Дар полночного святого - Мила Бояджиева

— Совершенно ни к чему! — Доктор смущенно фыркнул. — Ему совершенно противопоказана лишняя известность. Это понятно.

Аня кивнула. Пресса отражает лишь то, что угодно заказчику. Историю создают герои, а её версию для общественности — тот, кто сильнее, то есть тот, кто нанимает этих героев.

— Человек такого масштаба, как ваш покровитель, мадмуазель, сумеет «отредактировать» творческие изыски любого папарацци — на страницах светской хроники появится именно то, что ему будет необходимо.

— Выходит, своего жениха я увижу лишь завтра?

— Понимаю женское любопытство. Могу заверить — он вовсе недурен. На мой взгляд, правда, несколько молод.

Аня лишь шире распахивала глаза, но старалась молчать, не проявляя удивления. Безумие — странная вещь. Это как сон — в нем сплетаются самые неожиданные сюжеты. Стоит пренебречь бредом, чтобы выудить золотые слитки счастья.

— Понимаю, вы волнуетесь. В одиннадцать часов примите двойную дозу капель, вот эту капсулу, и к восьми утра будете выглядеть, как майская роза.

— В восемь?

— Да, в 8.30 явятся парикмахер и визажист. Туалет, насколько мне известно, одобрен вами.

— Платье выглядит чудесно. — Она сияющими глазами посмотрела на доктора, — конечно же симпатичный толстяк — добрый волшебник, руководящий всей чудесной игрой. — Я так благодарна вам, мсье Джанкомо.

— Этьен. — Дочь утверждает, что я далеко не старикашка.

— Вы очаровательны, Этьен.

— Вот и отлично. Думаю, когда-нибудь я буду врачевать ваших деток. Ведь вы доверите мне малыша?

— Только вам… Только вам, доктор, с мольбой посмотрела на него Аня. — Но вы не исчезните?

— Избави Бог. Имею прекрасный гороскоп и длинную линию жизни.

4

Аня поступила точно по инструкции Этьена: в одиннадцать, лежа в постели после ароматной ванны, проглотила необходимые лекарства и с удовольствием растянулась на широкой постели. — Завтра… Завтра случится нечто невероятно прекрасное, фантастическое… Она не волновалась, она предвкушала. Это немыслимо — все снова начнется со свадьбы! Впереди — целая жизнь… А если… — Аня села от страшной догадки. — Если таков неведомый смертным закон: все повторяется бесконечно, заново прокручивается один и тот же сюжет, завершаясь взрывом автомобиля… Очевидно, там, на московском заснеженном шоссе она умерла, а все последующее — жизнь после смерти. «И радость, и ужас будут повторяться до тех пор, пока ты не поймешь, где допустила ошибку и не сумеешь исправить ее», — шепнул зловещий собеседник, прячущийся в лабиринтах её воспаленного воображения.

«Совсем не страшно пережить беду, зная, что это лишь условие некой игры. Михаил гибнет, мы расстаемся, чтобы снова встретиться и пройти той же дорогой! — Спорил внутренний голос влюбленной женщины. — Я готова к испытаниям».

«Но каждый раз и боль, и ужас потери будут такими же. Ведь ты уже боишься потерять иллюзорного Михаила, а что будет потом? Каково ему — снова и снова пережить кошмар преждевременной смерти?» — пытал её вопросами неведомый злодей. — «Ты быстро поддалась чарам, дурману прекрасной лжи. Ты позволяешь фантомам заманить себя в ловушку и даже не пытаешься искать правильный выход. А ведь именно для этого даются человеку испытания».

Аня запуталась. Не было никого, кто мог бы помочь ей. Но ответ есть, он совсем близок, чувствовала она. Надо лишь сосредоточиться и ждать, прислушиваясь к себе.

Тикали часы, нанизывая на нить вечности бесконечную чреду минут, ровных, кругленьких, как жемчужины. Аня не спала — её сознание сконцентрировалось в крошечной ослепительной точке. Так фокусируется солнечный луч, пройдя через линзу: светящаяся искра блаженного ожидания.

Дверь тихо скрипнула, что-то прошуршало совсем рядом. Заслонив мягкий свет из окна, над Аней склонился темный силуэт. Она затаилась, слыша, как громко колотится сердце. Человек замер, прислушиваясь. Но, видимо, не услышал ничего, кроме ровного дыхания спящей. Щелкнула зажигалка, запахло воском, кожа ощущала язычок свечи, трепещущий у лица. И дыхание — такое знакомое, чуть присвистывающее дыхание…

Она подняла веки и оцепенела. Серые глаза Михаила смотрели на нее. В огромных черных зрачках плясало отражение пламени, и было в них нечто тревожное, опасное, пугающее… Не так-то легка встреча с потусторонним. Аня охнула и зажмурилась. Дуновение — свеча померкла. Скрипнул паркет, затем дверь — мягкие, едва слышные шаги затихли вдали.

— Постой! Я больше не боюсь. Не уходи! — Аня рванулась вдогонку. Перед ней во тьме коридора, слабо колебалось золотистое свечение, исчезающее за поворотом.

— Михаил! — Только тишина в ответ — мирный сон пустого дома.

«Я не остановила его! Ни о чем не спросила и ничего не сказала… Ведь он приходил неспроста. Он подал мне знак! Господи! — Сев на кровати, Аня сжала голову. — Что же я должна понять, как поступить, чтобы не допустить прежних ошибок? Ну подскажите мне, силы небесные!» — Она механически схватилась за медальон, висящий в вырезе ночной сорочки. На задней стенке овального золотого брелка, в хитросплетении гравировки были различимы крестик и мелкая вязь — «Спаси и сохрани». Может быть, все-таки нужна вера? Причастия, исповеди, венчание в церкви? — Если так, то теперь я верю! — Аня неумело перекрестилась.

Верочка в церковь не ходила, а молилась потихоньку на доставшуюся от тетки иконку Богоматери. Михаил с усмешкой называл себя атеистом. И как-то сказал: «Это не так уж страшно. Атеизм отрицает не только Бога, но и сатану. Ничего нет, кроме человека. Но человек может стать всем!».

«Господи! Михаил поймет, или понял уже, что ошибался! Он исправит ошибку, он щедрый и добрый. Не надо больше мучить нас…» — взмолилась она и прислушалась, ожидая ответа. Все так же с легкими ударами отскакивали жемчужины минут и где-то далеко в спящем городе, выли сирены торопящихся машин — пожарных или скорой помощи. Они то удалялись, то возникали вновь с другой стороны: кружили где-то рядом, и казалось, круги сужаются!

Может, это и есть ответ? В Москве, на месте происшествия, сколько стояло их — в копоти и в гари, — среди испуганно-любопытной толпы. Аня пробивалась сквозь оцепление, крича: «Я жена, жена!» И повисла на руках милиционеров, не подпускавших никого к удушливо дымящим останкам «мерседеса».

«Вдова, деточка ты моя…», — прижала её к себе подоспевшая мать, стараясь заслонить копающихся среди искореженного металла людей в одежде пожарных… Острая боль пронзила живот, Аня скорчилась и погрузилась в темноту…

«А замужем тебе не бывать…» — вспомнила она, придя в себя на больничной койке, пророчество уличной нищей. Это случилось в разгар её романа с Михаилом, — выпрыгнув из автобуса, Аня нечаянно толкнула старуху, и пока собирала вывалившееся из её кошелки на мокрый асфальт тряпье, краем уха слышала злобное карканье: «Не жди счастья, бедовая. Не жди. Ни счастья, ни мужа тебе не видать»…

Может, это не досадная случайность, а самое что ни на есть пророчество? Она не послушалась, стала женой. А потом — вдовой.

«Выходит, ошибка в свадьбе? В самом начале рокового пути?! Так вот в чем все дело! — Вдруг осенило Аню. — Я должна уйти с его дороги. Принести жертву. И тогда — все будет по-другому! Я должна разорвать замкнутый круг. Михаил явился и ушел, подавая знак свечей. Он показывал, что должна уйти из этого дома и я! Он приходил тайно — значит, не хозяин тут. А хозяин, затеявший жуткую игру — сатана!».

Она схватилась за стакан — зубы лязгнули о стекло, тело сотрясала дрожь. Быстрее… Успокоительные капли, еще… Накинула плащ, выскользнула в коридор, сбежала по лестнице в холл — яркий и пустой. Берта не сможет удержать её — она всего лишь прислуга. Но пожилая дама не появилась, а в стеклянных дверях вообще не было замка. Однако, толстые дверцы не открывались, словно намертво вросли в золоченую раму. Тогда Аня свернула в арку, за которой начинался полумрак тихих комнат. Миновала коридоры, кухню, даже в свете фонарей, падающем из окон, показавшуюся знакомой. Прошла через сумрачное полуподвальное помещение с мигающими глазками отопительной установки, толкнула едва заметную дверь — и оказалась в свежести весенней ночи, омытой мелким, сетчатым дождиком.

Это было так неожиданно и приятно, словно кто-то одобрительно погладил беглянку по голове. Теперь она и вовсе не сомневалась — размашисто шагала по дорожке, ведущей в глубь едва одетого зеленого сада. Услышала стук каблучков — и только тут поняла, что выскочила в белых туфлях на тонких высоких шпильках, приготовленных к свадебному платью. Подсвеченный фонарями сад был похож на Парк культуры, приготовленный к массовому гулянью, — даже струи в искрящемся сквозь кусты фонтане наливались попеременно рубиновым, изумрудным и сапфировым сиянием. С веток капала и, кажется даже, приятно звенела вода.