Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович

Вопрос: Когда и почему Вы оказались на Западе?

Ответ: В 1977 году написал работу о приближении кризиса советского общества. Послал ее в Президиум Академии наук и в ЦК КПСС. Дал почитать коллегам и друзьям. Работа попала в «самиздат», затем — на Запад. Меня исключили из партии, уволили с работы, лишили степеней и званий, лишили наград.

В: Значит, вы стали диссидентом помимо воли?

О: Да.

В: А фактически Вы им не были?

О: Смотря, кого считать диссидентом. Я себя таковым не считал. На Западе меня упорно называли диссидентом.

В: А дальше что произошло?

О: Я получил приглашения от нескольких университетов Европы и Америки.

В: А в России вступился кто-нибудь в Вашу защиту?

О: Никто. Коллеги дали отрицательную оценку моей работы для ЦК и КГБ.

В: Какую конкретно?

О: Работа есть клевета на советский общественный строй, научной ценности не имеет.

В: А диссиденты?

О: Я для них был чужой. Они игнорировали все, что случилось со мной.

В: На Западе началась компания по Вашему поводу. К чему она привела?

О: В 1978 году меня выслали на Запад.

В: Значит, Вы и эмигрантом стали не по своей воле?

О: Да.

В: Как сложилась Ваша жизнь на Западе?

О: Работать по профессии не удалось. Пришлось заняться литературой, публицистикой, эссеистикой.

В: Вы имели успех?

О: Считалось, что имел. Работы мои печатались на многих языках. Была большая пресса. Публичные выступления. Приглашения. Премии и т.п.

В: Почему вы так долго не приезжали в Россию?

О: Я не чувствую себя здесь своим. То, что наступило здесь, чуждо мне. Книги мои бойкотируются. Имя мое избегают упоминать, хотя идеи заимствуют без зазрения совести. Я не просто тут никому не нужен в том качестве, в каком я есть, а активно не нужен. Все, даже те, кто вроде бы дружески относятся ко мне, предпочитают, чтобы меня не было. Жить мне тут не на что. Продолжать литературную деятельность не дадут.

В: Но почему?! Сейчас много частных издательств!

О: Для кого-то много, но не для меня. Книги мои большой прибыли не принесут. А издатели предпочитают не рисковать. Я уже имею тут печальный опыт на этот счет. И не верю никаким обещаниям.

В: На Западе для Вас лучше?

О: Я Запад не выбирал. И для меня он никогда не был предметом соблазна. Но есть определенные принципы, которые для меня важнее соображений благополучия и выгоды. Я отщепенец. Меня мой народ выбросил из себя и не проявляет желания принять.

В: Поговорим о Ваших взглядах. Раньше Вы были антикоммунистом и антисоветчиком. После 85-года Вы резко изменили свою позицию на противоположную. Почему?

О: Я никогда не был ни антикоммунистом, ни антисоветчиком. И не стал ни апологетом коммунизма, ни апологетом советизма. И свою позицию я не изменял.

В: Как же так?! Ведь Вы же сами говорили, что если бы Вы заранее предвидели нынешнее состояние России, то не стали бы писать свои книги!

О: Верно! Но это не означает, что я считаю написанное мною ложным или что я написал бы нечто противоположное! Я не отказываюсь от того, что писал ранее. И лишь хочу сказать, что мои книги враги России использовали против нее и я сожалею об этом. Я принимаю долю вины за разрушение страны на себя.

В: Но ведь Вы же утверждаете, что советский период был лучшим в российской истории! Вы же утверждаете, что Сталин был великим политическим деятелем!

О: Лучший не значит хороший. Самый большой карлик — не великан. Самый умный дурак — не мудрец. Я хочу лишь сказать, что до советского периода в России было хуже и после него стало хуже. И все! Так теперь считают многие. Но их почему-то не обвиняют в изменении позиции. Сталина я всегда считал великим политическим деятелем, хотя с юности был антисталинистом. Я и Гитлера считаю выдающимся явлением 20 столетия. А что из этого следует?! И давайте честно разберемся, кто на самом деле изменил свои позиции — я или те, кто сейчас зачисляет меня в красно-коричневые? Раньше мои книги считались антикоммунистическими и антисоветскими. Теперь те же самые книги считаются прокоммунистическими и просоветскими. Причем те же самые люди, которые приложили руку к изгнанию меня из страны как антисоветчика, теперь организуют травлю меня как красно-коричневого. В чем дело? А в том, что сами эти люди, ранее служившие советскому, коммунистическому «режиму», переметнулись на сторону постсоветского, антикоммунистического режима. А я как раз не изменился. Раньше я был исследователем первого. Теперь, после 1985 года, я стал исследователем второго. Я не присоединился к своре перевертышей. Я не стал прислужником западной и прозападной идеологии и пропаганды. И мне мстят за это. К тому же я не бью лежачего.

В: Вы не раз заявляли, что Вы — советский человек, что Вы предпочли бы жить в коммунистическом обществе. Как это согласовать с тем, как Вы живете? Нет ли тут противоречия?

П: Никакого. Я родился, вырос, сформировался и прожил основную часть жизни в советском, коммунистическом обществе. Это — моя естественная среда. Я был приучен жить в ней. Я оказался на Западе в возрасте 55 лет. Переродиться было невозможно. А что касается предпочтения, могу ответить словами моего литературного персонажа: он предпочитал полных блондинок, но ему пришлось всегда иметь дело с тощими брюнетками.

В: Поговорим о положении в России. Вы весьма критически оцениваете его. Но критиковать может всякий. Есть ли у Вас позитивные предложения?

О: Меня упрекают в том, будто я только критикую и не предлагаю никакую позитивную программу. Во-первых, я не критикую, а анализирую реальность по возможности объективно. А во-вторых, я утверждаю нечто большее, чем высосанные из пальца и заимствованные на Западе проекты «обустройства России», а именно — я утверждаю, что мы уже имели наилучшее для условий России и для населяющих ее народов «обустройство», сложившееся в 1917–1985 годы. Советский социальный строй, политическая система, система воспитания, образования и просвещения, система жизненных ценностей, тип культуры и т.д. и т.п. были вершиной русской истории вообще. Это, повторяю и подчеркиваю, был оптимальный вариант «обустройства» России, вершина ее исторического бытия.

В: Значит, Вы призываете к тому, чтобы вернуться к тому, что у нас было до 1985 года?

О: Я никого и ни к чему не призываю. Я не политик и не идеолог. Я лишь отвечаю на вопрос о том, какое социальное устройство было бы наилучшим, на мой взгляд, для России. Если вас не устраивает нынешнее состояние России и вы хотите выработать проект наилучшего из реалистичных проектов социального устройства для нее, то изучите то, что было в советские годы. Лучше этого в России все равно ничего не будет. Во всяком случае, я ничего другого получше предложить не могу. Все те варианты «обустройства» России, которые в большом числе изобретаются, суть либо идеализированный образ прошлого России, либо столь же идеализированный образ Запада, либо эклектический бред, либо заведомо неосуществимые фантазии.

В: Вы считаете, что реставрация советского строя возможна?

О: Я думаю, что это исключено.

В: Почему?!

О: Таковы условия как внутри страны, так и в мире. Процесс распада коммунизма зашел слишком далеко. В России просто нет сил, желающих его восстановить и способных на это. Даже коммунисты, за исключением маленькой группы Нины Андреевой, не стремятся к этому открыто. Работники партийного и прочего управленческого аппарата в массе своей пристроились, многие сделали карьеру, какая им ранее не снилась, многие легализовали свои богатства. Старые поколения вымирают. Молодежь уже воспитывается в антикоммунистическом духе. Ко всему прочему, Запад просто не допустит реставрацию коммунизма в России. Он имеет для этого силы.

В: А может быть, это к лучшему?

О: Кому как. В 1941–45 годы тоже кое-кому было выгодно, чтобы немцы разгромили Россию, и они мечтали об этом.

В: Считаете ли Вы возможным возрождение России как великой державы?

О: Россия стала великой державой, второй сверхдержавой планеты не сама по себе, а как часть Советского Союза, который был лидером мировой социалистической системы. Эта система разрушена. И Советский Союз разрушен. Советский Союз обладал огромным военным, экономическим и интеллектуальным потенциалом. Теперь этого нет. Россия в одиночку на нечто подобное неспособна. Плюс стечение исторических условий, которые Советский Союз использовал. Социалистический социальный строй, сильная государственность, сильная идеология, мировой авторитет и т.д. Все это потеряно. Наивно рассчитывать на то, что вновь сложатся благоприятные для России условия. Надо было беречь то, что имели. А раз потеряли, то такое теряется навечно. Это было не частное и не временное поражение. Это — эпоха.