Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
я ставлю в копны скошенные травы,
я тороплюсь убрать широкий луг.
И целый день, пока не кликнет вечер,
кумачный вихрь гуляет по лугам…
И светел труд. И не устанут плечи
купаться целый день в зеленых облаках.
А ввечеру, когда на бабьи ноги
душистей клевера прильнет загар,
устанет солнышко. И в золотые стоги,
красивое, уходит на закат…
Уйду и я. И тихий сон по селам
сомкнет глаза, кто радостью ослаб.
И до утра мне снится луг зеленый,
и все звенит: роса – коса – роса.
«Мне гребень нашептал, что волосы редеют…»
Мне гребень нашептал, что волосы редеют,
Что скоро заблестят, как иней седины,
И тише за окном, на старых сучьях рдея,
Тоскует солнцепек о радостях Весны.
В холодной синеве природа онемела,
Поднялся белый сон над стынущим ручьем.
И где-то далеко за рощей прозвенела
Осенняя печаль отлетным журавлем.
По скошенным лугам блуждает желтый ветер,
Взмахнет седым крылом, поплачет у куста, —
И роем золотым от сгорбившихся ветел
Взовьется к облакам засохшая листва.
И чудится Душе, встревоженной мечтами
Безглазый лик времен дохнул из прошлых бурь,
Ветлою гнется жизнь, и мчатся дни за днями
Певучей желтизной в предвечную лазурь.
По выцветшим холмам в туманном синем поле
И юность, и мечты с ватагами страстей
Летят куда-то прочь в последней буйной воле
На огненных хребтах взбесившихся коней.
Клубятся в небесах пылающие гривы,
Все дальше звон копыт, все дальше красный скач, —
И синяя печаль в природе молчаливей,
И в сердце, как любовь, таится тихий плач.
Бледнеет Солнцепек, Лучом опавший волос
Сквозь гребень проскользнул с открытого чела,
И где-то за спиной понятней шепчет Голос,
Что нет уже Весны и Юность отошла.
«Сойди, сойди огнем, Рассвет!..»
Сойди, сойди огнем, Рассвет!
Уж близок грозный Час.
У звезд мерцанья нет.
И черен лунный глаз.
Блуждает древний Страх – сбылись глухие сны.
Как выкидыш, Земля забыта в колыбели,
И правнуки ребра на жернов Сатаны,
Ломая меч о меч, несут за телом тело.
Трехдневный Гроб Любви
За смертным камнем спит.
От рева Бурь и Битв
Шатаются Кресты.
Из каждых рук и ног глядит звериный лик.
Чадит от языков смолой и серой жженой…
А в небе хмурь и хлябь, – там Богу Ночь скулит,
И тучами плывут рыдающие жены.
Упал, кто глух и слеп,
В ком разум – сухлый плод.
О день, чрез смертный склеп
Пролей нам звездный мед.
Ревет язык громов, что сгинет семь колен
В морях своей крови, в болотах и туманах…
Но Зверя пожрет, и Сын расторгнет плен,
Сосавший Бури грудь устами Ураганов.
Сойди, сойди, Заря!
Над солнцем в высях гор.
Мы в песенных нарядах,
Мы песней вскинем Скорбь.
Предутрие
Ушла слепая Ночь, а День еще далеко,
Еще блуждают сны и не родился звон.
Роятся лики звезд в молочной мгле востока,
Звезда зовет зарю взойти на небосклон,
С небес из чьих-то глаз роса пахучей меда
Струится в синь травы, чтоб грезил мотылек.
Цветы ведут молву про красный час восхода,
Целуется во ржи с колосьем василек.
На туче золотой застыли серафимы.
И песнь, как тишина, плывет из красных гнезд.
Багрян костер зари… И в голубые дымы
Оделася земля, проникнув к тайнам звезд.
По скатам и холмам горбатые деревни,
Впивая тишину, уходят в глубь веков.
Разросся темный лес, стоит как витязь древний —
В бровях седые мхи и клочья облаков.
Раскрылись под землей заклятые ворота.
Пропал из глубины предсолнечный петух.
И лебедем туман поднялся от болота,
Чтоб в красное гнездо снести свой белый пух.
Немы уста небес. Земля вздыхает кротко.
Взмахнула где-то Ночь невидимым крылом.
И ласковый ручей, перебирая четки,
Поет, молясь судьбе, серебряный псалом.
И будто жизни нет, – но трепет жизни всюду.
Распался круг времен, и сны времен сбылись.
Рождается Рассвет, – и близко, близко чудо:
Как лист – падет звезда, и солнцем станет лист.
Лесные купели
Где в лесные купели-затоны
расплеснулась лесная река,
Четки, вещи кукушкины звоны,
колокольняя ель высока.
Гребень Солнышка выпал на травы,
нижет жемчуг под елями тень,
Заплелись тростники и купавы
в золоченый, зеленый плетень.
Никнут в неге кудрявые лозы,
черным струям дарят поцелуй.
Резвый пляс бирюзовки-стрекозы
завели над прохладою струй.
Сонно грезят лопух и кувшинка,
синий зной ароматен и пьян.
А в лучистых изломах песчинки
будто горсть золотистых семян.
По кустам и заросшим завалам
птичьи песни прядет тишина,
И зарею шиповники ало
расцветают, как встарь купина.
Звонко булькают скрытницы-рыбки,
убегая к корнистому дну.
И плывут водяные улыбки
гибким кругом лучистому дню.
Веще льются кукушкины звоны,
дремлет Солнце, припав в тростники.
На лесные купели-затоны
кто-то сыплет с небес васильки.
Утро
Мое жилище, Землю грешную,
печальный и убогий край,
любовью светлой и нездешнею
я полюбил, как прежний рай.
Одел поля пшеничным золотом,
пчелиным медом напоил,
и все преграды лунным молотом
рассыпал в звончатую пыль.
На всех путях, на веки черные,
где в медных
