Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский

Овладев собой, выпив брома или валерьяновых капель, Веревкин снова входил в образ Бережнова, покашливал, говорил скрипучим голосом:

— Дражайшая Эмилия Карловна, я сегодня посещу кладбище, дорогую могилку супружницы... так что вы не беспокойтесь, если я задержусь, волки меня не съедят и ничего со мной не случится.

— С богом, с богом, Иннокентий Матвеевич.

— Только так, только так!

И кряхтя, и чуточку шаркая ногами, он отправился на кладбище, бродил там среди печальных холмиков, среди холодных каменных плит и крестов.

К вечеру стало совсем безлюдно. Веревкин успел уже отыскать склеп купца первой гильдии Ерыкина, заброшенный, ничем не примечательный склеп. Вскоре Веревкин увидел некую тень. Человек приблизился и принялся рассуждать о купце Ерыкине, о бренности жизни, вставляя в свою речь необходимые условные словечки. Это и был, как объяснял Глухов, их посредник. Проклиная тех, кто выдумал избрать кладбищенскую обстановку для хранения ультрасовременных тайн, Веревкин получил от пришельца сверток с деньгами и всем необходимым, договорился, в какой день и час можно обратиться за пополнением в эту кладбищенскую сберкассу. Портативный передатчик — наиболее неудобный для переноски предмет, но и он был превосходно уложен в старенький скромный чемоданчик.

Веревкин ласково осмотрел надгробие. Спи спокойно, купец первой гильдии Ерыкин! Как видишь, даже после смерти ты присутствуешь при денежных операциях!

Веревкин вернулся домой не через главный вход, а боковыми тропинками и через пролом кладбищенской ограды, а затем мимо голых полей, мимо свалки и наконец переулочками выбрался в свой район.

— Да что это такое! Да изголодался-то как! Бедненький! Да садитесь скорее за стол! — встретила хлопотливая и громкая Эмилия Карловна.

Воспользовавшись тем, что в прихожей темно, сунул чемоданчик и сверток в угол, затем спровадил не в меру заботливую хозяюшку, заявив, что голоден и просит скорее подогреть кофе, и тогда прошмыгнул к себе в комнату, спрятал все в шкаф.

Только после этого перевел дух и вошел в образ Бережнова: разделся, стал медлительно снимать обувь и. сунул ноги в домашние шлепанцы — подлинные бережновские.

— Иду, иду, дражайшая!

Выложил из карманов все лишнее, разложил в соответствующих местах. Развернул сверток и бегло оглядел все его содержимое. Да, здесь заботливо были приготовлены советские деньги и валюта. Клочок бумаги, в которой были завернуты деньги, выглядел совсем никчемным, между тем на нем были записаны некоторые полезные сведения и адреса. Там, конечно, будет и шифр. А это что? Таблетки? Видимо, те, о которых упомянул Глухов: сверхмощные таблетки замедленного действия, от которых отравленный умирает ровно через сутки.

«Вот когда убеждаешься, что медицина не стоит на месте, а движется вперед по пути прогресса! — хихикнул Веревкин, — М-да! Денег и особенно валюты надо будет в следующий раз взять еще. А таблеточки премиленькие, розовые такие, прелесть...».

И Веревкин с большим аппетитом принялся за вкусный ужин, трогательно рассказывая, как пришел на кладбище, как огорчился, что могила супружницы в полном запустении, как поклонился милому праху и вспоминал светлые дни...

Он пустил даже слезу и снова повторил, не совсем кстати, всю историю заболевания и кончины любимой своей дочери, попутно высказывая горячую благодарность доброй, бескорыстной Эмилии Карловне.

Тут почтеннейшая Эмилия Карловна Лаубертс захлюпала, завздыхала и долго не могла успокоиться. Была она женщина чувствительная и хотя — грешница — недолюбливала покойную супругу Иннокентия Матвеевича, но самое упоминание кладбища, мотиЛ и всех этих аксессуаров, говоривших о неизбежном конце, очень ее растревожило. Она тоже пустилась в воспоминания, из которых Веревкин почерпнул немало полезных сведений.

4

Обычно он проделывал это по утрам. Просыпался и взглядывал на часы, тикавшие около кровати. Десять минут шестого. Надо вставать.

Неохотно расставался Андрей Андреевич со своими часами, купленными в Мюнхене. Но полагал, что в целях конспирации лучше, чтобы все его личные вещи были советского изготовления. Купил «Победу» и очень удивился, что часы идут, не отстают и не уходят вперед, не портятся, работают исправно. Веревкин недоверчиво их разглядывал:

«Может быть, покупают за границей, а потом ставят свое клеймо? Неужели научились сами делать хорошие?».

Со стены смотрит неприятная женщина с пронзительными глазами и выпяченной губой.

— Доброе утро, дорогая. Хорошо ли спали? — говорит ей Веревкин по-английски.

Однако надо торопиться. Они условились о времени: утром, без шестнадцати шесть по московскому времени.

— Прошу прощения, — кивнул портрету Веревкин, — но я спешу...

Веселенькие эти комнаты по утрам! Солнце... Хорошо. Что это за мелодия, которую он мурлычет? Крейслер!

Он накидывает халат и идет в свою мастерскую. Там тоже солнце. Очень удобное расположение: угловая комната, окна в сад... От Эмилии Карловны отделена тремя дверями, не считая длинного коридора. То, что он запирает двери, не может вызвать подозрений: Бережнов всегда запирался. Сколько сейчас? Без двадцати шесть. Поворачивает ключ в двери. На ключ вешает носовой платок, чтобы нельзя было воспользоваться замочной скважиной. Эмилия Карловна еще спит, кроме нее, никого в квартире. Но лучше быть чересчур осторожным, чем слегка неосторожным.

Вот он и около контрабаса. Ловко сняв нижнюю деку, вынул из раскрывшегося нутра плоский черный ящик и водрузил его на стол рядом с восьмиламповым «Телефункеном». Через несколько минут он уже настроил коротковолновый передатчик. Без шестнадцати шесть... Нет, право же, хоть и советские, а очень недурные часики. Он посылает в эфир свои позывные. Работает на морзянке.

— Орион... Здесь Орион... Орион, Орион, Орион, Орион...

Наконец ответила далекая «Комета». Веревкин стал передавать какую-то бессмыслицу, даже не набор слов, а набор английских букв, как рассыпавшуюся верстку в типографии. Потом перешел на прием. На клочке бумаги записал опять-таки дикую окрошку букв. Все. Спрятал передатчик в контрабас. Аккуратность! Прежде всего аккуратность!

Повозился с «Телефункеном», поймал Москву и под бодрую команду инструктора гимнастики принялся расшифровывать криптограмму «Кометы». Писал, зачеркивал, переставлял буквы в должном порядке... Тройная зашифровка! Канительно, зато надежно.

Солнце залило комнату ярким разоблачающим светом. Ух, какой будет день! Симпатичные маршики играют во время уроков гимнастики! Трам-там-там... рита-там-там-там... Что же это за слово? Ах да, ясно, ясно!

Наконец он записал по-английски на чистом листочке блокнота:

«Тетушка Матильда совершенно неудовлетворительно взяла старт. Второй круг кросс-коунтри на Тихом океане. Любители туризма появляются по одному в сентябре».

Веревкин несколько раз перечитал написанное, наморщив лоб и мысленно переводя текст криптограммы. Затем он крепко выругался.

«Напоминаем. Необходимо особое внимание уделить строительству Карчальско-Тихоокеанской магистрали. В сентябре встретитесь с человеком, направляемым нами. Его пароль: «В какой гостинице можно