Сонет с неправильной рифмовкой. Рассказы - Александр Львович Соболев

руку под блузку, коснулся странно горячей кожи — и тут ее как будто ударило током: содрогнувшись, она с силой оттолкнула его, да так, что он чуть не упал. «Спасибо за ужин, но тебе лучше сейчас уйти», — проговорила она холодно и резко. Быстро обуваясь (причем шнурок опять явил свою змеиную природу), одеваясь, забывая свои покупки, второпях спускаясь по лестнице, он чувствовал ее взгляд, как будто следующий за ним. Васильев, привык-ший машинально считать только себя виновником любой своей неудачи, не мог вообразить, что он сделал не так: в какой миг он проскочил поворот, ведший хоть, может быть, и к плохонькому, но общедоступному блаженству и проследовал прямо к обрыву. Конечно, ему приходилось солоно: он должен был переводить не просто с чужого языка, но и улавливать неочевидные и даже прямо непонятные сигналы. Неудивительно, что он растерялся! Так, может быть, чувствовал бы себя пассажир самолета, пошедший к стюардессам за кофе и вдруг насильно усаженный в кресло пилота. Не замечая дороги, он шагал и шагал по темной уже улице со странно узким тротуаром, мимо закрытых лавок, запертых гаражей, одинокого клошара, устраивающегося на ночлег, пока не вышел к шумному проспекту, по которому ходил смутно знакомый автобус.

Не раз и не два в последующие французские недели он пытался найти тот дом, из которого был столь грубо и неожиданно изгнан: приезжал на ту же остановку, нарезал вокруг расширяющиеся круги, пытаясь высмотреть заросший орхидеями балкон, приметный двор, памятную машину — вотще. Ходил он и в тот же супермаркет, причем меняя время и проводя там чуть не по три часа, покуда холод от работающих кондиционеров не пробирал его до костей. Если бы у него спросили, чего он собственно ждет и на что надеется, он, вероятно, не смог бы ответить: он не был оскорблен или унижен, но тягостное недоумение, овладевшее им в тот вечер, не проходило. Он закончил командировку, вернулся в родной город, женился на своей рыжей подруге, родил с ней двоих сыновей-погодков, увлекся коллекционированием марок с изображением орхидей, но воспоминание о том вечере с непредсказуемыми интервалами возвращалось к нему, как мысль о недочитанной книге или ревматическая боль при дурной погоде.

Холодный сумрак тих

— Снег — это перхоть из бороды дьявола, — сказал мне незнакомый мужик, открыв дверь. Был июнь, так что даже в нашем городе снег уже месяц как растаял, а до следующего оставалось еще как минимум недель восемь. Ну или десять — помнится мне, как-то раз на первое сентября с неба сыпала крупка. Я решил, что ошибся дверью.

Началось все с того, что мне позвонила бывшая одноклассница Липа и попросила зайти. Голос у нее был какой-то напряженный. Ничего удивительного, конечно: мы не виделись больше десяти лет и расстались не сказать, чтобы гладко. В девятом и десятом классе мы с ней, что называется, гуляли — не знаю, говорят ли так сегодняшние подростки. У древних греков вроде бы пары составлял купидон, крылатый такой амурчик — пускал стрелу, которая попадала в сердце и заставляла юношу полюбить девушку и наоборот. В нашем случае роль купидона сыграла классная руководительница Анна Федотовна, дай ей Бог здоровья, если она жива, и земля ей пухом, если нет. Она посадила нас вместе за одну парту, уж не знаю почему, может быть, ей просто было интересно, что получится. Был такой фильм, кажется, французский, где какие-то злодеи рассаживали вместе мальчиков и девочек, чтобы вывести особую породу людей. Не думаю, что наша Графиня (такая у нее была кличка) имела на нас особенные планы: наверное, подобрала бы своей любимой Липочке кого-нибудь поумнее. У меня же в школе было прозвище Бинаду. Понимаете, что это значит? Ну, значит, и вы недалеко ушли в смысле сообразительности. Это если повторять, не делая пауз, «дубина, дубина, дубина» — так и выйдет Бинаду. Не то чтобы я совсем уж тупой, как валенок, но и, конечно, докторскую диссертацию мне защитить вряд ли когда-нибудь доведется. Но я не злобный, не вредный и вроде бы не очень страшный внешне, так что особенно из-за этого не переживаю. Но все равно забавно, какая получилась парочка — Липа и Дубина. Ее имя было (ну и осталось) Олимпиада, сокращенно Липа. Липочка. Не знаю, почему родители так ее назвали — тогда неловко было спрашивать, вроде как она немного стеснялась своего имени, а потом уже и не важно было. Короче, почти два года мы с ней были вроде как парой — не в смысле секса, конечно, — а так, ходили в кино, держались за руки, целовались в подъездах. А потом она меня бросила — ушла от меня к парню из параллельного класса, Владику Долгих. Ну а я кое-как доучился и уехал поступать в Москву. На встречах класса я не бывал, так, кое с кем переписывался в «Одноклассниках». Ну и знал, что она осталась в нашем городе, вышла замуж — не за Владика, а еще за кого-то. Даже сейчас, когда батя позвал меня в мой отпуск с ремонтом помочь, я вроде как думал про себя — не встречу ли ее случайно где-нибудь и даже поглядывал на строительном рынке: вот вроде та похожа немного, нет? Потом сообразил, что я смотрю на девицу лет восемнадцати, а Липка-то — моя ровесница. А на следующий день она сама пишет мне в ватсапе: то-се, помнишь ли меня, можно ли позвонить? У меня, честно говоря, сердце как будто остановилось, хотя никогда я проблем не имел по этой части. «Да, — пишу, — помню, позвони, конечно» (а сам думаю — надо было б написать «не помню, а кто это»). Она сразу и позвонила тревожным таким голосом. Надо, говорит, увидеться, только я из дома далеко отходить не могу, может, зайдешь? Да, говорю, зайду, завтра удобно? Конечно, конечно, записывай адрес. «Дерендяева, семнадцать?» — говорю. Зря я это так сказал, как будто сразу признался, что ничего не забыл. Она словно дар речи потеряла и молчала, наверное, полминуты. «Да, — говорит. — Первый подъезд, квартира 29. Домофон сломан».

Ну я батю предупредил, что назавтра мы кафель кладем до середины дня, а потом у меня типа отпуск в середине отпуска. Он немного поворчал для порядка, но быстро угомонился: сообразил, небось, что может под этим соусом слинять по своим делам и что ничего ему за это от мамы не будет — виноват-то все равно я. Тем более, мама пока на даче, смотрит там за своими клумбами драгоценными. В три часа мы пошабашили, перекусили, после чего я принял душ, оделся во все чистое и пошел к Липке. У меня есть такой