Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот только по дороге туда по нам отбомбился один немецкий самолет. При этом, правда, никто не погиб, но был тяжело ранен командир дивизиона Кристалинский.
В общем, поехали туда, а толком никто ничего не знает… Дорога абсолютно чистая, никаких беженцев еще не было. И тут появились слухи, что обнаружены немецкие танки… А раз так, я сразу отдал приказ батарее развернуться в боевой порядок, но никаких танков не оказалось.
А когда до наших позиций оставалось всего километров 10, то в одном селе, которое располагалось у нас по дороге, поднялась какая-то стрельба… Как раз в этот момент мимо нас проезжал командующий артиллерией нашего 6-го корпуса, Варенцев, что ли, была его фамилия. Он сам тоже ничего не знал, но сказал нам: «Собственными силами ведите разведку».
Тогда встал вопрос, что нам делать. Вслепую стрелять по этой деревне, но так ведь можно и своих побить, ничего же точно не известно. Поэтому, чтобы не рисковать, я отдал приказ обстрелять ближайшие узлы дорог, которые находились за границей. Посчитал так, что раз началась война, то значит, на дорогах должны быть скопления войск противника. И, во всяком случае, своих за границей точно нет. А так как карта у меня была, поэтому быстро сделали расчеты и произвели стрельбу. А когда моя батарея отстрелялась, смотрю, и другие батареи успокоились и начали разворачиваться для стрельбы.
Но стрельба в этом селе не прекращалась, и тогда вызвался пойти в разведку командир взвода управления Сыроватко и командир отделения разведки помкомвзвода Васильев. Они поехали на полуторке и остановились недалеко от окраины села. Прошло какое-то время, но стрельба все никак не утихала, и даже взрывы гранат начали слышаться. И тут я смотрю, наша машина мчится назад, но только с водителем. И оказалось, что он просто испугался и фактически бросил разведчиков: «Они не пришли, а стрельба шла уже совсем близко…» Конечно, моим первым порывом было желание отдать его под суд, но что теперь поделать… Это были самые первые потери в моей батарее, но что самое неприятное, я так до сих пор и не знаю, что с ними случилось…
И тут к нам обратились какие-то пехотинцы: «С церкви бьет пулемет и мешает нашему продвижению». А там на отшибе действительно стояла какая-то то ли колокольня, то ли часовня, и уже какие-то люди по полю бегали… Я дал приказ развернуть одно орудие, и со второго снаряда мы этот пулемет накрыли… Понемногу стрельба в селе стихла, и мы продвинулись дальше.
А к вечеру командир полка отдал мне приказ выдвинуться на опушку леса. И тут прибегает ко мне какой-то старший политрук и просит: «Помогите, в этом селе штаб нашей дивизии атакуют немцы». Я посмотрел по карте, там было всего километра три-четыре, мы открыли огонь, насколько я понял, весьма удачно.
При этом мы расстреляли остаток своих снарядов, поэтому получили приказ командира полка о том, чтобы вернуться обратно. Но когда тронулись, в лесу начался какой-то шум и скандал. Оказывается командир дивизии застрелил одного солдата… И когда он увидел нас, то сразу же накинулся: «Вы тоже бежите с фронта?! Дезертиры!» — «Нет, я получил приказ командира полка вернуться». — «Так вы еще и людей с собой уводите?!» Но тут мне крупно повезло в том, что рядом оказался тот самый политрук, по чьей просьбе я стрелял по селу. А этот политрук был приметен тем, что у него был орден Красной Звезды за финскую компанию. Он этому генералу все подтвердил, и когда я сказал, что у нас закончились все снаряды, то этот комдив мне ответил: «Оставайтесь здесь, снаряды вам сейчас подвезут», хотя командиру особого отдела сказал: «Присмотрите за ними и разберитесь». Но тот даже не стал ни в чем разбираться, потому что с нами и так все было ясно.
И действительно, за боеприпасами отправили машину, но когда она через час вернулась, то оказалось, что привезли снаряды для 152-мм гаубиц. И хотя калибр у нас один и тот же, но вот заряды для снарядов совсем не подходили, и стрелять ими мы просто не могли.
Тогда я отдал батарее приказ двигаться назад, и только на рассвете мы прибыли в свой полк. И оказалось, что командир полка уже был уверен, что мы все погибли, поэтому так обрадовался, что даже шампанским меня угостил.
А в следующие дни мы двигались то вперед, то назад, стреляли по немцам. И только числа 28-го, когда появились слухи, что немцы нас обошли, мы начали отступать… А до этого, где-то весной 41-го, в мою батарею прислали пополнение — 60 человек. Все они были местные, из львовской области, и когда 29 июня мы проходили через Львов, то все эти приписники начали разбегаться, только один из них, даже не знаю почему, остался с нами. Прямо на виду у нас соскакивали с лафетов и убегали… Но желания стрелять по ним у нас не возникало, просто жалко их было, все равно ведь это же свои люди…
И надо сказать, что во Львове по нам стреляли с крыш домов… Но и мы, когда разобрались в чем дело, тоже начали стрелять в ответ. Мы уже были начеку, внимательно наблюдали за округой, и как только по нам начинали стрелять, то мы тут же открывали ответный огонь, поэтому и потерь у нас от этих обстрелов не было.
А потом только отходили и отходили… Но уже совсем без боев, потому что немцы где-то стороной нас обошли. Но зато за нас плотно взялась немецкая авиация, и от бомбежек мы стали терять трактора и пушки.
В это время на дорогах уже появились и беженцы, хотя поначалу люди даже не понимали, какая жестокая может быть война. Ведь вначале беженцы с интересом смотрели на немецкие самолеты: «Ой, смотрите, самолет что-то бросил…» а это не что-то, а самые настоящие бомбы…
И еще мне запомнился такой эпизод, что какое-то время с нашей колонной отступал один летчик. Его самолет разбомбили в первый же день на аэродроме, но он снял с него и забрал с собой пулемет. И когда на нашу
