Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen"

Что ж так тошно-то? Вискаря перепил без нормальной закуски? Вообще, с этим делом пора завязывать, раз повод исчез. Я потянулся за смартфоном и едва не смахнул его со стола — координация движений спотыкалась на все конечности. Снова открыл присланную фотографию: буквы плыли, но меня интересовала одна конкретная строчка. Дата, когда было написано заявление.

Тринадцатое марта. Почти две недели назад, точно в соответствии с кодексом и на утро после первого сна — выходит, что общего.

— Но там же ещё толком ничего не было, — Я вернул телефон на край столешницы и откинулся на спинку кресла. Запрокинул голову к потолку — потолок тошнотворно покачивался. Да какая мне, на фиг, разница, почему Тима, который всё отлично про себя знает, переклинило на, в общем-то, вполне невинном сновидении? Сделал-то он всё правильно. Для меня.

Я перевёл взгляд на почти полный «снифтер», сосредоточился на работе мышц и взял его, практически не расплескав содержимое. Полюбовался на просвет игрой золотых бликов, а потом со всей силы швырнул бокал в матовый прямоугольник «плазмы» на противоположной стене. Промазал, украсив обои слева от телевизора жёлтым пятном, сердито цыкнул зубом. Взял бутылку, взвесил в руке, однако поставил обратно. Ну его, ещё пожар устрою.

Однако больше поводов медлить у меня не было. Я отскрёб себя от кресла и потащился в сторону санузла: на промывание желудка и контрастный душ.

Учуяв исходящее от моей помятой персоны алкогольное амбре, таксист скорчил брезгливое лицо трезвенника-ортодокса. Зато ехал он строго по правилам дорожного движения, заставив меня усомниться — уж не сплю ли опять? Для проверки я ущипнул себя за тыльную сторону ладони, однако не проснулся. Ладно, будем считать это справедливой компенсацией от мироздания за общий сегодняшний трэш.

Подъезд Тима закрывался на домофон, но когда я завис над клавиатурой, вспоминая номер квартиры, дверь открылась.

— Вы к кому? — с подозрением просканировала меня взглядом стоявшая на пороге боевитая пенсионерка.

— Э-э, к Тиму, — искренне брякнул я, похмельными мозгами не сообразив ответа поприличнее. Однако названное имя произвело эффект пряника на Цербера: мегера как по мановению волшебной палочки обернулась милой старушкой.

— А, к Тимоше. Ну, проходите, проходите, он как раз домой вернулся.

Сказать, что я обалдел — значит, сильно преуменьшить. Как у него, при его-то особенностях, получается приручать женщин направо-налево? Эффект Недвижимого Движителя, блин.

Размышляя в таком ключе, я поднялся на четвёртый этаж и почти нажал на кнопку звонка, когда за обитой грязно-серым дерматином дверью раздался оглушительный грохот. Я инстинктивно дёрнул ручку — не заперто! — и вломился спасать Бабочку от неведомой опасности.

Комментарий к VIII (Андрей и Тим)

*«Frailty, thy name is voman!» (др.-англ.) — «Непостоянство — имя твое, женщина!» (У.Шекспир «Гамлет»).

========== IX (Бабочка и Дрейк — часть 1) ==========

Что всё это повлечёт за собой? Что станется с нами? Такие вопросы задавали мы себе по молодости, и молодость подсказывала нам ответ.

Всё, что происходит, влечёт нас друг к другу. А станем мы самими собой.

Патти Смит «Просто дети»

Я просыпаюсь с двойственным чувством. Душа не на месте, как после разделённого сна, но всё, что я помню от сновидения, — это огромное, до разрыва сердца, счастье. Словно я вновь сделал шаг через порог, возвращаясь от смерти к жизни. Что же мне снилось? И какими последствиями оно грозит? На протяжении всей утренней рутины я выворачиваю память наизнанку, однако без толку. В подреберье кошки скребут: от не вспоминающегося сна и того, что сегодня мой последний рабочий день, а я так и не придумал ответов на естественные вопросы коллег о причине. Семейное дело? Универсальная отмазка, известная ещё во времена Дюма-отца, только все знают, что семьи у меня больше нет. Проблемы личного характера? В принципе, сойдёт. А если Дрейк потом переспросит наедине, то отвечу правду. Всё равно изменить уже ничего нельзя.

Как я себя ни успокаиваю, моя нервная система остаётся в режиме «Alarm!». За завтраком я сначала переворачиваю на штаны тарелку с кашей — к счастью, почти доеденной, — а следом нечаянно задеваю чашку с кофе и получаю на столе микропотоп. На ликвидацию последствий собственной безрукости уходят лишние пять минут; потом я забываю пакет со сладостями для прощального чаепития, возвращаюсь за ним практически от остановки, и в результате всех проволочек не успеваю на последнюю прямую маршрутку до офиса. Вынужденно еду с пересадкой, по диким пробкам, отчего опаздываю — впервые за всё время работы.

— Сорокин, ты зачем мишку обидел? — сурово интересуется Вася на моё сбивчивое «Доброе утро». Почему-то кроме него в кабинете никого нет.

— Какого мишку? — от спешки я туго соображаю.

— Который этим утром скоропостижно скончался в лесу.

— Я нечаянно, — мне становится стыдно перед фразеологическим медведем. — На автобус опоздал.

Открываю платяной шкаф, автоматически фиксирую Васино пальто и Ольгин плащ. Дрейк что, совсем весну почувствовал, если без куртки пришёл? Или он, как я, опаздывает?

— А Андрей на оперативке или опаздывает? И где Ольга?

— Андрюша нас сегодня игнорирует, — равнодушный тон Щёлока плохо вяжется с острым взглядом, вперенным в мою спину. — Взял день за свой счёт. Соответственно, вместо него к шефу пошла Ольга.

Я проношу тремпель мимо горизонтальной планки, и он вместе с курткой падает на дно шкафа.

— Сорокин, что происходит? — тихий, серьёзный вопрос звучит, когда я наклоняюсь за одеждой.

— Я бы тоже хотел это узнать.

Моя интуиция настойчиво твердит, что здесь каким-то боком замешан сегодняшний сон, однако интуицию к делу не пришьёшь. Так что я со второй попытки убираю куртку в шкаф, включаю компьютер, и тут возвращается Ольга.

— Тим, это правда? — она даже не прячет, насколько огорчена. — Ты увольняешься?

— Да, — меня накрывает неприятное чувство, будто я сильно подвёл и её, и Васю.

— Сорокин, до первого апреля ещё почти неделя, — от взгляда Щёлока хочется поёжиться, как от порыва ноябрьского ветра. Не представляю, что на это можно ответить и только беспомощно развожу руками. Черты Васиного лица обретают медальную резкость.

— Почему ты раньше не сказал? Это из-за «БухУчёта»? — Ольга порядком выбита из колеи, иначе не стала бы задавать два вопроса подряд.

— Нет, «БухУчёт» здесь ни при чём, — удобно отвечаю лишь на последний из них и перехватываю инициативу в разговоре: — Слушайте, я тут эклеров с творожным кремом принёс. Может, чаю попьём?

— Может, и попьём, — без охоты соглашается Вася. — Куда хоть уходишь?

— Пока никуда, — На лицах коллег отражается лёгкий шок, и я быстро добавлю: — Но резюме я уже разослал.

— Н-ну, Сорокин! — Если бы в комнате не присутствовала девушка, Щёлок бы высказался намного конкретнее.

— Всё будет нормально, — успокаиваю я его и совсем расстроившуюся Ольгу. — Готовьте кружки, я пошёл чай заваривать.

Пускай с нравственной точки зрения это ни разу не правильно, только мне приятно, что они искренне за меня волнуются. Причём наяву, а не в галлюцинации.

Но что же случилось с Дрейком? Вопрос не даёт мне покоя, однако специально искать ответ я не буду. И вообще, к лучшему, что он взял отгул: объяснение потребовало бы больших душевных сил и большого самоконтроля, а у меня сегодня с ними обоими далеко не всё ладно.

— Тим Алексеевич!

Френч-пресс с заваренным чаем едва не оказывается на полу комнаты отдыха.

— Александрович, — поправляю я незаметно подошедшего сзади юношу Виталия. — Но можно просто по имени.

— Извините, — Виталий сбивается с заготовленной речи, однако быстро берёт себя в руки. — Тим, скажите, вы правда увольняетесь?