Зарницы красного лета - Михаил Семёнович Бубеннов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В грозу отец не мог усидеть дома, все время выбегал на крыльцо, оглядывался вокруг. А как только гроза начинала стихать, торопливо седлал коня и скакал к ближайшей пожарной каланче. Забравшись на нее, он подолгу с тревогой всматривался в лесные дали.
Однажды, скорее всего именно от грозы, грохотавшей ночью, и случился-таки в бору пожар. Занялся он верст за семь на восток от села, куда людям и забираться-то не было никакой нужды. С пожарной каланчи отец первым заметил утром, что над хвойным разливом стелется дым.
Отец прискакал в село, всполошил первых встречных мужиков и во главе небольшой, наспех собранной конной группы отправился по тракту кромкой бора в сторону Больших Бутырок. А вскоре над селом пронесся набат. Никого не нужно было уговаривать спасать бор. Гуселетовцы дружно бросились вслед за отцом — кто вершни, кто на телегах, с топорами и лопатами.
Услышав тревожный набат, я поспешно засобирался к Феде. Всего лишь два дня назад я наконец-то вырвался из позорного заточения в бане и еще стыдился показываться в селе — от меня, должно быть, за версту несло вонючей дегтярной мазью. Но по такому исключительному случаю можно было и пренебречь насмешками встречных.
У крыльца меня перехватила мать.
— Ты куда?
— Сама знаешь!
— Ты с ума сошел!
Мать всегда и всего боялась. Бывало, куда бы ни захотелось пойти, что бы ни вздумалось сделать, ее враз обуревали тысячи опасений. Если ей, не дай бог, казалось, что ее подстерегает какая-либо неприятность или беда, она душевно металась и все видела в грозовом освещении.
— Пошел в дом! — закричала мать. — Ишь выдумал! Сгореть хочешь? Займется рубаха — и все, сгоришь!
— Сама сиди тут! — крикнул я в ответ и метнулся с крыльца мимо ее растопыренных рук.
Мать позади истошно вопила, грозила всеми карами, но я уже был на воле.
Навстречу мне летел раскрасневшийся Федя.
— За нашими бахчами горит! Бежим скорее, поедем на телеге!
По всему селу скакали конные, тарахтели телеги с мужиками, парнями и мальчишками — все были с топорами, баграми, лопатами.
— Все от грозы, — рассуждал дорогой дедушка Харитон. — Сухая была гроза. Всю ночь гремела, а пыль едва прибила. Степью, надо быть, весь дождь прошел.
— Может, и от грозы, — согласился Филипп Федотович, но не совсем охотно. — А может, и подпалил кто по оплошности. Сейчас везде шатаются люди.
— Так ить загорелось-то, видать, ночью!
— Ну и что? Не залили костер — и пошло.
— Нет, паря, это от грозы.
— Ладно, хоть ветру нет, — заметил Филипп Федотович. За той большой поляной близ опушки, где были наши бахчи.
Филипп Федотович свернул в бор и направил коня по свежим тележным и копытным следам. Телегу встряхивало на узловатых, избитых корнях, торчащих из земли. Нас часто обгоняли верховые. Они посмеивались над нами — дескать, тянемся будто на похороны. Но дедушка покрикивал насмешникам:
— Тупайте, тупайте! Без нас не затушите!
Мы с Федей втайне были согласны с зубоскалами. В самом деле, разве ездят на пожар шагом или рысцой? Ох уж эти старики! Как всегда, я проявлял особенное нетерпение и шепотком подбивал Федю удариться вперед на своих на двоих. И когда однажды конь начал топтаться, вытаскивая телегу из рытвины, мы спрыгнули с нее и понеслись во весь дух. Нам, босоногим, не страшны были ни корни, ни хвойные иглы.
Пробежав версты две, мы почувствовали запах гари и увидели целый табор телег и коней, оставленных здесь сельчанами под присмотром стариков бородачей. А еще через версту увидели, что весь лес впереди затянут белесой дымной сутемью, из которой прямо в небо поднимаются высокие трепетные огни: от комлей до вершин пылают сосны. Потом мы увидели у пожарища людей.
Огонь шел по земле, усыпанной хвоей, спокойной извилистой волной. Подступая к мелкому густому сосняку с низко висящими ветками, с успевшей пожелтеть от наступающей жары хвоей, он взрывался с треском, взметывая фонтаны искр, вымахивая хвосты дыма. Найдя комель сосны с потеками серы, он начинал подскакивать вверх, цепляясь за шершавую кору, а потом метался меж сучьев. Не проходило и минуты, как разом с оглушительным шумом занималась вся крона.
Поодаль могучий Лукьян Силантьевич Елисеев, лишь недавно начавший выходить со двора, вырубал небольшие сосенки и раздавал их толпе мальчишек, среди которых были и наши друзья. Дядя Лукьян и нам вырубил по сосенке.
— Валяйте в ряд, — сказал кратко. — Васятка, веди!
Мы втроем нашли себе места в большой цепи мальчишек, хлеставших сосенками по огню, и с необычайным азартом принялись за дело. Нашей задачей было всячески сдерживать огонь, не давать ему подскакивать от земли и добираться до хвои. От пожарища полыхало таким жаром, что мы мгновенно взмокли. Нас то и дело осыпало искрами, как снегом в метель. Приходилось заботиться о рубахах и о волосах. Мы часто вгорячах обжигали босые ноги. Очень хотелось пить.
Исхлестав свои сосенки догола, мы бежали к дяде Лукьяну за свежими. Здесь нам удавалось немного передохнуть от жары, обтереть потные и чумазые лица, послушать, о чем толкуют прибывающие на пожар мужики. Дядя Лукьян говорил им, где требуется подмога, и они, подняв на плечи топоры и лопаты, расходились в разные стороны.
Однажды мы встретили здесь моего отца на потном Зайчике, осыпанном по крупу пеплом. Увидев нас, отец спешился, стал расспрашивать:
— Ну как, молодцы, тепло?
— Пить охота.
— Сейчас скажу старикам — пускай подвезут воду в лагунках, — сказал отец. — Тут до самой ночи провозимся!
— Хоть бы к ночи потушить, — сказал дядя Лукьян. — Вон какая сушь! Дождя надо.
— Ну всего разбило в седле, — выпрямляясь, пожаловался отец. — И верно, глоток бы воды.
Как раз подошли толпой мужики.
— А ну, кто помоложе, — позвал отец. — Бери коня, слетай к табору: пускай старики добывают воды.
Так у отца, вероятно впервые с утра, выдалось несколько минут для отдыха, и он с удовольствием опустился на землю. Один из мужиков спросил:
— Лесу-то много охватило, Левонтьич?
— Много, мужики, много, — с досадой ответил отец. — Силу забрал, пластает по вершинам. Здесь его не удержать. Будем опахивать и окапывать по просеке. Филипп Федотович уже повел мужиков к озерам. Теперь надо сюда идти…
Мужики застучали лопатами.
— Ну, так мы сюда и пойдем!
Вернулись и мы на свое место. С огорчением увидев, что за время нашего отсутствия огонь заметно продвинулся вперед, мы
