Легенды и загадки земли Новгородской - Геннадий Коваленко

(Р) Юрик-новосел

В старину князьки местами жили. Кто где расширился и овладел местом, тут и жил. И приехал Юрик-новосел из северной стороны, из дальней украины, и распоселился жить в Ладоге. Но тут ему место не по любви, и приезжает он в Новгород Великий, и не с голыми рукама, и в союз вступает. И живет он день ко дню, и неделя ко неделе, и год ко году, — и залюбили его новгородцы, что человек он веселого нраву и хорошего разуму и повышает себя житьем-богатством, а тут и побаиваться стали. Вот зазвонили на суем — в колокол, — и выступает этот Юрик-новосел: «Что, — говорит, — честное обчество, возьмите меня в совет к себе, и будь я над вами как домовой хозяин. Только можете ли вы за наряд платить мне половину белочьего хвоста?» Сметили и погадали граждане новгородцы и сказали: «Можем и платить будем половину белочьего хвоста».

И мало-помалу уплатили они, и им не в обиду это. Вот опять зазвенел колокол, и на сходе собрались, и говорит Юрик: «А что, честное обчество новгородцы, можете ли вы платить мне и весь белочий хвост?» Подумали-погадали и опять сказали: «Можем», — и платить стали.

Прошло немного, опять в совет собрались: «А что, честное обчество, можете ли половину белочьей шкуры платить?» И ответ держат: «Можем».

Еще немного прошло — и в совете опять спрашивает Юрик: «А что, честное обчество, можете ли вы платить мне и всю белочью шкуру?» Порешили платить и всю белочью шкуру и платили долго.

Видит Юрик, что платят, собрал всех на сходку и говорит: «За белочью шкуру хочу я наложить на вас малые деньги, можете ли вы поднять мне?» И малые деньги они подняли — и поныне помнят этого домового хозяина и в Северной украине, и в Олонецком крае, и в Новгороде.

И после этого Юрика пуще и пуще повышали дань с алтына на четвертину, а с четвертины на полтину, а с полтины на рубль, и так до Петра I, а после Петра платили и с живой души, и с мертвой, и рубль, и два, и три, и четыре, и пять.

Свержение Перуна в Новгороде

Был Зверь-змияка, этот Зверь-змияка жил на этом самом месте, вот где теперь скит святой стоит, Перюньской. Кажинную ночь этот Зверь-змияка ходил спать в Ильмень-озеро с волховскою коровницею. Перешел змияка жить в самый Новгород; а на ту пору и народился Володимер, князь в Киеве; тот самый Володимер-князь, что привел Руссею в веру крещеную. Сказал Володимер-князь: «Всей земле Русской — креститься». Ну и Новгороду тож, Новгород окрестился. Черту с Богом не жить: Новый город схватил змияку Перюна да и бросил в Волхов. Черт силен: поплыл не вниз по реке, а в гору — к Ильмень-озеру; подплыл к старому своему жилью — да и на берег! Володимер-князь велел на том месте церковь рубить, а дьявола опять в воду. Срубили церковь: Перюну и ходу нет! Оттого эта церковь назвалась Перюньскою; да и скит тоже Перюньский.

Марфа-посадница

Марфа-посадница славна была пирами да пирогами; хлеб-соль на столе, вино и брага на подносе; пей, ешь, веселися, только ее слушайся, а Бога она не знала, а святые ей нипочем. Во великую Софею ходила, а гордую поступь держала и выше всех себя почитала. Соловецкая Сума под рукой ее была, и держала она крестьян у себя и правила ими, как своей рукавицей.

Жил на этой Суме угодник Божий Изосима, но людно ему было. Переехал он на Соловецкий остров — и вот первое было чудо. Стал он там проситься у ловцов честно и хорошо: «Рыболовы, дайте мне сей остров на житье». Рыбари не соглашаются: «Не можем дать, — говорят, — нам это место пристойно для рыбной ловли». Бога просит неотступно Изосима, и вот Бог глас гласит с неба слугам своим, по его молению: накажите вы жены этих рыболовов — и сдадут рыбное место Изосиму. И били два мужа светлообразны до кровавых ран эты жены. И рыбари согласились сдать место Изосиму. И начал он тут житье расширять.

Вот и иное еще чудо. В займищи на Соловецком острову остался брат Изосимы по плоти, Германом зовут; ввечеру хлеба нет, а стало зиметъ, и вот просит хлеба у Бога. Поутру выходит на улицу: стоит кережка с хлебом у врат его, у кельи. Елико Герман обрадовался: «Слава тебе, Господи», — воскликнул он, — и тем мог на зиму жить.

И вот сей святой старец, так прославленный Богом Изосима, приходит по гласу Божию к Марфе-посаднице в Новгород; бояра и князи собраны у ней по ее хотению. Марфа-посадница елико обрадовалась гостю с подсеверной стороны: «Откуда, — говорит, — мне счастье великое? Кто послал тебя, богобоязненный старец? Откуда, — говорит, — дал Господь ангела хлеба покушать?» Старец Изосима поясняет и благословляет ю в своем доме: «Бог тебя благословит, Божья на тебе благодать да будет». Марфа-посадница зовет его на обед: «Пиша у меня на столе набраная, и князья и бояре вкупе собраны, благослови, отче, пищу сию есть и пить!»

Сидят на пиру вси князья и бояра, едятоны — наедаются, пьют оны — напиваются, разговорами забавляются. Сидит Изосима, притаился в переднем углу; он поднял голову свою честную, воззрел он оком ясным на этыих гостей напитующих: вси-то они без голов сидят, не вином-то оны напиваются, оны кровью вси обливаются. Воскорбел старец и от туги прослезился: жаль ему стало князей и бояр, жаль ему стало великого Новагорода.

Отобедали и начали благодарить Марфу-посадницу за благо ее — за добро. Тут подходит к ей старец Изосима и умильно ей говорит: «Аи же ты, раба Божья, Марфа-посадница, благослови ты мни Соловецкую Суму к Соловецкому острову на странных прибежище, убогих пропитанье и братии на спасенье». Тут ответ держала Марфа-посадница: «Не могу дать Сумы Соловецкой, и Сума мне самой надоб». И жаль ей стало Сумы Соловецкой, не рада она была великому гостю и поскупилась для ангела Божья.

И видит Изосима, что кривда сидит в Новгороде, а правда на небо взята. И скажет он последнее слово: «От моего здесь бытования дом Марфы-посадницы будь пуст и в жилище этом живой человек не живи». Так и стало по слову его.

Казнь колокола

Услышал Грозный царь во своем царении в Москве, что в Великом Новгороде бунт. И поехал он с каменной Москвы великой и ехал путем-дорогой все больше верхом. Говорится скоро, деется тихо. Въехал он на Волховской мост. Ударили в колокол у святой Софии — и пал конь его на колени от колокольного звону.

И тут Грозный царь воспроговорил коню своему: «Аи же ты мой конь, пеловой мешок (мякина), волчья ты сыть; не можешь ты царя держать — Грозного царя Ивана Васильевича». Доехал он до Софийского храма и в гневе велел он отрубить снасти у этого колокола, и чтобы пал наземь, и казнить его уши. «Не могут, — говорит, — скоты звону его слышать». И казнили этот колокол в Новгороде — нонь этот колокол перелитой.

Иван Грозный в Новгороде

Еще за наших дедов, еще Питер был не под нашим владением, был царь Грозный Иван Васильевич. Приехал Грозный в Новгород, пошел к Софии к обедне. Стоит царь Иван, Богу молится; только глядит: за иконой бумага видится. Он взял ту бумагу и распалился гневом! А ту бумагу положили по насердкам духовники, а какая та была бумага — никто не знает. Как распалился Грозный царь — и велел народ рыть в Волхов; царь Иван стал на башню, что на берегу налево, как от сада идешь на ту сторону; стал Грозный на башню, стали народ в Волхов рыть: возьмут двух, сложат спина с спиной, руки свяжут да так в воду и бросят; как в воду — так и на дно.

Нарыли народу на двенадцать верст; там народ остановился, нейдет дальше, нельзя Грозному народу больше рыть! Послал он посмотреть за двенадцать верст вершников — отчего мертвый народ вниз нейдет. Прибежали вершники назад, говорят царю: «Мертвый народ стеной стал». — «Как тому быть! — Закричал царь, — давай коня!» Подали царю коня; царь сел на конь и поскакал за двенадцать верст. Смотрит: мертвый народ стоит стеной, дальше нейдет. В то самое времечко стало царя огнем палить: стал огонь из земли кругом Грозного выступать. Поскакал царь Иван Васильевич прочь, огонь за ним; он скачет дальше, огонь все кругом!.. Царь соскочил с коня да на коленочки стал, Богу молиться: «Господи, прости мое согрешение». Огонь и пропал. Приезжает царь в Новгород; там через сколько-то времени пришел к митрополиту обедать в постный день. Митрополит поставил на стол редьчину, а царю кажется — голова кобылья! «Чем ты меня потчуешь, митрополит? — говорит царь, — теперь пост, а ты поставил мясо, да еще какое — кобылью голову, что есть и в скоромный день грех большой!» Митрополит усмехнулся да и говорит: «Есть кобылью голову фех, а народ губить — святое дело!» Благословил митрополит ту редьчину, царю и показалась редьчина редьчиной.

С тех пор Волхов и не мерзнет на том месте, где Грозный царь народ рыл: со дна Волхова тот народ пышет… А где народ становился за двенадцать верст, там Хутынский монастырь царь поставил…