Марь - Татьяна Владимировна Корсакова

этаким деревенским простачком. — А ты с товарищем часом не в болоте собираешься искать свои мелочи?

— Я пока не знаю.

— А твой товарищ?

— Мне кажется, он тоже пока ничего не знает. Мы решили осмотреться, пожить в доме, шашлыков пожарить.

— Шашлыки пожарьте, это не возбраняется! Но на болото не суйтесь. Уж послушайте доброго совета. Места у нас тут и в самом деле глухие… Случись что, могут и не отыскать.

— Это вы мне сейчас угрожаете? — спросил Арес с вежливой улыбкой.

— Это я тебе предупреждаю, дурень! — ответил Михалыч точно с такой же улыбкой, а потом громко сказал: — А вот и Саня с дарами природы! Сегодня тебе, Павел, овощи идут бонусом, а в другой раз придется платить. Уж не обессудь. Бизнес есть бизнес.

Он опять улыбнулся, на сей раз многозначительно.

Глава 14

Катюша тоже услышала то ли стон, то ли плач, испуганно сжала Стешину ладонь, спросила шепотом:

— Кто это?

Стеша не знала. И, если честно, не хотела знать. Единственное, чего она хотела, это поскорее выйти к дому. Здесь, на болоте, был какой-то особенный, пропитанной водой и туманами мир. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенной, нельзя было доверять ни своим глазам, ни своим ушам.

— А если это они? — все так же шепотом спросила Катя.

— Кто они?

— Марёвки.

— Если это марёвки, то они прекрасно сами справятся! — сказала Стеша неестественно бодрым голосом. — Они же живут на болоте, так?

— Так. — Катюша кивнула, но в Стешину руку вцепилась еще сильнее, а потом сказала: — Пойдем быстрее домой.

Дальше шли молча, в полной тишине. Впрочем, не в полной. Болото жило своей невидимой глазу жизнью: тяжко вздыхало, пристально следило за чужаками. Пусть следит, только бы выпустило! Только бы не превратилось в одночасье в огромное, скрытое подо мхом и водой чудовище. Стеше казалось, что они уже у цели, что болото вот-вот кончится, когда звук повторился. На сей раз не было никакого сомнения, что это не просто звук, это плач! Так мог плакать только маленький, попавший в беду ребенок. Стеша замерла, прислушиваясь, пытаясь сообразить, откуда доносится плач. Она только сейчас поняла, что они с Катюшей бредут по колено в молочно-белом, осязаемо-плотном тумане. И туман этот искажает не только предметы, но и звуки.

— Стеша, там кто-то плачет…

— Тише! — шикнула она на сестру.

Катюша не обиделась. Она замолчала и затаилась. Кажется, даже дышать перестала, чтобы лучше слышать. И плач снова повторился. На сей раз тише, но не из-за расстояния, а из-за того, что ребенок устал, потерял остатки сил. Стеше хватило этого едва слышного звука, чтобы наконец понять, в какую сторону идти. Если бы не туман, если бы не ответственность за младшую сестру, она бы побежала. Но приходилось идти, пробираться вперед едва не на ощупь, крепко сжимая ледяную Катюшину ладошку.

Метров через сто стало ясно, что они уже близко. А еще стало ясно, что плачет не ребенок. Вернее, ребенок, но не человеческий. Кто-то жалобно скулил в тумане. Этот кто-то уже отчаялся и не надеялся на спасение. И был он совсем-совсем близко. Всего пару шагов — и Стеша увидит. Она сделала ровно тринадцать шагов по зыбкой, сочащейся водой моховой подушке и увидела.

Существо барахталось в болотном «оконце», уже не делая попыток выбраться на берег. Существо было черное и грязное. Стеша видела лишь острые уши и светящиеся тусклым оранжевым светом глаза.

— Волчок, — сказала Катюша за ее спиной.

А ведь и правда волчок. Не волчок даже, а маленький волчонок, бог знает как оказавшийся в трясине.

— Стеша, мы же его спасем, да? — Катя сделала шаг к краю «оконца».

— Стой! — Стеша схватила сестру за руку, оттащила от воды. — Катя, стой тут! Стой и не шевелись!

— А ты его спасешь? — Катя замерла и с надеждой посмотрела на Стешу.

— А я его спасу!

Она не знала, как будет спасать это измученное, потерявшее силы и надежду существо, но точно знала, что не сможет пройти мимо, не возьмет на душу такой грех. Самодельный посох все еще был при ней. Но поймет ли волчонок, что она хочет сделать? Хватит ли у него сил?

Стеша встала на четвереньки на берегу «оконца», выкинула вперед руку с посохом, сказала тихо и ласково, чтобы не напугать:

— Хватайся, маленький! Ну же, хватайся за палку!

Несколько долгих мгновений волчонок продолжал беспомощно барахтаться в болотной жиже, а потом его оранжевые глаза сделались ярче. Промелькнуло в них что-то: то ли понимание, то ли надежда.

— Хватайся! — повторила Стеша, подталкивая посох как можно ближе к волчонку. — Ну, давай!

Он оказался сообразительным, этот несчастный звереныш. Он вцепился челюстями в палку, он даже пытался загребать передними лапами, помогая Стеше. Стеша потянула палку, борясь с трясиной, не желающей отпускать свою жертву. Она почти справилась: волчонок был на расстоянии вытянутой руки от нее, когда его покинули последние силы. Под воду он ушел тихо и молча. Просто закрыл глазки, просто разжал челюсти. И Стеша сделала непоправимое: забыла про сестру, про свои обязательства и страхи. Соскальзывая с моховой кочки в ледяную воду, она думала только о звереныше.

Трясина сначала застыла, наверное, от неожиданности, что вместо одной жертвы получит сразу две, а потом радостно причмокнула. Твердь ушла из-под Стешиных ног. Теперь уже сама Стеша барахталась в черной, обжигающе холодной жиже. В ушах звенело то ли от холода, то ли от шока. Где-то далеко за пределами слышимости кто-то плакал и звал ее по имени, а она барахталась, пытаясь нашарить в трясине звереныша. У нее получилось не с первого и не со второго раза. Но когда она уже почти потеряла надежду, рука наткнулась на что-то