Конструирование языков: От эсперанто до дотракийского - Александр Чедович Пиперски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, получается, что Гумилев придумал по крайней мере два необычных свойства для языка своих ангелов, которые действительно радикально отличают его от земных языков. Выходит, что пусть Венера и ближе, чем хлебниковские звезды, но язык на ней куда экзотичнее.
Заключение
В этой главе обсуждались языки из самых разных книг и фильмов – одни разработанные более подробно, как у Толкина, другие – менее, как у Гавела или Гумилева. Из примеров видно, что артланги удобны для своих создателей тем, что не обязательно прорабатывать их в деталях (хотя при желании можно). Если основатель международного вспомогательного языка вынужден разработать и грамматику, и обширный словарь, то авторы художественных языков часто ограничиваются намеком на одно-два интересных свойства, и для создания колорита этого оказывается вполне достаточно. А порой о таких неразработанных языках даже интереснее думать, чем о разработанных подробно, – ведь остается огромный простор для воображения и домысливания. Например, почему бы не попытаться самому построить список слов, подходящих для использования в птидепе?
6. Лингвоконструирование в научной лингвистике
Вымышленные языки и наука
Как говорилось во введении, научная лингвистика довольно скептически относится к искусственным языкам. Тем не менее в некоторых областях лингвистики языки, никем никогда не слышанные и не виденные, заняли вполне достойное место. О трех таких областях и пойдет речь дальше – это, во-первых, восстановление древних языков, во-вторых, лингвистические эксперименты, моделирующие языковую эволюцию, а в-третьих, семантика. Все это области разной степени почтенности: зачатки семантики появились вместе с первыми толковыми словарями, реконструкции древних языков примерно два века, а моделированию языковой эволюции меньше 50 лет – но все они по-своему интересны и заслуживают внимания.
Реконструкция как лингвоконструирование
Как известно, русский, английский, французский, греческий и многие другие языки родственны и относятся к индоевропейской семье языков. Это означает, что они произошли от общего предка, называемого индоевропейским или праиндоевропейским языком. На этом языке-предке говорили примерно 6000 лет назад, но его никто не видел и не слышал: ни письменных текстов, ни тем более аудиозаписей на нем не сохранилось. Тем не менее мы можем довольно уверенно судить о том, каким он был. Дело в том, что у лингвистики есть способы проникнуть вглубь веков и узнать, как звучал язык, от которого не осталось ничего, кроме языков-потомков. Способы эти работают благодаря тем механизмам, по которым изменяется язык.
Особенно хорошо эти механизмы прослеживаются в фонетике. В качестве примера посмотрим на несколько слов древневерхненемецкого языка, на котором говорили в VIII–XI вв., и его потомка – современного немецкого языка:
Попробуем теперь ответить на вопрос: как в современном немецком языке выглядит слово 'вошь', если в древневерхненемецком оно выглядело как lūs? Вы легко дадите ответ: Laus. Построив эту форму, вы подсознательно исходили из очень важной предпосылки: древневерхненемецкое ū во всех словах переходит в au. Вы не допустили мысли, что, может быть, в одних словах оно переходит в au, в других – в e, а в третьих – в o. Наблюдения над тем, как развиваются языки, привели лингвистов к тому же выводу: звуковая система языка изменяется не хаотично, а по строгим фонетическим законам – если в каком-то языке один звук переходит в другой, то этому изменению подвергаются абсолютно все слова, в которых содержится этот звук.
Другое дело, что эти законы могут формулироваться хитрее, чем просто «звук A переходит в звук B». Посмотрим еще на несколько слов:
На первый взгляд кажется, что идея о безысключительности фонетических законов опровергнута: i то переходит в e, то сохраняется. Но если присмотреться, то не все потеряно, просто закон надо формулировать с дополнительным условием. Он будет выглядеть так: «Древневерхненемецкое i во втором слоге переходит в немецкое e».
Это показывает, что фонетические законы могут иметь чуть более сложную формулировку: «Звук A переходит в звук B в положении X». Зная это, можно повнимательнее поизучать судьбу древневерхненемецкого ū, правило для которого на самом деле тоже сложнее. Вот еще несколько слов:
Теперь видно, что если во втором слоге стоит i, то ū переходит не в au, а в äu (читается «ой»). Значит, наш закон надо уточнить: «Древневерхненемецкое ū переходит в немецкое au, если по-древневерхненемецки во втором слоге не было i, и в немецкое äu, если по-древневерхненемецки во втором слоге было i». Закон стал выглядеть более громоздким, но все равно остался законом, позволяющим для каждого слова определить, что с ним случится. Например, теперь мы легко можем образовать немецкое слово 'вши', которое по-древневерхненемецки звучало как lūsi.
Если мы возьмем два языка, произошедших от одного предка, то окажется, что в одном языке действовали одни фонетические законы, а в другом – другие. Так, в древнерусском был особый звук, обозначавшийся буквой ѣ (ѣ, «ять»). В русском языке он перешел в е, а в украинском – в і. В результате между языками возникают регулярные фонетические соответствия: так, русскому е соответствует украинское і в словах лето – літо, вера – віра, меняли – міняли.
Поскольку до нас дошли памятники древнерусского языка, мы знаем, что происходило: из форм типа лѣто получились пары соответствий типа лето – літо. Таким образом, мы можем наблюдать и процесс действия фонетических законов, и получившиеся в результате фонетические соответствия. А теперь представьте себе, что древнерусские памятники до нас не дошли и перед нами только современные языки. У нас есть только соответствия, но нет ни языка-предка, ни фонетических законов. Оказывается, что и то и другое можно восстановить:
Даже ничего не зная об истории этих языков, мы легко скажем, что в языке-предке русского и украинского в словах 'нести', 'петля', 'десять' в первом слоге был один звук (е1), а в словах 'лето', 'вера' и 'меняли' – другой (е2). е1 в обоих языках дал е, а на е2 подействовали разные фонетические законы, так что по-русски он дал е, а по-украински – і[11].
То, что мы только что сделали, называется реконструкцией: проанализировав материал нескольких языков, мы восстановили их язык-предок и фонетические законы, позволяющие перейти от этого языка-предка к
