Русская поэзия XVIII века - Сборник

163

Властителям и судиям – Переложение 81-го псалма. Предполагают, что внешним толчком к написанию оды послужил случай, переданный самим автором: «В 1779 г. был перестроен под смотрением его (т. е. Державина. – В. К.) Сенат, а особливо зала общего собрания, украшенная… лепными барельефами… между прочими фигурами была изображена скульптором Рашетом Истина нагая, и стоял тот барельеф к лицу сенаторов, присутствующих за столом; то когда изготовлена была та зала и генерал-прокурор князь Вяземский осматривал оную, то, увидев обнаженную Истину, сказал экзекутору: „Вели ее, брат, несколько прикрыть“. И подлинно, с тех пор стали отчасу более прикрывать правду в правительстве». В первоначальной редакции было: «И так, коль истины не стало, И правды в свете нет нигде…» В надежде получить разрешение на издание своих произведений поэт в 1795 г. представил стихотворение в числе других Екатерине П. К тому времени при дворце разошелся слух, что 81-й псалом использовали против короля революционеры-якобинцы и распевали его на парижских улицах. Екатерина II выказывала Державину недовольство, а вельможи сторонились его. Говорили даже, будто секретарю Тайной канцелярии Шешковскому отдано приказание «допросить» поэта. На обеде у графа А. И. Мусина-Пушкина бывший посланник в Константинополе Булгаков спросил Державина: «Что ты, братец, пишешь за якобинские стихи?» Поэт ответил ему, что «царь Давид не был якобинец» и что «песни его не могут быть никому противны». Тогда же Державин написал объяснительную записку – «Анекдот», которую разослал влиятельным лицам – статс-секретарю императрицы Трощинскому, вице-канцлеру графу Безбородко и фавориту Екатерины II графу П. А. Зубову. После этого все «как рукой сняло: все обошлись с ним так, как ничего не бывало». Однако разрешения на издание Державин так и не получил. До 1795 г. печаталось дважды.

164

Фелица – как объяснял Державин, богиня блаженства, счастья. Поводом к написанию оды послужила «Сказка о царевиче Хлоре», которую сочинила Екатерина II для своего внука Александра (будущего императора Александра I). В 1781 г. сказка была напечатана. Сюжет ее состоял в том, что Хлор, сын киевского князя, был похищен киргизским ханом. Желая проверить молву о необыкновенных способностях мальчика, хан послал его искать розу без шипов. По дороге он встретил дочь хана – Фелицу, которая хотела сопровождать Хлора. Однако в этом ей помешали муж, султан Брюзга, и мурза Лентяг. Хлор во время странствий подвергался различным искушениям, но с помощью Рассудка, сына Фелицы, благополучно достиг цели: на крутой каменистой горе он увидел розу без шипов (добродетель) и сорвал ее. После того он вернулся к хану, и тот отправил его вместе с розой к отцу. В оде Державин сохранил «забавный слог» и образы сказки, придав им новый смысл и сатирически высмеяв приближенных Екатерины II, «хотя без злоречия, но с довольною издевкою и с шалостью». Однако Державин опасался печатать «Фелицу». Она была опубликована лишь в 1783 г. президентом Российской академии Е. Р. Дашковой в «Собеседнике любителей российского слова» под заглавием: «Ода к премудрой Киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка 1782 г.» В «Объяснениях на сочинения…»(В дальнейшем – Об. Д. Примеч. ред.). Державин рассказал, что авторство его императрица узнала от Е. Р. Дашковой. Вскоре ода стала широко известна при дворе и петербургскому обществу, так как Екатерина II рассылала ее оттиски к своим приближенным, подчеркивая те места, которые относились к адресатам. С оды «Фелица» началась слава Державина. Современники отметили новизну слога, его простоту, столь необычную среди «громких тонов». Стихи оды Державин прокомментировал в «Объяснениях…», которые здесь используются.

165

Богоподобная царевна Киргиз-Кайсацкия орды… – Называя Екатерину II Киргиз-кайсацкою царевною, поэт имел в виду не только «Сказку о царевиче Хлоре», но и то, что у него были деревни в тогдашней Оренбургской губернии, по соседству с киргизскою ордою, подвластной императрице.

166

Читаешь, пишешь пред налоем. – «В то время Императрица занималась сочинением законов, как то: грамотой дворянства, уставом благочиния и прочими, скоро после того вышедшими законами» (Об. Д.).

167

Подобно в карты не играешь. Как я от утра до утра. – Карты были излюбленной игрой при русском дворе XVIII столетия. Екатерина, будучи еще великой княжной, также проводила время за карточной игрой. Державин, назвавшись мурзой (тут он имел в виду и свое происхождение от мурзы Багрима, выехавшего из Золотой Орды в Россию в XIV столетии), перенес часть недостатков вельмож на себя. Сам он в молодости увлекался картами, просиживая целые дни за модным тогда вистом.

168

Коня парнасска не седлаешь… – «Императрица, хотя занималась иногда сочинением опер и сказок… но стихов писать не умела и не писала, а когда надобно было, то препоручала статс-секретарям Елагину и Храповицкому, потом и прочим» (Об. Д.).

169

К духам в собранье не въезжаешь… – «Императрица не жаловала масонов (участники религиозно-этического движения, ставившие своей целью создать тайную всемирную организацию и мирным путем объединить человечество в религиозном братском союзе. – В. К.) и в ложу к ним не езжала так, как делали многие знатные» (Об. Д.).

170

Скачу к портному по кафтан. – «Относится к прихотливому нраву князя Потемкина, как и все три ниже следующие куплеты, который то собирался на войну, то упражнялся в нарядах, в пирах и всякого рода роскошах» (Об. Д.).

171

Или великолепным цугом… – Граф Сегюр вспоминал: «Всякий, кто имел чин выше полковничьего, должен был ездить в карете, запряженной четверкой или шестеркой лошадей, с бородатым кучером в кафтане и двумя форейторами». Цугом – запряжкой, в которой лошади идут одна за другой или парами.

172

С собакой, шутом или другом… – Вельможи, например князь Потемкин и граф Орлов, держали, по старому обычаю, при себе шутов-любимцев.

173

Лечу на резвом бегуне. – «Относится тоже к нему (Потемкину. – В. К.), а более к гр. Ал. Гр. Орлову, который был охотник до скачки лошадиной» (Об. Д.).

174

Или кулачными бойцами… – «Тоже к Орлову относится, который охотник был до всякого молодечества…» (Об. Д.).

175

И забавляюсь лаем псов… – Имеется в виду граф П. И. Панин, любивший псовую охоту.

176

Я тешусь по ночам рогами… – Речь идет о С. К. Нарышкине, обер-егермейстере, который первым завел роговую музыку.

177

Между лентяем и брюзгой. – Мурза Лентяг и султан Брюзга – персонажи «Сказки о царевиче Хлоре» Екатерины П. Сама императрица под Лентягом подразумевала Потемкина, а под Брюзгой – Вяземского, начальника Державина.

178

Что отреклась и мудрой слыть… – намек на то, что Екатерина отказалась принять от Сената и депутатов, созванных для составления проекта нового Уложения, наименований Великой, Премудрой, Матери отечества.

179

Там можно пошептать в беседах. – «При императрице Анне столь было строгое правление, что если двое пошепчут между собой, то принималось за подозрение какого-либо умыслу, и нередко таковых по доносам отвозили в тайную канцелярию» (Об. Д.).

180

За здравие царей не пить. – «В то же правление те, которые в публичных пиршествах не выпивали большого бокала какого-нибудь крепкого вина, за здравие царицы подносимого, принимались за недоброжелателей ее и отсылались в тайную» (Об. Д.).

181

Там с именем Фелицы можно В строке описку поскоблить… – «Тогда же за великое преступление почиталось, когда в императорском титуле было что-нибудь поскоблено или поправлено. Сие продолжалось даже до времен Екатерины II, при которой уже стали переносить императорский титул и в другую строку, когда в первой не помещался. Разумеется, что не разделяли речений, что-либо значущих, а прежде того никак того сделать не смели, и таковых писцов, кто в сем ошибался, часто наказывали плетьми» (Об. Д.).

182

Или портрет неосторожно Ея на землю уронить. – «Равномерно подвергались несчастию кто хотя ненарочно из рук выранивал монету с императрицыным портретом: довольно было клеветнику донесть, что бросил кто изображение лица, то отвозим был в тайную, по одному крику, что я знаю за собою слово и дело государево; того, на кого сие сказано, забирали под крепкую стражу, дом весь кругом запечатывали и отвозили в столицу к тайному розыску» (Об. Д.).