Битва веков - Александр Прозоров

После приема Иоанн увел князя с собой, выслушал, и уже через неделю снова послал его на юг, на этот раз — призывая воеводу Воротынского к себе.

Совет состоялся надень Герасима-грачевника[21]. И опять судьбу будущей войны решали лишь трое людей: царь Иоанн Четвертый и князья Сакульский с Воротынским.

— От Оби на Москву всего четыре тракта идут, — развернув поземельную роспись, начал отчитываться воевода. — Коломенский, Серпуховской, Каширский и Калужский тракты. Вдоль Оби на любой из них выйти можно, у Москвы тоже, однако же в прочих местах меж ними не перейти, леса там густые, дровяные и строительные. Пешие али конные малым числом по узким тропкам, может статься, и проберутся, но сотнями уже тяжко, а с обозами и вовсе никак. Посему на какой путь басурмане повернут, тем им до самой Москвы идти и придется. Серпухов город крепкий, каменная крепость в нем ныне поставлена прочная, припасы собраны богатые. Возле него же мыслю главные рати собрать. Место выходит неприступное. Посему, полагаю, его татары стороной обойти попытаются, Коломенской или Каширской дорогой двинутся. Как токмо сие ясно будет, полагаю полки от Серпухова вдоль Оби до нужного тракта провести и по их следу двинуться.

— А как же Калужская дорога? — указал на карту царь.

— Начало Калужского тракта от Серпухова дальше всего, государь. На нем я замыслил возле Данилова монастыря второй полк поставить, числом от основных сил около трети. Коли татары сей путь изберут, полк им путь преградит и сражаться станет, пока Большой полк до Калуги добирается и с юга тракт перекрывает, дабы удрать крымчакам было некуда. Опосля к Москве идет, татарам в спину бьет, и истребляем мы их до последнего басурманина.

— Сладко сказываешь… — покачал головой Иоанн.

— От Данилова монастыря до Москвы близко. Едва от Серпухова сообщат, каковой тракт татары выбрали, Каширский или Коломенский, — продолжил князь Михайло, — Малый полк к Москве выйдет и встреч татарам двинется. Какой бы они путь ни выбрали, все едино меж двух полков зажмем и истребим начисто. Для безопасности столицы полагаю стрельцов в ней оставить, на тот случай, коли кто из басурман прорвется все же, али Малый полк вовсе не выдержит. Нам по замыслу главное, чтобы назад никто из грабителей степных не вырвался. А на дороге их перебить, али под стенами московскими — то не важно. Посему второй полк столь небольшим сделать и предлагаю. Малое число и перебросить с места на место легче, и коли не выдюжит, не так страшно. Большой же полк устоять обязан при любом случае!

— Разумно, — кивнул царь, рассматривая поземельную роспись с пометками воеводы. Несколько минут он размышлял молча, потом снова кивнул: — Разумно. Токмо скажи мне, княже, почто мы черту засечную тогда строили, серебра и сил извели столько, коли татар ты намерен за нее пропустить?

— Черта важна, государь, ибо малыми силами за нее татям степным не прорваться. Коли тысяч десять, двадцать али даже сорок, то не прорвутся, по ту сторону останутся зубами щелкать да от голода выть. Большую же силу все едино простыми валами и засеками не удержать, прорвутся. Опять же, ловушка, что нами придумана, лишь раз сработать может, во второй настороже татары будут. Посему, коли ловить, то рать большую. С малыми пусть засеки и обычные полки порубежные управляются.

— Разумно, — в третий раз признал Иоанн. — Могу порадовать вас, бояре, своего вы добились. Со всех сторон меня упреждают, что набег небывалой силы султан османский задумал. Крымскому хану приказал всех мужчин до последнего ребенка в седло поднять и даже янычар своих обещает. Но пока мест не присылает, ибо война за Кипр у него нежданно случилась. Сие нам на руку. Побьете татар, без них янычары одни к нам не пойдут, — осенил себя крестным знамением Иоанн. — Быть по сему! План твой, Михаил Иванович, утверждаю. Тебе доверяю силы лучшие, все опричные полки. Полагаю, с земель, в опричнину взятых, никак не менее двадцати тысяч детей боярских наберется. Будешь встречать нашествие в предместьях московских. Я же под руку войско земское возьму. Оно, надеюсь, числом не менее шестидесяти тысяч составит. Стрельцы городские, коли ты так решил, пусть в Москве сидят крепко.

— Один я как не пришей кобыле хвост, — подвел итог Зверев.

— Прости, княже, но не от недоверия к тебе сие выходит, а из того, что лишь ты средь немногих людей доверенных, — развел руками государь. — Опыт печальный показывает, что планы, слишком рано объявленные, ворогу очень скоро известны бывают. Посему до появления сил татарских о ловушке задуманной никому ни слова! Ты, Андрей Васильевич, при воеводе Большого полка князе Иване Дмитриевиче Вельском находиться станешь с грамотой моей именной. Мне, сам понимаешь, сторожем в порубежье сидеть невместно. Коли придут вести о татарском нашествии, ты решить должен, малы али велики силы их для того, чтобы план ваш осуществлять. Коли придет татар шестьдесят тысяч али близко к тому, не мешай воеводе земские полки встреч выводить и в поле с ними биться. Пусть бесхитростно прогоняют. Коли и вправду их заметно больше соберется, вот тогда грамоту мою с приказом и отдашь, и на словах объяснишь воеводам, что делать надобно! В грамоте все то же самое написано будет и печатью моей скреплено. Сам же на коня садись и мчись ко мне во весь опор на перекладных! От Серпухова сюда почтовыми лошадьми всего полдня ходу. Я настороже ожидать стану, сразу в стремя поднимусь. Через день во главе земского ополчения уже стоять буду и все, как мы ныне уговорились, исполню.

— Зачем самому скакать? — не понял Зверев. — Отчего гонца простого не послать?

— Потому, что ты не гонец и важность сего известия понимаешь, — ответил Иоанн. — И я во главе рати стать желаю потому же. Тут просто гонцом, просто приказом воеводам не обойтись. Догляд личный необходим. А ты что скажешь, Михаил Иванович?

— Воля твоя, государь. Доверяешь полк Малый, буду им командовать, — склонил голову воевода.

— Не прибедняйся, княже, — улыбнулся Иоанн. — В твоем плане лишь для двух воевод место имеется. Стало быть, вторым после царя будешь, куда уж выше? — Государь посерьезнел. — Завтра же к Данилову монастырю отправляйся. Князю Черкасскому я прикажу без промедления опричные земли исполчать под твое знамя. Оно местом сбора будет. Ты же, Андрей Васильевич, отдохни две недели. Поместная роспись дело тяжкое. Так надобно бояр и князей воеводами по старшинству расставить, чтобы споров местнических меж ними ввиду врага не возникло. Половина приказа Разрядного ныне этим занимается, и управятся не скоро. Кроме имени воеводы Большого полка ныне сам никого не ведаю. Как роспись придет, тогда и грамоту для тебя составлю.

Ожидание царской грамоты вместо двух недель растянулось на три, а потом случилось половодье, задержавшее князя Сакульского еще на две недели, и до Серпухова он добрался только в начале мая. Земское ополчение уже успело собраться здесь почти полностью, выстроив рядом с городом каменным еще один, войлочно-полотняный, со своими улицами, кварталами, церквями, коновязями и стогами. Причем размерами — чуть не втрое больше самого Серпухова. Да оно и не удивительно: ведь ратный лагерь стенами никто не ограничивал, а обосновывались служилые люди здесь всерьез и надолго. Все знали, что жить в поле придется месяца четыре, а то и пять, и обычным потником и седлом под голову тут никак не обойдешься.

Для охраны южного порубежья бояр исполчали каждый год, и они жили общим лагерем с первых теплых дней и до первых затяжных осенних ливней. Степняки, как всем давно известно, зимой воевать не способны вовсе, а потому осенью ополчение расходилось, чтобы следующей весной их место заняли другие. Служили вкруг — по очереди. Но иногда, при тревожных известиях из Крыма, призывали всех, кто вписан в разрядные книги — как этим летом. Правда, чаще всего служба заключалась лишь в пустом пребывании возле Серпухова, пирушках и редких выходах в дальние дозоры. Нередко от тоски и безделья бояре сами отправлялись в набег на Дикое поле, выискивая отдельные кочевья или табуны с небольшой охраной, разоряли ногайские стойбища. Иногда им приходилось выступать навстречу татарским тысячам, что заявлялись грабить русские земли. Но крупные набеги случались раз в пять-десять лет, мелкие же шайки разгонялись обычными дозорами. А потому большую часть порубежной службы бояре просто жили большим лагерем, беспокоясь о домашнем хозяйстве и знакомясь друг с другом.

Князь Сакульский службу знал — а потому тоже приехал со своей палаткой, которую Изольд и Полель поставили между расшитым ливонскими гербами просторным парусиновым навесом и крытой замшевыми полотнищами юртой. И то и другое явно было трофейным, привезенным хозяевами из прежних походов. Ратная служба, известное дело, приносила боярам не только хлопоты.