Умирать - в крайнем случае - Богумил Райнов

- Следовательно? - позволяет себе задать вопрос шеф.

- Следовательно... - Ларкин пожимает плечами, мол, он не намерен отвечать на дурацкие вопросы.

- Ну а вы, Питер, что можете сказать в свою защиту? - обращается Дрейк ко мне.

- Ничего, - отвечаю я.

- Как так "ничего"? - удивляется рыжий. - Смотрите, как оправдал себя Ларкин. А вы - "ничего"!

Американец невозмутимо молчит, хотя, вероятно, видит шефа насквозь.

- Да, вы оба ставите меня в трудное положение, - после короткой паузы признается Дрейк. - Один то и знай молчит, будто в рот воды набрал, а другой то и знай оправдывается.

- У меня нет намерения оправдываться, - холодно возражает американец.

- Да, надо сказать, вы абсолютно спокойны, - говорит Дрейк. - Видите, Питер, какую самоуверенность приобретает человек, который служит в ЦРУ.

Он бросает окурок сигары в пепельницу, не потрудившись потушить его, лениво встает с кресла и уже другим тоном произносит:

- Думаю, что нам пора кончать.

И поскольку американец продолжает сидеть, не говоря ни слова, Дрейк поясняет:

- Кончать с вами, Ларкин.

- Не важно, кому я служу - ЦРУ или кому-нибудь еще, - все так же невозмутимо говорит Ларкин, вставая, - но за меня есть кому заступиться, Дрейк. Людям, которые мне покровительствуют, известно все. Даже та подробность, что я в данный момент нахожусь в вашем кабинете.

- Ну вот, наконец-то вы раскрыли свои карты! - восклицает шеф и разражается хриплым смехом. - Значит, я поймал вас на удочку. Больше мне ничего не нужно, уверяю вас.

Он смотрит на Ларкина своими маленькими голубыми глазками и пренебрежительно машет рукой.

- Теперь можете идти. И лучше не попадайтесь мне на глаза.

Дрейк подходит к письменному столу, и я догадываюсь, что он нажимает невидимую кнопку звонка. И даже если бы я не догадался, то внезапное появление Боба и Ала достаточно красноречиво говорит об этом.

- Проводите его, - приказывает шеф. И добавляет фразу, заставившую американца споткнуться в дверях. - И чтобы никакой крови в коридоре. Отведите его к Марку, в подвал.

- Послушайте, Дрейк! - В голосе Ларкина нет прежней невозмутимости. Вы угадали: я действительно служу в ЦРУ.

- Знаю, знаю, - сговорчиво замечает шеф. - Но что поделаешь: все люди смертны, даже те, кто служит в ЦРУ.

Гориллы хватают американца, и в эту минуту Ларкин, забыв о своей выдержке, вдруг начинает кричать и вырываться, но Боб тычет ему в зубы кулаком, а Ал выворачивает руку до тех пор, пока Дрейк не урезонивает их:

- Успокойтесь, ребята. Я же сказал: никакой крови.

Марк и на этот раз сделал свое дело аккуратно. Марк - исполнитель образцовый. Посланник смерти, проникшийся полным сознанием ответственности за выполняемую миссию.

Труп бедняги Ларкина, как и следует ожидать, хорошо упакован. Гориллы заботливо укладывают его в багажник машины, которая направляется к берегам Темзы.

- Должен вам сказать, Питер, что я всегда был сторонником подобного способа захоронения, - говорит мне по этому поводу шеф. - В нем есть некая особая торжественность... и еще - что может быть достойнее, как отплыть вниз по течению нашей древней реки в страну вечного покоя. Да, это в духе добрых британских традиций. Вам, людям с континента, возможно, это непонятно, но мы, дружище, морская держава, море всегда было для нас матерью.

Дрейк произносит эти слова с таким пафосом, что они, пожалуй, способны вызвать слезы умиления у тех, кто его не знает. Но я-то его знаю. Настолько хорошо, что даже испытываю нечто похожее на сострадание к этому типу Ларкину, который, несмотря на свою отвратительную роль и отвратительный характер, в конце концов был просто винтиком в чудовищной машине.

Следующие дни проходят вполне спокойно, то есть я почти не общаюсь с Дрейком, который, хотя и притворяется безразличным, явно потрясен вторжением в его жизнь сильного конкурента. Не в том смысле, что он боится мести ЦРУ: пускай себе ЦРУ ищет исчезнувшего Ларкина, если ему больше нечего делать. Просто Дрейку нужно время на то, чтобы хорошенько проанализировать свои планы и внести соответствующие коррективы.

Пользуясь сложившейся ситуацией, я позволяю себе чаще покидать нашу неприглядную улицу, чтобы побродить по широким бульварам и площадям города. И делаю я это вовсе не потому, что хочу изучить Лондон, просто мне хочется хотя бы на время освободиться от ощущения удушья, которое обычно возникает при длительном пребывании в замкнутом пространстве, будь то застрявший между двумя этажами лифт или зажатая между двумя шеренгами домов Дрейк-стрит. Нет, я не имею ни малейшего желания изучать Лондон и его достопримечательности. Я просто бесцельно расхаживаю по улицам в кратких промежутках между частыми ливнями, чувствуя, как меня со все сторон окутывает своеобразная атмосфера города, пропитанного осенней влагой и духом минувших эпох.

И пока я лавирую в толпе или, занятый своими мыслями, шагаю по опустевшим тротуарам, в моей памяти откладываются картины улиц Сити и заполненных народом широких торговых артерий. Она запечатлевает громаду собора святого Павла, увенчанного огромным куполом; вонзенный в свинцовое небо шпиль Биг-Бена; длинный и мрачный фасад парламента с его псевдоготическим стилем и еще более мрачный фасад дворца Сент-Джеймс; массивную колоннаду Британского музея и Биржи; всегда оживленный Лондон-бридж и неприветливый Тауэр-бридж. Все эти фронтоны, колонны, тронутые паутиной времени башни, темные куполы, бронзовые памятники и мраморные фонтаны представляют собой страницы биографии с годами поблекшей, но все еще не утратившей своего величия империи.

Этот бесконечный лабиринт не имеет ничего общего с крохотными и жалкими владениями Дрейка. Хотя в конечном счете империя Дрейка - это миниатюрная, уродливая копия Британской империи. Главные двигатели в них одни и те же - грабеж и насилие. А что касается масштабов, то в конце концов все зависит от возможностей - разве может, скажем, какой-то жалкий гангстер - мистер Дрейк соперничать с династиями Тюдоров и Стюартов.

Похоже, однако, что Дрейк завладел моими мыслями, раз я вспоминаю о нем даже тогда, когда размышляю об исторических судьбах Брианской империи. Дрейк со своей грубой силой и всеми своими слабостями, которые представляются мне не менее опасными, чем его сила. Взять хотя бы эту довольно легкомысленную расправу с Ларкиным. Ведь рука у ЦРУ и впрямь длинная, ничего удивительного, если она одним неожиданным ударом прихлопнет и Дрейка, и его скромного секретаря.

Конечно, с одной стороны, благодаря исчезновению американца на какое-то время устранена угроза непредвиденной провокации против нашей страны. Но устранена ненадолго. Наивно было бы думать, что соответствующий отдел ЦРУ, потратив столько времени и средств, примирится с тем, что на операции нужно поставить крест, и признает свое поражение. Одно неясно: какие именно контрмеры будут предприняты и против кого. И именно на этот вопрос я не могу дать ответ, придется, ничего не предпринимая, ждать следующего хода противника.

Ждать приходится большей частью на улицах города или в квартире мисс Грей. К сожалению, Линда не из тех женщин, которые способны поднять дух, в последнее время она, по-моему, сама нуждается в том, чтобы ее веселили. Не знаю, то ли из-за дождливой погоды, то ли по какой другой причине, Линда выглядит подавленной, наши разговоры с ней напоследок состоят из ничего не значащих фраз. Возможно, во все виноват установленный в ее квартире микрофон, хотя не могу поручиться, что без микрофона мы бы с ней ударились в откровения.

Что касается микрофона, то Линда давно перестала обращать на него внимание и больше не тратит усилий на придумывание каверзных вопросов, которые она должна задавать мне по сценарию Дрейка. Она просто молчит, а я следую ее примеру. Только иногда, когда я на рассвете провожаю Линду домой после выступления в "Еве", мы вместо слов обмениваемся ласками, с помощью которых люди пытаются спасти себя от одиночества, причем нередко без особого успеха.

Прошло несколько дней после расправы над американцем, я шел вечером на свидание с Линдой и вдруг заметил, что за мной следят. А так как у меня есть все основания думать, что слежка ведется не по инициативе Дрейка, мне тут же становится ясно, кто еще может заинтересоваться моей скромной персоной. Тем более что наблюдение ведется из автомобиля, причем ни водителя, ни сидящих на заднем сиденье пассажиров я до этого никогда не встречал.

Черный "форд" неотвязно следует за мной от Пикадилли-серкус до Черинг-кросс. Это вынуждает меня юркнуть в небольшой переулок, проезд машин по которому запрещен, затем быстро свернуть во второй, а потом - в третий. Пусть сидящие в "форде" молодчики покатаются по всему району, если им делать нечего.

Но они и не думают кататься. Они просто подкарауливают меня. Им, по-видимому, хорошо известны мои привычки: свернув за угол, чтобы пройти к подъезду дома, где живет Линда, я натыкаюсь на стоящий у тротуара черный "форд". В моем распоряжении не больше секунды, нужно сориентироваться, как поступить - войти в дом или вернуться назад. Я, однако, не делаю ни того ни другого: двое дюжих молодчиков заламывают мне за спину руки и заталкивают меня на заднее сиденье "форда".