Южная страсть - Дженнифер Блейк

— Боже правый, — промолвила тетушка Эм, когда квартет отъехал от дома, — надеюсь, Салли Энн будет помнить о правилах хорошего тона.

— Вы боитесь, Томас использует свое служебное положение, чтобы отомстить, если Салли Энн оскорбит его? — спросила Летти. — Если так, то вы, по-моему, думаете о нем неверно.

— Да нет же, Господи, но Салли Энн, хотя она и такая тихоня, вполне способна сделать эту прогулку не совсем приятной для него.

— Он переживет это.

— С его стороны очень мило пытаться загладить свою вину, но я все же думаю, ему лучше было взять на прогулку вас, а не Питера.

Летти не смогла сдержать смешок:

— Как компаньонку? Я думаю, те двое, которых Салли Энн взяла с собой, более подходят на эту роль.

— Несомненно, — согласилась тетушка Эм и в свою очередь улыбнулась, — но в первый раз полковник приехал, чтобы увидеть вас.

— Мне он нравится, но я не собираюсь заявлять на него права!

— Вы меня не так поняли, Летти. Впрочем, жаль. Полковник — такой милый человек.

Рэнни, сидевший на ступеньках, ломал палку на мелкие кусочки и бросал их во двор.

— Жаль, — повторил он простодушно.

Летти быстро посмотрела на него, но невозможно было сказать, смеется ли он над ней, над своей тетушкой или вообще ни над кем не смеется.

С приближением лета и удлинением теплых дней все больше путников проезжало через район Накитоша. В городе можно было видеть, как они закупают дорожные припасы, расспрашивают о предстоящих им дорогах, посещают врачей и воскресные церковные службы. Летти делала в городе покупки вместе с тетушкой Эм и видела их на улицах — отчаявшиеся мужчины и женщины с детьми, либо задавленные усталостью, либо обезумевшие от того, что наконец освободились от постоянного шагания по дорогам. Они вызывали интерес склонной к состраданию тетушки Эм, и она часто заговаривала с ними, расспрашивала, откуда они и почему оставили дом, иногда приглашала их к себе отобедать.

Некоторые из путников продали дома в Арканзасе и Теннесси, в Миссисипи, Алабаме и Джорджии; многие просто бросали свои дома, прибив на дверь табличку «Уехал в Техас». В некоторых случаях земля истощилась, лишившись своих плодородных свойств. Урожаи были скудными, а вырученных от их продажи денег не хватало на жизнь. В других случаях все проглатывал сборщик налогов, аппетиты которого с окончанием войны росли год от года. Для многих решение переехать было вызвано страхом перед ростом насилия, когда люди целыми отрядами восставали против правительства, обманувшего их. Были и такие, кто, в конце концов, решил, что они больше не могут достойно жить в родных краях, и направились в Мексику или Центральную Америку к эмигрировавшим раньше родственникам и друзьям.

Большинство везли все, что у них было на этом свете, в единственной крытой повозке, запряженной мулами или быками. Снизу к повозке крепились клети с курами, а сзади плелись привязанные корова и собака. Это были характерные представители слоя мелких фермеров-рабовладельцев, у которых в лучшем случае было четыре-пять рабов, — а ведь им, как и раньше, все еще принадлежала большая часть земельных владений к югу от линии Мейсона — Диксона. Тем не менее некоторым семьям требовался целый поезд из повозок, чтобы перевезти свой скарб и мебель. С боков фургона под брезентовым верхом можно было заметить блеск зеркал в позолоченных рамах или полировку красного дерева, а когда колеса повозок проваливались в рытвины, слышно было, как пели фортепьянные струны и позвякивал хрусталь.

Таких путешественников очень часто сопровождала охрана: мужчины с суровыми лицами и ружьями у луки седла. Одинокие повозки не были так защищены. Время от времени в городе появлялись люди, которые разыскивали свои семьи, путь которых можно было проследить до Ред-Ривера, а потом они исчезали.

Были подозрения, что тут не обходилось без джейхокеров, но ничего нельзя было доказать. Фургоны запросто можно было сжечь или отогнать через границу в Техас и там продать. И в Арканзасе, так же как и в Техасе, без проблем можно сбыть лошадей, быков и другую живность. Ценные вещи скупали беззастенчивые торговцы. Трупы можно закопать где-нибудь в лесной чаще или сбросить в ближайший колодец, если это удобней. Семьи, живущие вдали от всех в лесной глуши, сами себя всем обеспечивали и замыкались в своих кланах. Они без энтузиазма встречали людей, задающих вопросы, а что-то высматривать среди их амбаров и прочих надворных построек было просто опасно.

Однако не все эти люди были такими уж необщительными. По линии матери у тетушки Эм было много родственников среди тех, кто жил в лесах по берегам речушек, ручьев и среди болот. Кузен, живший в каких-то восьми-девяти милях от Гранд-Экора на другом берегу Ред-Ривера, выдавал замуж свою дочь, последнюю из пяти, и тетушке Эм необходимо было поехать туда, даже если бы она не хотела, хотя на самом деле она, конечно же, не возражала. Соберутся друзья и родственники со всей округи. За домашним ежевичным и виноградным вином и кукурузным виски там можно узнать все последние новости и сплетни. Салли Энн и Питер тоже собирались ехать, и, конечно, все хотели видеть Рэнни. Летти тоже должна поехать с ними — это будет для нее хорошей возможностью познакомиться с людьми, лучше узнать их.

Рэнни все-таки не поехал. Утром у него началась такая страшная головная боль, что он почти ничего не видел. Летти съездила по просьбе тетушки Эм в город, чтобы пополнить для него запас настойки опия. Там она встретила Джонни Ридена. Друг Рэнни был свободен и вернулся с ней в Сплендору пообедать. Когда он услышал о свадьбе, то сразу же предложил свои услуги в качестве сопровождающего. Это как раз одно из его любимых развлечений, сказал он, к тому же ему нечем заняться в этот вечер.

Дом, где праздновали свадьбу, был построен из выдержанного кипариса. К открытому, как вольер для собак, центральному холлу примыкали по бокам по одной большой комнате, спереди и сзади были крыльцо и приподнятый над землей сеновал, где можно спать. В доме не было обычной гостиной. Обе комнаты заставлены кроватями, где обычно спало это большое семейство, и только у камина оставалось место для гостей. Одну комнату полностью освободили для свадебной церемонии и последующих празднеств и танцев. Свободные стулья выставили в открытом центральном холле и на переднем и заднем крыльце на случай избытка гостей.

Протестантская свадебная церемония была довольно простой. Невеста в платье из голубого батиста, в руках у нее букет из белых и алых роз в серебряной фольге. На женихе его лучший костюм, белый атласный жилет, а к лацкану приколот бант из белого атласа. Священник, объезжавший округу, в черном фраке и пыльных сапогах, произнес подобающие слова. Было немного слез, много объятий и поцелуев. Потом все бросились к праздничному столу.