Убийственно жив - Питер Джеймс

До единственного за девять лет следа женщины, которую так сильно любил.

Они направились через мост, по дорожке, к озеру. Озеро с лесистым островком осталось справа, слева стояли густые деревья. Грейс вдыхал сладкий запах травы, листьев, наслаждаясь неожиданной и отрадной прохладой, легким ветерком от воды.

Мимо промелькнули два велосипедиста, потом оживленно болтавшие юноша и девушка на роликах. Промчался крупный французский пудель, за которым бежал сердитый мужчина с пробором посередине, в очках в черепаховой оправе.

— Адини! Адини! — кричал он.

Мужчину сменила решительная дама нордического типа лет шестидесяти, совершавшая пробежку в ярко-красном костюме из лайкры, — зубы стиснуты, лыжные палки постукивают по бетону. За правым поворотом перед глазами открылся пейзаж.

Гигантский парк кишел людьми; озеро за островом было гораздо обширнее, чем казалось сначала, — длиной добрых полмили, шириной в несколько сотен ярдов. На воде флотилии уток и десятки лодок, изящных деревянных, гребных, синих фибергласовых водных велосипедов.

Люди сидят на скамейках вокруг воды, на каждом дюйме травы загорающие в наушниках с плеером, слушают по радио музыку или просто стараются заглушить нескончаемый детский визг.

Кругом блондинки. Десятки, сотни. Грейс переводил взгляд с одного лица на другое, внимательно осматривал и отвергал одно за другим. Тропинку перед ними перебежали две девочки, одна с рожком мороженого, другая с визгом. На земле сидел мастиф, тяжело дыша, пуская слюни. Куллен остановился у скамейки, на которой мужчина в полностью расстегнутой рубашке читал книгу, неудобно держа ее на расстоянии вытянутой руки, словно забыл очки, и указал на другой берег озера, на красивый, пожалуй, даже слишком большой павильон, похожий на крытый соломой английский коттедж.

Люди сидели за пивными столиками под открытым небом, рядом располагалась маленькая лодочная станция и деревянный помост, к которому была привязана всего пара лодок и лежал на боку водный велосипед.

Грейс почувствовал прилив сил, осознав, что видит то самое место, где Дику Поупу и его жене Лесли показалось, будто они видят Сэнди.

Заставляя немца ускорить шаг, Грейс направился вперед по бетонированной дорожке, огибавшей озеро, мимо скамеек, глядя на другой берег, осматривая каждого загорающего, каждого велосипедиста, бегуна, ходока, роллера, попадавшегося на глаза. Пару раз он видел длинные светлые волосы, обрамляющие лицо, похожее на лицо Сэнди, но со второго взгляда его отбрасывал.

Может быть, она подстриглась. Может быть, перекрасилась.

Прошли мимо изящного монумента на насыпи с надписью: «Фон Вернек… Людвиг I…» Подойдя к павильону, Куллен остановился перед меню, пришпиленным к красивой доске в виде щита под вывеской: «Seehaus im Englischen Garten».

— Хотите чего-нибудь съесть? Можно зайти в ресторан, там прохладно, можно здесь.

Грейс оглядывал бесконечные ряды плотно составленных столов в виде козел в тени деревьев, под огромным зеленым матерчатым навесом, просто под открытым небом.

— Предпочитаю здесь. Хороший обзор.

— Да, конечно. Выпьем сначала. Чего пожелаете?

— Я бы выпил немецкого пива, — мрачно усмехнулся суперинтендент. — И кофе.

— Какого пива? «Вайсбир», «Хеллес»? Или «Радлер» — смесь простого с имбирным, — а может быть, «Руссн»?

— Большую кружку холодного пива.

— Масс?

— Что значит «масс»?

Куллен кивнул на двоих мужчин за столом, пивших из стаканов размером с каминную трубу.

— А есть что-нибудь поменьше?

— Половину?

— Отлично. А вы что возьмете? Я угощаю.

— Нет, в Германии плачу я, — твердо заявил Куллен.

Это было милое местечко. На берегу расставлены изящные фонарные столбы; павильоны, где располагается бар и обеденный зал, недавно выкрашены в темно-зеленый и белый цвет; на мраморной плите — забавная бронзовая фигурка голого лысого мужчины со сложенными на груди руками и крошечным пенисом; кругом аккуратные пластиковые корзины и зеленые урны для мусора; замечательные пивные стаканы, любезные надписи по-немецки и по-английски.

Перед сидевшим под тентом кассиром стояла длинная очередь. Официанты и официантки в красных брюках и желтых рубашках убирали со столов грязную посуду. Оставив Куллена в очереди к бару, Грейс чуть-чуть отошел и снова принялся изучать карту, стараясь определить, за каким из сотни с лишним столов на восемь персон могла сидеть Сэнди.

Здесь были сотни человек, по его прикидке, добрых пять сотен, может быть, даже больше; перед каждым без исключения стоял высокий стакан с пивом. Запах пива плыл в воздухе вместе с клубами сигаретного и сигарного дыма, соблазнительным ароматом французской картошки и жареного мяса.

Летом Сэнди, выпивая холодного пива, порой шутливо замечала, что в ней говорит немецкая кровь. Теперь шутка стала понятной. У Грейса возникло какое-то странное чувство — то ли от усталости, то ли от жажды, то ли от пребывания в чужой стране, — что он вступил на заповедную территорию, где его присутствие нежелательно.

Внезапно он увидел перед собой суровое властное лицо, которое как бы с ним соглашалось, но и укоряло. Это был серый каменный бюст бородатого мужчины, напоминавший скульптурные изображения древних философов, которые часто видишь в сувенирных лавках и на распродажах. Он еще только учится философии, а этот действительно похож на ее представителя. Имя — Пауланер — торжественно отчеканено на пьедестале.

Подошел Куллен с двумя стаканами пива и двумя чашками кофе на подносе.

— Ну что, выбрали место?

— Кто такой этот Пауланер, немецкий философ?

Детектив усмехнулся:

— Философ? Не думаю. «Пауланер» — название крупнейшей мюнхенской пивоварни.

— А, — промычал Грейс, решительно чувствуя себя полным тупицей. — Понятно.

Куллен указал на столик у кромки воды, где компания молодежи освобождала места, надевая рюкзаки.

— Вон там сесть не хотите?

— Отлично.

Идя к столу, Грейс всматривался в лица за другими столами — мужчины и женщины разного возраста, от подростков до стариков, в повседневной одежде, чаще всего в футболках, широких юбках, шортах, джинсах, почти все в темных очках, бейсболках, панамках, соломенных шляпах. Пьют пиво из высоких или половинных стаканов, едят сосиски с картошкой, жареные ребрышки, сыр размером с теннисный мяч, нечто вроде мясного рулета с кислой капустой.

Здесь была Сэнди на этой неделе? Может, она приходит сюда регулярно, проходит мимо обнаженной бронзовой статуи на мраморной плите, мимо бородатой головы у фонтана, которая рекламирует «Пауланер», садится, пьет пиво, смотрит на озеро?

С кем?

С новым мужчиной? С друзьями?

Если жива, о чем думает? Вспоминает о прошлом, о нем, об их совместной жизни, о мечтах, обещаниях, о проведенном вместе времени?

Он снова взял карту Дика Поупа, взглянул на кружок, стараясь сориентироваться.

— До дна!

Куллен поднял стакан. Грейс поднял свой:

— Ваше здоровье!

Немец дружелюбно покачал головой:

— Нет, у нас говорят: «Прозит».

— Прозит, — повторил суперинтендент, и они чокнулись.

— За успех, — сказал Куллен. — Или, может быть, вам не хочется поддержать такой тост?

Грейс издал горький короткий смешок, подумав, что немец даже не представляет, насколько близок к истине. Словно в ответ на реплику телефон дважды пискнул.

Поступило сообщение от Клио.

57

Стажер-констебль Дэвид Кертис и сержант Билл Норрис вылезли из патрульной машины неподалеку от дома, адрес которого им назвали. Ньюман-Виллас — типичная жилая улица Хоува со старыми викторианскими террасными домами. Некогда это были цельные дома, принадлежавшие одному владельцу, с помещениями для прислуги наверху. Теперь они разделены на квартиры. По всей улице тянутся объявления агентств о сдаче квартир и комнат.

Парадная дверь дома номер 17, похоже, десятки лет не видела ни одного мазка краски; почти все фамилии на панели домофона, написанные от руки, стерлись, выцвели. Надпись «С. Харрингтон» выглядела довольно свежей.

Билл Норрис нажал на кнопку.

— Знаешь, — сказал он, — мы обычно вчетвером сидели в засаде. Сейчас посылают двадцать офицеров. Я однажды попал в передрягу. Один гуляка был завсегдатаем закусочной, которую мы караулили. Я взял и написал на доске: «Отличная задняя часть и вымя». Не совсем хорошо получилось. Инспектор устроил настоящую выволочку.

Он опять позвонил. Через несколько минут, не получив ответа, Норрис принялся нажимать другие кнопки одну за другой.

— Пора кое-кого пробудить от воскресного сна. — Он постучал по наручным часам, фыркнул. — Может, она в церкви?

— Да? — проскрипел вдруг слабый голос.

— Четвертая квартира. Я ключ потерял. Пожалуйста, впустите, — умоляюще попросил Норрис.