«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тут глубоко, в этой протоке, — сказал я. — За островом мельче.
— Знаю, — сказал лесник. — У нас многие плавать не умеют. Говорил я Кривому, чтобы к мосту бежать. Сбили бы караул. Ты, может, эту каску снимешь? А то перевернет тебя, как корабль в бурю.
Кривой, ругаясь, размахивая руками, загонял беглецов в воду. Лесник присоединился к нему. От горы уже подбегали солдаты — стрелы начали ложиться среди нас.
— Топор не бросай! — крикнул мне лесник. — Если тяжело, отдай Кривому.
— Не тяжело.
— Тогда плыви впереди. Если кто из сукров на тот берег прибежит, круши, не стесняйся.
Я прыгнул в воду, ухнул по пояс, потом по грудь. Но на этот раз мне не надо было беречь ружье, и я знал, что через пять шагов, будет мелко. Когда я выбрался на берег острова, в затылок ударила стрела — я так и клюнул головой вперед, муравьиный шлем меня спас. Я оглянулся. На середине протоки несколько голов. Лесник, по грудь в воде, загоняет в глубину последних беглецов. Я поспешил дальше.
Первым после меня на берегу появился Кривой, он неё в одной руке копье, другой поддерживал совершенно обессилевшего человека. Человек попытался сесть на траву, но Кривой зашипел на него, сунул в руку копье и снова побежал к воде, чтобы помочь еще одному беглецу.
К тому времени, когда до берега добрался лесник, — а он замыкал наш отряд, — сюда перебралось человек шесть-семь.
Впереди белела стена тумана — густого, спасительного. Но нас настигали стражники, бежавшие по берегу.
Не знаю, убил ли я кого-нибудь, ранил ли в той короткой схватке на берегу и потом на пути к пустоши. Я махал топором, бежал, снова махал, был треск металла, крики, но люди в муравьиных шлемах, возникавшие и пропадавшие в ночи, казались фантомами, безликими, бестелесными и неуязвимыми.
До леса нас добралось четверо — Кривой, лесник, я и еще один парень с разрубленным плечом, которое лесник перевязал своей голубой майкой (порванную гимнастерку он потом натянул на голое тело).
Мы скрылись в глубине леса, в густом подлеске. Уже светало. На ходу я несколько раз засыпал, но продолжал идти, в дремоте различая перед собой широкую спину Кривого, даже видя короткие сбивчивые сны, действие которых происходило в лаборатории. В них я доказывал Ланде, что свободная энергия поверхности планеты, сконцентрированная в точке искривления пространства, способна создать переходный мост между мирами, но шеф не слушал, а повторял: «Тихой жизни захотел? Тихой? Да?»
Мы сидели в густом ельнике. Где-то неподалеку контрабасами зудели трубы: муравейник переполошился.
— Мальчик погиб, — сказал я. — Курдин сын.
— Врешь!
— Тетя Агаш послала его со мной до леса. Я его у леса потерял, а потом нашел. Мертвого.
Лесник выругался.
— Не надо было мне его с собой брать, — сказал я.
Я ждал опровержения. Он должен был сказать: «Без тебя нам бы не выбраться…» Но он сказал:
— Весь наш род перебили. Никого не осталось.
— Вы же не виноваты.
— Не виноват, — сказал лесник твердо. — Их бы и так поугоняли. Как в других деревнях. Сукрам теперь железо нужно, нужнее хлеба. С соседями воевать собрались. Пока хлеб был нужнее — люди кое-как жили.
Он отмахнулся от комара и вздохнул.
— Папиросу бы сейчас.
Я пожал плечами. В позапрошлом году на Памире у нас кончилось курево. Мы решили сгонять на газике в Хорог и попали под камнепад. Чудом пронесло.
— Я… знаешь, что думал, — продолжал лесник. — Вот бы всех к нам через дверь перетащить, всю деревню. А вот нет деревни…
Трубы гудели все ближе. Дальше раненый идти не мог. Мы спрятали его в дупле громадного дерева со сбитой молнией вершиной. Но мы ушли не сразу. Как-то неловко было, что мы-то сами целы и мы можем уйти. Парень молчал. Я представил себе, как страшно ему оставаться. Может, взять его с собой? Дотащим как-нибудь до шалаша…
Лесник вскинул ружье на плечо.
— Не переживай, Коля, — сказал он. — не дотащить нам его. Сами погибнем и его не спасем. А Кривой травы знает. Здесь травы, можно сказать, волшебные. Почище наркотиков. Заснет парень на неделю — а там и раны затянутся.
Сергей угадал мои мысли, потому что думали мы об одном и одинаково. Или почти одинаково. Если можешь угадать чужую мысль — это, наверно, шаг к пониманию. А не пора ли нам научиться читать мысли, мой милый очкарик Ланда? Сколько мы с тобой сжевали соли за десять лет? Нет, за двенадцать…
— Пошли, — сказал лесник. — Пора.
Кривой вывел нас к зарослям, оттуда лесник знал тропку домой. В деревню возвращаться нельзя, там наверняка ждут. Кривой уходил в дальний лес. На прощание он начал просить ружье. Лесник не дал. Отговорился тем, что нет патронов. Кривой насупился. Лесник сказал по-русски:
— Ты раненого парня не забудь. Он из чужого рода, никого у него не осталось.
— Не забуду, — буркнул Кривой. Он был обижен.
— Я скоро вернусь, — сказал лесник.
— Куда? Некуда тебе возвращаться. Агаш я с собой уведу.
Мы попрощались.
Я шел за лесником по узкой тропке, он отводил ветки, чтобы не стегали по лицу.
— Дай ему ружье, — ворчал лесник. Сам как без него обойдусь? А они все равно стрелять не умеют. Да и патронов нет…
Лесник оправдывался перед самим собой. Я молчал.
— А возвращаться мне сюда и в самом деле не к кому. До дальнего леса три дня ходу. Я там и не бывал. А здесь все опустошенное… Неудачный для тебя выход получился.
Солнце уже поднялось, в шлеме было жарко, но лесник сказал, что если нас увидят, лучше мне быть в шлеме. Топор оттягивал плечо.
— Долго идти? — спросил я.
— Через час будем. Пить хочется.
— Знаете. Сергей, — сказал я неожиданно для самого себя. — Я передумал. Никуда я не уйду.
— Не понял.
— Из института не уйду.
— А почему ты уходить должен?
— Долго объяснять… У меня такое впечатление, словно сместились масштабы. Что казалось важным, стало маленьким…
Он обернулся ко мне. К моему удивлению, он улыбался.
— Сместились? Зарядку, значит, получил? Ничего, это полезно. Вот только бы добраться до дому. А потом знаешь, что? Вернусь я сюда.
— Не спешите. — сказал я. — Надо подумать. Порой, синица в руках…
— На что нам с тобой синицы? Ладно, обмозгуем. Видишь же, домой иду. Маша там с ума посходила. Вторые сутки… Вернусь. А то ведь как
