу. Я ждал еще некоторое время в страхе, что он может вернуться. Потом я осмелился выглянуть. Он, действительно, ушел... Непонятно, как такой человек мог бежать с сибирской каторги.

Так рассказал мне мой сотрудник о побеге Карповича. Азеф был доволен. С ликующим видом Карпович рассказывал ему о непроходимой глупости полиции.

Глава 17. Семь повешенных

 Договор, заключенный мною с моим агентом Азефом, выдвинутым в качестве вождя террористической боевой организации, оправдал себя в полной мере. Никакие планы террористов не нарушали более моего сна. Некоторые из этих планов становились мне известны буквально с первого момента их зарождения. В результате — на каждом шагу мероприятия террористов натыкались на стену моих контр-мероприятий. Постепенно они должны были прийти к убеждению, что пустились в дело, превосходящее их силы. Организация полиции брала верх над организацией революции. Но это относилось только к центральной организации, во главе которой стоял Азеф. Опасность со стороны различных второстепенных групп была по-прежнему значительна.