Убийство на Пикадилли - Энтони Беркли

— А почему вы хотите об этом узнать? — спросила официантка, все еще несколько подозрительно.

Мистер Читтервик напустил на себя конфиденциальный вид:

— Понимаете, дело вот в чем. Появились сомнения относительно того, что яд, которым отравилась мисс Синклер, был в чашке.

— Но врач же сказал, что от чашки пахло ядом. Я слышала, как он это говорил во время вскрытия.

— Да, конечно, но в том-то все и дело. Возникло подозрение, что чашка возможно является ловушкой, которую убийца придумал, желая замести свои следы и уверить всех, что мисс Синклер совершила самоубийство. Это еще связано с воздействием… э… синильной кислоты на человека, понимаете.

— Ну и хитер же он, — восхитилась официантка, теперь уже совершенно успокоенная, — честное слово, я вполне могла бы поверить в самоубийство, да, могла бы! А если они не узнают, какой это был яд, то ему удастся чего доброго удрать?

— Да, вроде этого, — подтвердил мистер Читтервик.

— Да, доложу я вам, я хотя и не кровожадная, но считаю, что повесить его еще мало, пусть он и майор. Отравить бедную старую тетю, а? Но что толку разговоры разговаривать? Нет, к столику я не подходила после того, как убрала его чашку, он тогда тоже собирался уходить, и это так же верно, как то, что я сейчас сижу здесь с вами. Нет, мистер Читтервик, извините, что ничем вам помочь не могу, но что было на столе, так оно там и оставалось до вашего прихода с полицией.

— И, насколько вам известно, никто не подходил к этому столику после его ухода?

— А меня полиция уже спрашивала, и я сказала, что побожиться не могу, не желаю приносить клятву на Библии, о чем как следует не знаю, но скажу вам, как им говорила: никто не подходил, когда я туда смотрела, уж это точно.

— Понимаю, — сказал совершенно разочарованный мистер Читтервик. Ни на один из самых главных вопросов, которые он пометил в своем резюме, он не получил ответов, сколько-нибудь проясняющих суть дела.

Наступило молчание, и он прикидывал, о чем бы еще спросить.

— А чудно, что вы заговорили о ликюре, между прочим, — негромко сказала официантка.

— А? — встрепенулся мистер Читтервик.

— Я говорю, чудно, что вы вспомнили о ликюре, потому что… ну и я кое о чем вспомнила.

— Да? О чем же?

— Ну, понимаете, — осторожно протянула официантка, — даже не знаю, стоит ли рассказывать.

Ответ мистера Читтервика развеял все ее сомнения насчет того, что рассказать надо, и все это очень интересно.

— Ну, я тогда в полиции об этом не сказала, не думала, будто это что-то стоящее, почему и позабыла об этом совсем, но теперь, помнится, я вроде видела ликюрную рюмку на столике. Вы заговорили о ликюре, вот я и вспомнила.

— Вы… вы видели ликерную рюмку на столике мисс Синклер, — заквохтал мистер Читтервик, у которого перехватило от волнения горло.

— Да вот это-то и чудно. Я и сама теперь не знаю, как сказать, потому что, когда я через минуту подошла посмотреть, рюмки уже не было, так что мне, может, это все показалось. Но чудно, что вы тоже заговорили о ликюре, да?

Несмотря на некоторый комизм ситуации, мистер Читтервик приступил к выуживанию фактов. Это была деликатная задача, он не хотел, чтобы его собеседница догадалась, какой чрезвычайный интерес представляет ее воспоминание. Очевидно, официантка считала, что она немного подвержена галлюцинациям и лучше всего было бы оставить ее в этой убежденности. Мистеру Читтервику не хотелось, чтобы об этом разговоре узнали в Скотленд-Ярде, и потребовался весь такт, все терпение, которыми обладал мистер Читтервик, чтобы из массы ненужных или придуманных живописных подробностей, которыми женщина уснащала свой рассказ, выудить необходимые фактические сведения.

Его усилия увенчались успехом и он узнал следующее:

Вскоре после того как ушел собеседник мисс Синклер, официантка прошла мимо, чтобы принять заказ от сидевших поблизости, и, зная, что на столике осталась еще одна чашка, она взглянула, нельзя ли ее взять, что и собиралась сделать на обратном пути. Однако в чашке еще был кофе, так что на обратном пути она к столику мисс Синклер не подошла. Ей показалось тогда, что она видела рюмку с белым ликером, стоявшую возле чашки. Через пять минут она вернулась, чтобы принять заказ у одного из клиентов, но не проходила мимо столика мисс Синклер и не видела, пустая у нее чашка или еще нет, но взглянула мельком на столик и заметила, что рюмки там нет. Ну а потом она просто забыла обо всем этом.

Таковы были голые факты. Осторожно ее расспрашивая, мистер Читтервик выяснил еще кое-какие подробности. Она была уверена, что все это происходило уже после ухода мужчины из Зала, так как, когда он кивнул ей, чтобы она взяла чашку, рюмки еще не было, а увидела она ее только минут пять спустя, а то и больше после его ухода. И еще она заметила, что когда рюмка была на столе, старая леди сидела за столиком одна. То, что рядом с чашкой очутилась рюмка, вызвало удивление у официантки, только когда она ушла в подсобное помещение. Тогда она и подумала, что это все как-то странно, ведь от этого столика заказа на ликюр не поступало и сама она его туда не относила. А с другой стороны, вроде ничего странного и нет, потому что иногда заказы принимали другие официантки из тех, кто подобрее, если клиент был особенно настойчив, или у официантки, обслуживающей данный столик, была чересчур большая нагрузка. И, наконец, впечатление о рюмке, стоявшей на столике, было так неопределенно и расплывчато, что она нисколько не удивилась, больше ее не увидев, и решила, что, наверное, ей все это привиделось.

Мистеру Читтервику удалось скрыть свое ликование, и, так как больше нечего было узнавать на этот счет, он перешел к другой цели своего посещения.

— Спасибо, спасибо. Но есть еще один вопрос. Не очень существенный, чтобы тратить на него много времени, но мне хотелось бы поговорить с официанткой, которая меня позвала к телефону. Как вы думаете, это можно устроить?

— А почему бы и нет? Конечно можно, — любезно ответила официантка (тем более что мистер Читтервик начал застенчиво нащупывать в кармане бумажник). Вот только интересно, кто это был? Ее как свидетельницу не вызывали, я точно знаю. Из всех официанток вызвали только меня. Вы можете ее описать, мистер Читтервик?

Но вот этого как раз мистер Читтервик и не мог. Ее лицо в его воспоминании осталось белым пятном. Впервые в жизни он понял, насколько невнимательно относимся мы к официантам и никогда не смотрим им в лицо, разве лишь в тех случаях, когда непосредственно обращаемся с какой-нибудь просьбой. У мистера Читтервика не было ни малейшего представления, как выглядела та официантка. Единственное, что он мог наскрести в памяти, — то, что она была скорее высока, чем наоборот, и волосы у нее скорее темные, чем светлые, и в общем и целом она как будто недурна собой. Но как рабочая характеристика для опознания незнакомой молодой женщины этого было маловато.

Так оно и оказалось. Его знакомая сама пошла навести справки о неизвестной официантке в служебное помещение, но вернулась с пустыми руками. Она усадила мистера Читтервика возле двери в подсобку так, что он мог видеть всех девушек, которые входили и выходили, но, хотя одна или две показались ему похожими на ту, которую он искал, после расспросов со стороны его помощницы оказалось, что это совсем не те официантки. В конце концов они условились, что его официантка, чью любезность он подкрепил полукроной, наведет справки не только у девушек, но и среди остальных служащих о тех, кто с тех пор успел уволиться, и обязательно оповестит мистера Читтервика о результатах.

Медленно шагая к холлу, мистер Читтервик размышлял о том, как же он ненаблюдателен, ведь он видел официантку, позвавшую его к телефону не один раз, а два — в Зале для ленча и потом встретил в холле, и ни в тот, ни в другой раз не обратил на нее пристального внимания.

Внезапно он замер на месте и лицо у него стало кирпичного цвета.

— Господи! — выдохнул мистер Читтервик. Его ослепила молниеносная мысль. Нет, это невозможно. Совершенно невозможно. Это просто смешно. И даже мысли об этом…

И все же…

— Какой это был номер? — рассеянно пробормотал мистер Читтервик. — Я конечно теперь не вспомню. Господи!

Однако наша память устроена очень своеобразно. Она отказывается запечатлеть прекрасно запоминающееся лицо человека, с кем доводилось говорить, но сохраняет самые ненужные мелочи, например цифру, небрежно упомянутую в поспешном разговоре.

— Четыреста семьдесят третий! — хрипло выкрикнул мистер Читтервик торжествующе. — Это номер четыреста семьдесят три! — И он бросился в холл, к стойке, на которой лежала огромная регистрационная книга. Лихорадочно перелистав ее на несколько недель назад при молчаливом согласии служащей, он нашел, что искал. Мистер Читтервик выхватил из кармана старый конверт и нацарапал: