Закон перемен - Василий Головачев

Ставру очень хотелось обнять деда Виданы, но он боялся, что эти суровые люди, в окружение которых он попал, его не поймут.

ОРИЛОУХ – М13

В метро зашли вчетвером. Чужанин Морион имел собственную станцию метро и стартовал первым.

Мигнули стены, сердце ухнуло в пятки, прыгнуло к горлу, и сквозь зелень в глазах проступил новый рисунок на стенах кабины. Грехов шагнул в проем двери первым, за ним вышли остальные.

Кабина метро оказалась установленной в центре круглой башенки с прозрачными стенами, сквозь которые виднелся снежно-хрустальный пейзаж Орилоуха. Прыжок на сто парсеков занял всего несколько секунд.

Ставр, конечно, видел ландшафты Орилоуха, как и спутники, хотя не в натуре, а в записи, на виом-картинке. Теперь же он мог любоваться красотами этого странного мира напрямую.

Мир Орилоуха представлял собой сложнейшее многомерное планетарно-инженерное сооружение размером с такую планету Солнечной системы, как Сатурн. Издалека, из космоса, оно смотрелось как планета, окутанная снежно-ледяной, геометрически идеального рисунка ажурной коркой, однако на самом деле «планета» орилоунов была делом их рук, искусственным объектом, приспособленным для проживания в нем таких сверхэкзотических существ, как орилоуны. С новой точки зрения, что орилоуны – потомки чужан, «живые математические формулы», рассматривать их обиталище было интересней втройне.

Самым поразительным в жизни орилоунов было не мгновенное, но очень быстрое и плавное изменение ландшафтов планеты при каждом их действии. И Ставр только теперь воочию убедился – что такое жизнь «математических формул»: каждый их шаг действительно представлял собой процесс математического преобразования, который существенным образом менял жизненное пространство этих формул и сами формулы. Представить этот процесс в уме было несложно, увидеть его реализованным – поразительно!

Ставр, да и Ян Тот, и Диего Вирт с одинаковым любопытством рассматривали бы поминутно меняющиеся пейзажи Орилоуха достаточно долго, но в один из моментов трансформации возле башенки метро, установленного, очевидно, Греховым много лет назад, возник словно из-под земли трехметровый, ажурный, ослепительно белый «одуванчик», на котором восседала черная с золотом глыба чужанина.

– Прибыл наконец, – будничным тоном прокомментировал Грехов.

Ставр понял, что это Морион.

– На чем это он? Неужели у орилоунов существует транспорт?

– Это, собственно, и есть орилоун.

Чужанин слез с «одуванчика», как большой и неуклюжий медведь, потопал к башне, а «одуванчик» вдруг превратился в друзу прозрачных кристаллов с тысячью радуг в каждом.

Но и эту форму орилоун держал недолго, плавно преобразовал тело в снежную розу, потом в сложное переплетение «цветов», снова стал «одуванчиком», хотя и несколько иных размеров и очертаний.

Ставр зачарованно смотрел на процесс трансформации орилоуна и не мог отвести взгляд.

Грехов открыл тамбур, чужанин протиснулся в башню, замер посередине. Между ними произошел быстрый разговор на сверхскорости, и, видимо, Габриэль знал другой способ связи с чужанами, потому что в пси-диапазоне Ставр их не услышал. Грехов повернулся к своей команде:

«Он говорит, что орилоуны не знают, куда ушли серые призраки, но зато готовы указать нам дорогу к сооружению, которое оставили Сеятели в одном из шаровых звездных скоплений в Геркулесе. По земным каталогам, это М13, двадцать три тысячи светолет от Солнца. Отсюда, с Орилоуха, примерно столько же.

– Что за сооружение? – заинтересовался Ян Тот.

– Подозреваю, что этого никто не знает. – Грехов снова обратился к чужанину, выслушав ответ. – На человеческий язык я бы перевел смысловое значение сооружения как «структурный стабилизатор». Но лучше поглядеть на месте, не так ли?

– Туда проложена ветка метро?

– Нет, придется преодолевать пространство варварским способом, на спейсере. – Грехов по мимике собеседников понял, о чем они подумали, и добавил: – Естественно, на спейсере орилоунов. Подходит нам такой транспорт?

– Эх, прокачу! – выразил общие эмоции Диего Вирт. – Не наткнуться бы на нагуаль.

Грехов вошел в метро и через несколько минут вышел с шестиногом, похожим на земного варана.

– Пойдет с нами.

– А-а, дракоша. – Диего Вирт шлепнул «варана» по морде, глянул искоса на Ставра. – НЗ, акваблок, кое-какое снаряжение. Мало ли на что может пригодиться.

Это был передвижной склад с запасами сгущенной соды, энергоконсервов и пищи, приготовленной по технологии «джинн», то есть с применением субмолекулярного сжатия. Весил он, по крайней мере, полторы тонны.

Не говоря ни слова, Грехов направился к тамбуру, за чужанином, который снова оседлал орилоунский «одуванчик». Однако остальным не надо было залезать на этот псевдоживой транспортный механизм. Стоило им выйти из башни метро (энергокостюм Ставра сам перестроил форму, защищая хозяина от местных условий: минус пятьдесят градусов по Цельсию, воздух – смесь гелия и водорода), как часть почвы под ними свернулась бутоном тюльпана и втянула всю команду в какой-то снежно-ледяной тоннель. Стены тоннеля помчались назад со всевозрастающей скоростью, создавая иллюзию движения, хотя Ставр подозревал, что никуда они на самом деле не двигались. Просто «мир живых формул» изменил свое состояние таким образом, чтобы совместились координаты месторасположения землян с планетарным «космодромом».

Тоннель изогнулся вниз, словно собираясь загнать людей в недра планеты, но это ощущение оказалось ложным – вынесло их на свет, на поверхность.

Пейзаж вокруг был уже другим, напоминая земной величественный заснеженный лес, только деревья в этом лесу на самом деле были орилоунскими аналогами спейсеров самых разных размеров, но одинаковой формы: остроконечная елка с невероятно сложным рисунком лап и иголок. Вероятно, орилоуны выращивали свои корабли, а может, синтезировали из тела планеты, применяя направленный процесс «кристаллизации».

«Если бы не наше задание, я бы здесь остался, – сказал Ян Тот. – Весь мир Орилоуха – гигантская овеществленная формула, вернее, математический процесс, изменяющийся со временем в соответствии с нуждами орилоунов, целенаправленных информпреобразований. Вот почему орилоуны так неохотно покидают свой мир».

«Это почему же?» – не понял Диего Вирт.

«Потому что каждый орилоун – лишь часть общей формулы, часть процесса, неспособная к законченному преобразованию, то есть к волеразумному действию. Ну, как бы часть тела, «усыхающая» при отделении. Они не могут долго находиться вне всего «общества», запас преобразований слишком мал для полноценного обмена информацией, и, достигнув «потолка», когда дальнейшие процессы обмена идти не могут, орилоуны «засыпают». – Ян подумал и добавил: – Или умирают. Для меня же самое поразительное состоит в том, что орилоуны все время изменяются, каждую секунду, каждый миг. Например, «конь», что принес на себе нашего Мориона, уже далеко не тот, что был вначале. Да, я бы остался здесь…»