Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

Диво, но море не расступилось, обнажив дно, когда Харальд усмехнулся второй раз за один вечер.

— Твое снадобье вышло неплохим, — он заговорил совсем о другом.

Княжна сперва нахмурилась, не понимая, куда он клонил, но после ее лицо разгладилось. Несколько дней прошло, как она врачевала ранения самого конунга и его дружинников. Верно, они заживали неплохо. Всяко лучше, чем промывать их жгучей соленой водой.

— Повязки чистые, без гноя.

— Но не твои… — вырвалось у нее раньше, чем Яромира успела даже подумать!

Захотелось поспешно зажать ладонями рот и вернуть глупые слова их глупой хозяйке. Судя по залегшей меж бровями складке на лице Харальда, ему они тоже не пришлись по нраву.

Да, она подглядывала тайком за конунгом и примечала, что тот, не жалея себя, вольно и невольно заставлял края раны расходиться, и на его рубахе на спине багряная полоса уже, верно, въелась в полотнище навечно.

Только вот об этом северному конунгу ведать не следовало!

Яромира поджала губы и сердито тряхнула головой. Харальд молчал, ничего не спрашивая. Ей бы у него поучиться…

— Ты не подмешала ничего дурного в свой ведовской отвар.

У нее невольно вырвался вздох облегчения, когда мужчина продолжил то говорить, что намеревался сказать изначально.

Его слова вызвали у нее слабую тень улыбки. Как бы она могла что-то подмешать? Даже если бы и хотела? Мужчины не сводили с нее взглядов, когда она набирала сушеные травы из мешочков и смешивала их.

— Если я дам тебе нож, дроттнинг, обещаешь ты, что не сотворишь с ним ничего дурного?

Харальд окинул ее требовательным взглядом от макушки до пят, и Яромира неуютно заерзала. Она подумала об Иваре. Он пытался ее задушить, и она смогла тогда отбиться… но кто поручится, что ей повезет во второй раз?

— Твой племянник, — хрипло выдохнула она.

Мысли путались под его взглядом. Казалось, он видел ее насквозь.

Харальд нахмурился.

— Ивар больше не посмеет тебя тронуть.

Невольно Яромира закусила губу. Она не сомневалась в слове конунга. Она сомневалась, что Ивар, у которого разве что пена ртом не шла при виде ее, этому слову подчинится. Она не стала говорить о таком вслух. Знала, что крутому нравом Харальду не придется по сердцу.

Усмирил же он как-то Ивара за трапезой. Да и приказал тому пересесть на весла подальше от укромного уголка княжны. Теперь тот мог лишь кидать на нее взгляды, полные лютой злобы. А вот заговаривать уже не получалось.

Когда она очнулась от своих размышлений, то увидела прямо перед глазами нож. Харальд протягивал его ей рукоятью вперед. Острие целило ему в грудь. Сталь отливала багряным в закатных лучах солнца.

— Тебя учили с ним обращаться? — насмешливо спросил конунг.

— Учили, — повеселевшая Яромира и бровью не повела в ответ на издевку. Она взялась за рукоять и покачала нож в ладони, примериваясь.

Глядя на нее, Харальд снял с пояса ножны и бросил их на плащ, служивший княжне постелью.

— Осторожно, валькирия. Не поранься, — совсем не зло остерёг он.

Засыпала Яромира в тот вечер почти счастливая.

Князь Ладожский III

Их путь пролегал вдоль спокойной, глубокой реки. По левую сторону неровным частоколом возвышался лес с густыми кронами деревьев, уже принарядившихся к осени в багряные и золотые цвета.

Три дня назад они миновали сожжённое поселение, забрав с собой единственную выжившую девчонку. Больше они никого не повстречали на своем пути. Все было тихо и спокойно, и Ярослав никак не мог взять в толк, откуда же тогда взялось это чувство, словно кто-то глядел ему в спину?

Он привык доверять своему чутью, но эта тревога казалась необъяснимой. Множество раз он посылал кметей вперед их небольшого отряда: разведать дорогу. В последний раз он и сам поехал вместе с ними. Мало ли, вдруг что-то пропустили. Вдруг не доглядели. Ведь никакие слова не могли унять его зуд.

Но нет. Его дружинники ничего не пропускали и глядели по сторонам востро. Они так ничего и не нашли: ни впереди отряда, ни позади. Ни чужих следов, ни отметин.

Отряд князя Ярослава проезжал вдоль реки и леса в одиночестве.

Но дурное предчувствие никак не унималось. Бабки в тереме сказали бы: кто-то навел на князя морок. Но он не верил в подобные бредни седых старух. Он был князем, а не глупой бабой. Его защищал сам Перун, он носил на теле знаки Небесного Отца, и не существовало на свете той силы, которая могла бы затмить его взор и разум.

Ярослав испробовал все, что мог припомнить из рассказов старого пестуна: он очистил над священным огнем свой меч, пронеся его над пламенем и обойдя костер трижды посолонь*. Он выкупался в ледяной реке, чтобы вода смысла все дурное. Он по своей воле пролил в землю свою кровь, прошептав молитву Перуну.

Чувство, что кто-то смотрел ему в спину, никуда не исчезло. Напрочь. Все чаще ему стало мерещится, словно взгляд выжигал на лопатках два неровных круга. Пронзительный. Тяжелый. Предвещающий беду.

Князь нервно дергал щекой, кривя в усмешке губы. Расскажи ему кто из кметей подобное — сослал бы куда подальше, на тяжелую работу, чтобы выбить из головы дурь. А, поди ж ты. Теперь и сам стал намного чаще оборачиваться и подолгу глядеть себе за спину.

Добро, кмети, верившие своему князю безоглядно, пока ни о чем не догадывались. Лишь два человека порой искоса на него посматривали: воительница Чеслава да собственный сын.

Идти вдоль реки им предстояло еще пару дней. А там ждала их уже широкая дорога. Рукой подать — и доберутся до места, где собирались князья на вече.

Ярослав не любил жалеть о сделанном. Но, видно, таким уж выдался этот поход. Нет-нет да и думал, что следовало взять с собой воеводу Будимира. А не отправлять его в Белоозеро. Кого-то из ближников нужно было оставить наместником в тереме. Но вот еще одна разумная голова ему бы нынче пригодилась.

Да только поздно уже было об этом вздыхать.

Сощурившись, князь отвернулся от реки.

Ярослав стоял на берегу, пока за его спиной кмети ставили на ночь лагерь. К вечеру на дорогу опустился густой туман; воздух сделался таким влажным, что намокали сухие рубахи, и он велел остановиться на ночлег раньше обычного. Не хотел ехать дальше в серой, плотной мгле, в которой ничего нельзя было