Агент Тартара - Борис Иванов

— Гос-с-споди! — Ким удивленно приподнялся из кресла. — Его-то как туда занесло?!

Он понимал и раньше, что, скорее всего, с его старшим партнером стряслось что-то странное и за каким-то углом его подстерегла безносая. Но то, что старина Ник ушел из Мира сего по такой странной дорожке, поразило его не меньше, чем если бы он узнал, что является потомком и наследником инопланетянина.

— Как его туда занесло, спрашиваете? Да по следам Соломона Файнштейна. Через «Лексингтон Грир Лэбораторис» и через укус осы. А затем через «плавание» по Сети. Я вижу, господин Стокман не слишком делился с вами своими маленькими секретами... Полагаю, что он был запрограммирован как дублер Файнштейна. Да и сам Файнштейн к этому руку приложил: отслеживал тех, кто шел по его следу, и в нужный момент, когда понял, что один из его преследователей сам претерпел изменение сознания, организовал все так, что и Стокмана приняли на «Вулкан» на какую-то работенку. Может, ассистентом Файнштейна.

Ким потер виски. Преображение сразу двоих содержателей детективных агентств в физиков-теоретиков не укладывалось у него в голове.

— Тогда естественно предположить, что Гильде должен был бы пойти по той же дорожке, только после гибели «Вулкана» дорожка эта оборвалась и ему пришлось свернуть куда-то на окольный путь.

— Вовсе нет. Скорее всего, он вышел на совершенно другую дорогу и пошел по ней в совершенно другом направлении. Вы ведь пытались разобраться — по хронике его запросов в Сети и писем, — на чем сосредоточились его интересы. Простите меня, но я не думаю, чтобы эрудиция позволила вам в одиночку понять в этом хоть что-либо. У нас этим занималась аналитическая группа из двадцати специалистов. И неплохих специалистов, поверьте мне.

Лошмидт снова кивнул Йонгу, и на экране возникла движущаяся схема: раскинувшаяся на испещренном надписями экране, она сжималась в неровный круг, затем — почти в точку.

— Это — примерная схема того, как сужалась область интересов Гильде по мере того, как он «накачивал» себя информацией из Сети. Вот желтым — аналогичная динамика для случаев с Файнштейном и Стокманом. Для Файнштейна — посложнее, для Стокмана — попроще. По отработанному, так сказать, пути... Как видите, точки схождения у этих двоих лежат совсем в другой области, чем в случае Гильде. Клауса Гильде больше не интересуют вопросы транспорта энергии. Сфера его конечного, терминального, так сказать, интереса — это теория гравитации и сверток пространства. А это — прямая дорога на Чур. Именно там происходит самое интересное в этой области. Наши физики совместно с тамошними э-э... учеными разрабатывают весьма интересные проекты.

— Так что будет неудивительно, — предположил Ким, — если Гильде неожиданно явится в руководство одного из таких проектов в роли новоявленного гения и, как и Файнштейн, предложит какую-то, как вы выразились, «разработку»...

— Вы совершенно правильно сформулировали нашу основную версию-прогноз. Еще раз должен сделать вам комплимент — вы хорошо схватываете суть дела. А потому прежде, чем вникать в суть дела уже детально, не ознакомиться ли вам с текстом вашего контракта?

На стол перед Кимом легла покрытая убористо набранными строками распечатка.

Теперь это, пожалуй, можно было назвать дружбой. Сначала это было просто взаимным интересом. Интересом немного враждебным, потом — окрасившимся в цвета соперничества. Потом — в цвета уважения. А под конец они начали шутить друг с другом. Хотя шутить с подростками с Чура — довольно тяжелое занятие. Не то чтобы у них не было чувства юмора. Просто оно у них было свое — совсем другое, чем у Вальки.

Сегодня утренний сеанс фехтования и рукопашной не состоялся. Фор был почему-то не в духе и, сделав пару выпадов, неожиданно предложил сыграть в «ряды» — игру на Чуре всем известную и почитаемую весьма простой. Чтобы в нее выиграть, требовалось одно: быть очень догадливым. После первых двух конов у Вальки начал ум заходить за разум. Он смешал разложенные на краю бассейна фигурки и предложил пойти посмотреть на Констанс.

Как и полагалось порядочному космолайнеру, «Саратога» была оборудована смотровой палубой — на самом деле надежно упрятанным под броней обшивки залом для просмотра голографической панорамы, которую передавали сюда внешние оптические сенсоры, расположенные на корпусе корабля. Но, как то диктовала традиция, в зале этом все было сделано так, чтобы забредающим в него пассажирам казалось, что они выходят на платформу, парящую непосредственно в Глубоком Космосе.

Как правило, картина звездного неба довольно скоро приедалась зрителям и их число уменьшалось, возрастая, пожалуй, только в момент приближения к какому-нибудь пересадочному узлу или к стоящей внимания планете. Сейчас таким предметом интереса служила Колония Констанс — огромная голубоватая жемчужина на черном бархате небес, подбитом сверкающими гвоздиками звезд.

Зрелище это было, безусловно, красиво, но, честно говоря, точно такое же, а зачастую и куда более впечатляющее можно увидеть, зайдя в любой видеосалон. Тем более что никто из пассажиров «Саратоги» решительно ничего не потерял на этой симпатичной на вид планетке. Тем не менее практически все они этим утром оказались на смотровой палубе, исполняя своего рода ритуал космических путников.

Когда Валька и его новые друзья присоединились к ним, услужливый электронный гид уже спешил сообщить собравшимся, в каком году и кем была впервые обнаружена и названа планета, служащая местом промежуточной остановки космолайнера, и кто осуществил первую высадку на ее поверхность. С неизбежностью, заложенной в самой природе ознакомительных лекций, последовали сведения об уникальном (до долей процента) совпадении массы, диаметра и состава атмосферы Колонии Констанс с соответствующими планетологическими характеристиками старушки-Земли. Вот только длительность суток и года подкачала, но не сильно. В сутках было только двадцать три с половиной земных часа, а год длился примерно четыреста двадцать земных суток.

Последнее, впрочем, практически не имело значения, поскольку из-за характерного наклона орбиты к плоскости эклиптики и огромной поверхности океанов и внутренних морей смена времен года на обоих материках и многочисленных архипелагах Колонии почти не ощущалась, и ставшие уже аборигенами планеты переселенцы с Земли пользовались в своих целях слегка модифицированным земным календарем, в который была введена дополнительная «плавающая» неделя.

— А действительно, очень похоже на Землю... — счел нужным вслух восхититься Валька.